Анатолий Радов - По стезе Номана
Стоявшее напротив меня существо звонко рассмеялось.
Хотя почему существо? Обычная девочка лет шести в длинном белом платьице, волосы светлые, до плеч, глаза огромные, как в японских мультиках. Девочка заливисто смеялась, и копье, которое она держала одной рукой, подергивалось. Альт! Тут не нужно быть гением, чтобы догадаться. От ее заразительного смеха самому хотелось засмеяться, но я сдержался. Кто его знает, на вид такая милая, а вдруг, если что не так, — возьмет и проткнет своим копьем. И как только его держит? Длина метра три, а она его как пушинку…
Но очень скоро все объяснилось. Девочка перестала смеяться и копье «отпустила». Оно осталось висеть в воздухе, потом вдруг резко исчезло, словно впитавшись в воздух. «Иллюзия».
— Привет, — осторожно сказал я, стараясь выразить лицом всю доброту мира. Девочка посмотрела на меня с искренним интересом, такой только у детей и бывает. Ничего положительного или отрицательного, просто глубокий, даже вдумчивый интерес. Я молча ждал.
— Ты похож на того, — сказала она наконец по-ольджурски и подула на челку, которая облачком вспорхнула вверх. А из-за спины на секунду показались кончики прозрачных крылышек. — Он проходил здесь две тысячи лет назад. По местному летоисчислению. Только у него кромь была сдвинута, а у тебя примерно посредине.
Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное, но мозгу даже не за что было зацепиться.
— А кто он? — спросил, улыбнувшись. Почему-то хотелось вести себя с нею как с ребенком, хотя уже было ясно, что раз она видела кого-то там две тысячи лет назад, то и возраст ее вряд ли соответствует внешности.
— Он сказал, что его зовут Сатэн. Он был рабом и шел воевать. Ты тоже раб и идешь воевать.
Она задумалась, а я и подавно. Последнюю фразу она произнесла без вопросительной интонации, то есть знала.
— У него кромь была почти у предела, и я сказала ему — если не хочешь, чтобы Старшие тебя убили, пройди это место до заката. Пока Старшие не проснулись.
Я тяжело сглотнул, а она посмотрела на меня заботливо.
— Тебе нечего бояться, у тебя кромь не у предела. Старшие тебя не тронут.
— Я немного не понимаю, — сказал честно.
— У каждого внутри есть кромь. Если она стоит близко к пределу, Старшие убивают, но остальных они не трогают. Они не злые, это их работа.
— А кто такие Старшие?
— Какой же ты непонятливый, — по-детски обиделась, надув губы, но ненадолго, через пять секунд уже всплеснула руками и заговорила с жаром: — Я тебе же объясняю: Старшие — это Старшие, а мы Младшие. Они появляются на свет взрослыми, а мы детьми, и навсегда остаемся такими.
— Вы бессмертные? — спросил я, услышав слово «навсегда». Надо же, этот мир наполнен разными странными существами, но я никогда еще не видел разумных «других», не людей в смысле, а тут вот, судя по всему, не только разумное, но и бессмертное существо.
— Мы существуем, пока существует Кромь, а Кромь существует пока… — она прикусила нижнюю губу, нахмурила лобик и вдруг хлопнула по нему ладошкой. — Вот же недотепа. Забыла, забыла. Надо будет у Старших спросить.
— Возможно, пока не коснется предела? — осторожно предположил я и позволил себе шевельнуться, усаживаясь поудобней.
— А ты откуда знаешь? — удивилась девочка, и ее без того большие глазенки стали еще больше.
— Додумался, — сказал я. — Логически.
— А как это — логически?
— Ну это… — Я стал подбирать слова, а в голове параллельно крутилась на первый взгляд глупая, но все же не лишенная доли разумности мысль: а если ребенок физиологически пяти-шести лет, но прожил очень долго, он станет умным, как взрослый? — Это когда одно вытекает из другого посредством определенных правил мышления, — объяснил кое-как.
— А-а, — протянула она, хотя по лицу было видно — не поняла. Но она и не стала задумываться, а тут же вдруг перескочила на другую тему. — А ты фокусы умеешь показывать?
— Какие фокусы? — удивился я.
— Ну монету из носа доставать.
— Нет, — я мотнул головой и улыбнулся.
— А Сатэн умел. Я сначала думала — это обычная магия, но никакого магического поля не было. Так что все честно — настоящий фокус. А ты же не будешь двигать кромь? — вдруг спросила она, и я опешил.
— С чего ты взяла?
— Ну ты ведь тоже пришел из другого мира. Твоя внутренняя кромь иначе, чем у здешних, мерцает.
— Я тебе честно говорю, ничего двигать я не собирался и не собираюсь. Мне это совсем не нужно.
— Это хорошо, — выдохнула девочка. — А то я себя потом ругала, что предупредила его. Он бежал до самой Зыби целый день и успел выбраться отсюда, пока Старшие не проснулись.
— Ты о Сатэне?
— Ну а о ком же? — Она посмотрела на меня, как на полнейшего идиота, но беззлобно, заулыбалась даже. — Так ты знаешь фокусы или нет?
Я пожал плечами и вдруг вспомнил про «палец».
— Могу палец на время оторвать, а потом приставить. Только условие — не подходи, пока я показывать буду. Хорошо?
Она кивнула и принялась с нетерпением ждать, отчего личико сделалось очень напряженным. И я с полной серьезностью продемонстрировал ей заезженный у нас на Земле прикол с большим пальцем.
— Здорово! — Она захлопала в ладоши. — Даже интересней, чем с монетой из носа. А тебе не больно?
Прищурилась как-то с хитринкой, я даже стал подозревать, что она просто притворяется, но все же соврал:
— Больновато, конечно, но я привык терпеть.
Она вдруг приблизилась за какое-то мгновение вплотную, ухватилась двумя ручками за мою ладонь и принялась вертеть, внимательно разглядывая. Потом заглянула в глаза:
— Ты, главное, не делай ничего такого, что приближает кромь к пределу.
— Не делать зла? — спросил я, немного смущаясь ее пронзительного чистого взгляда, как будто прямо в душу всматривается.
Она улыбнулась грустно:
— Излишнее добро тоже приближает кромь к пределу.
Снова отдалилась, как по мановению волшебной палочки. Вот только что была рядом и вдруг уже в нескольких метрах.
— Как это? — спросил громко, но она только улыбнулась, а глаза остались грустными. И через секунду растворилась в воздухе подобно ее иллюзорному копью.
Я какое-то время просидел без единого движения. Ее исчезновение погрузило в транс, «обернуло взгляд». Вроде и смотрю на то место, где ее впитал в себя окружающий воздух, иначе и не скажешь, а на самом деле взгляд уходит внутрь. И все думаю рассеянно над ее последними словами. Излишнее добро… Излишнее… Никогда так о добре не думал.
И вдруг наваждение резко отпустило, сменилось смутной тревогой. Даже пришла мысль: а не привиделось ли мне это все? Может, у меня от постоянных тренировок крыша поехала? Или здешнее магическое поле действует…