Андрей Уланов - На всех хватит!
Проблема была в том, что среди уцелевшей части багажа ватиканских охотников не нашлось ничего, способного хотя бы немного сойти за лопату. То есть кое-что, конечно, было, но ковырять бесценным клинком каменистую мексиканскую почву — один из вернейших способов угробить этот клинок до боя. На предложение же одолжить пару мотыг в ближайшей деревне я удостоилась долгого взгляда, который, наверное, можно было назвать почти сочувственным.
В итоге в ход пошли два винтовочных штыка, мое мачете и котелки. С их помощью нам удалось «всего лишь» за три часа выдолбить две неглубокие ямки, в каждой из которых мог бы разместиться один стрелок — при условии, что он сумеет обвиться вокруг своего ружья не хуже оголодавшего питона. Три часа каторжного труда под палящими лучами полуденного солнца! При этом только на мое лицо осело не меньше фунта рыжей пыли, а уж сколько я ее проглотила — не хотелось даже думать.
Ямки предназначались для меня и Дэйва — сам же Маккормик, наряженный в «одолженную» после битвы за поезд армейскую форму, вместе с де Танвиллем собирался обосноваться на обочине. Обычный патруль, как он сказал, никто не должен ничего заподозрить.
Я попыталась объяснить ему, что в здешних местах обычный патруль состоит не меньше чем из десятка солдат, при которых столь же обязательно имеется офицер. Меньшими отрядами толпа сброда, громко именуемая мексиканской армией, попросту не… как же говорил мой приятель-лейтенант?., а, не оперирует. Во-первых, они боятся бандитов, а во-вторых, едва выйдя за пределы офицерского окоема, солдаты начинают себя вести точь-в-точь так же, как их необмундированные конкуренты. Да и присутствие офицера мало что меняет.
Маккормик спокойно выслушал меня, покосился на расколотый ущельем зеленый склон и изрек одну-единственную фразу:
— Они тоже не местные.
Замечательно. То, что эти ребята могут поступить так же, как и сам седоголовый — то есть попросту нанять проводника, в эту упрямую шотландскую башку, видимо, не пришло. Или он просто решил, что он уже все решил!
— Не злись, — мягко сказала Гвен, приседая на край моего окопчика. — Алан знает, что делает.
— Знает или думает, что знает?
Я скормила очередной патрон в окошко «винчестера». Мой старичок не пережил взрыва вагона, а этот новый — когда я разобрала его, кое-где еще поблескивала заводская смазка, — 44-го калибра карабин был чуть тяжелее. Впрочем, бегать мне с ним сегодня не придется… черт, скоба все же ходит туговато. Новый-новехонький… не думаю, что бывший владелец добыл его в честном бою.
— Он один из лучших охотников Европы.
— Охотно верю, Гвен. Но! Одна маленькая, незначительная деталь — здесь не Европа! Или Маккормику было недостаточно одной смерти, чтобы заметить эту подробность?!
— Ты злишься.
— Да, злюсь, — последнее слово прозвучало в унисон с лязгом затворной скобы. Здорово прозвучало — надо будет запомнить и использовать при случае.
— Поверь, у него достаточно опыта…
— Достаточно для чего? И какого опыта? Проклятье, он посадил нас с Дэйвом напротив — чтобы мы перестреляли друг друга?
— Ты злишься, — повторила Гвен. — И в тебе сейчас говорят эмоции, а не рассудок. Поверь, все пройдет нормально.
— Надеюсь, — буркнула я.
Последняя тлевшая у меня искорка надежды — что мне удастся убедить в своей правоте хотя бы Гвендолин и воздействовать на Маккормика через нее — медленно угасла.
— Где будешь ты?
— Там, — коротко сообщила рыжая докторша, кивнув в сторону дороги. — Присмотрю, чтобы на этот раз спасшихся бегством не оказалось.
— На этот раз?
— В отличие от поезда, — пояснила Гвен.
— Интересно, где же собираешься затаиться «там»? — усмехнулась я. — Или в число твоих многочисленных талантов входит умение оборачиваться кактусом?
— Мои таланты, — загадочно отозвалась доктор Рин, вставая, — очень разнообразны.
В этой команде, похоже, не было принято желать удачи перед боем — или они просто во всем брали пример со своего молчальника-Старшего. Поэтому я ограничилась тем, что трижды наспех пробормотала короткую молитву пресвятой Деве и трижды коснулась губами крохотного серебряного крестика. Затем свернулась и медленно натянула на окопчик усыпанное пылью одеяло.
Теперь мое укрытие нельзя было заметить, даже подойдя вплотную к нему. Разве что наступить.
Поправка — его наверняка можно будет обнаружить по запаху. Капельки пота резво сливались в потеки и ручьи, а моему дыханию позавидовала бы любая выброшенная на берег рыба. Или загнанная до полусмерти лошадь.
Через полчаса у меня затекла шея. Еще через час я попросту перестала чувствовать поджатые под себя ноги. Да уж, по сравнению с этой чертовой норой место моей предыдущей засады — яма под корнями — было настоящим раем на земле!
Потом я умудрилась почти задремать. Или это аукнулся давешний полет в компании курицы — но я битую минуту тупо пялилась на Маккормика, вышедшего на середину дороги, прежде чем сообразила, что это — сигнал! А сообразив, лихорадочно завозилась в своей норе, пытаясь вспомнить, в какой из многочисленных карманов спрятала пузырек с эликсиром.
Пузырек отыскался в правом нагрудном кармане рубашки. Это было не одно из моих привычных снадобий — пузырек вручила мне доктор Рин, — и мне оставалось лишь надеяться, что содержащееся в нем зелье успеет подействовать до того, как начнется ожидаемое веселье. А если не успеет… нет, об этом лучше даже не думать!
Эликсир подействовал почти мгновенно — изнуряющая духота на миг сменилась жгучим морозом, а затем я попросту перестала ощущать… эту… как ее… температуру окружающей среды! В ушах возник ровный гул, снизился до едва заметного шума и тоже пропал — а вместе с ним пропало дыхание. Зато я услышала шелест песка, скрежет камешков под сапогами сидящего на обочине Хьюго. Склонившись над когда-то белым обрывком полотна, он старательно изображал, что заинтересован одним-единственным на свете предметом — большой пузатой оплетенной бутылью. Запах текилы я тоже чувствовала — даже слишком явственно. Кажется, де Танвилль решил подстраховаться, окропив содержимым бутыли не только свою рубашку, но и пару ярдов земли вокруг себя.
Тени от кактусов вытянулись и расплылись — вокруг прежних четких черных полос возникла неясная полоса… октарина?
А затем я услышала стук подков.
Они приближались медленно — навьюченные мулы не любят быстро бегать, да и человеческие ноги после многих часов ходьбы по здешним тропам превращаются в две отнюдь не карточные колоды. Что вовсе не добавляет прыти их обладателям. Ближе к вечеру мысль о близком привале вдохнет в них новые силы, но сейчас косматый огненный шар висит еще высоко над горизонтом.
