Ольга Болдырева - Без души
— Ирэн? — Ларин успела удивиться, когда прямо перед ней, словно из воздуха появилась рыжая девочка.
Руки Ирэн дрожали, с такой силой сжимая небольшой кинжал, что могло показаться — ещё немного и на прочной рукояти останутся следы тонких пальчиков. Малышка до крови прикусила нижнюю губу и теперь осторожно слизывала маленьким язычком выступившие солоноватые капли.
— Нет, — прошептала она. Только — только начавшая оформляться грудь нервно вздымалась. — Они должны были убить тебя. Сейчас… должны. Это ведь просто? Как и было нужно… ему. Но они нет… так нельзя. Нельзя! Как он сказал — так и должно случиться. Теперь я, чтобы он был доволен. Нет, не почувствует, но сказал…
— Ирэн? Что с тобой? — Ларин, не понимала, что творится с Ирэн. Может, припадок? Побелевшие губы девочки продолжали шептать бессмыслицу, но сама Ирэн, преодолевая себя, продолжала делать маленькие шаги.
Шепот прервался.
— Ты виновата, — отчётливо и громко произнесла Ирэн.
Взгляд стал осмысленным. Таким, что Ларин отшатнулась от нечеловеческой боли, которая отразилась в обычно тёплых, синих глазах. Теперь девочка успокоилась. Даже улыбнулась.
— Я не прощу тебя, Ларин. Но если бы он сказал — отпустила. Смогла бы забыть. Но раз пряха рассудила так…
Всхлип, больше похожий на истерический смешок, оборвал её фразу, а в следующий момент маленький кинжал вонзился в грудь Ларин. Ирэн долгую секунду вглядывалась в сузившиеся зрачки девушки и, выдернув оружие, отступила на шаг.
Больно не было. Только как‑то странно. Ларин посмотрела на испачканные в красном ладони, не понимая, почему вдруг стало так невыносимо сложно дышать. Ирэн же не могла… Маленькая звёздочка, словно ещё одна сестрёнка Белой звезды, добрая, ясная: будто бы окутанная светом. Неужели Ирэн убила её? Только что, убила Ларин. Нет. Такого просто не могло быть. Это сон — кошмар, который никак не может закончиться.
Возможно, ей просто мерещится всё? Ведь боли нет — только холод.
Ларин опустилась на землю, продолжая разглядывать окровавленные ладони.
— За что?
— Ты не вспомнишь, — голос Ирэн донесся из невообразимой дали, будто женщина накрыла голову подушкой, — никогда не вспомнишь. Не сможешь. А я помню. У Эллин были голубенькие глазки, казалось, что в них отражается небо. Такая крохотная: пальчики с прозрачными ноготками, маленькие ножки — обе ступни умещались на одной моей ладони. Она так замечательно улыбалась… моя доченька. Нет, Ларин ты никогда не вспомнишь. А я живу с этим. Живу, вспоминая её личико, её голос. Нашу семью, которую у меня отняли. Знаешь, как это, Ларин? — смотреть на тебя, мечтая убить: зубами порвать. Улыбаться и говорить всякие глупости, помня… Нет, ты не знаешь, как жить, когда у тебя отняли самое дорогое. Разбили, растоптали, сожгли. Но я терпела. Научилась наступать себе на горло. Но даже смертью ты не искупишь того, что сделала с нами, с нашими жизнями. Во что превратила нас… его. Ты тоже была там, смотрела, но ничего не сделала. И теперь ты умираешь, Ларин. Как же я счастлива подарить твою смерть своему любимому! Ты спросила за что? За мою семью, Ларин. За мою доченьку…
— Далик… Далик! — Ларин закричала. Кричала, ничего не понимая, но чувствуя, что нужно что‑то делать. Сказать. — Далик!
В груди захрипело, во рту появился привкус крови. Как же невыносимо страшно было слушать этот голос. О чём? О чём она говорит? За что…
— Далик…
Ирэн пугливо обернулась. Так не должно было быть. Если кто‑то услышит… Нет, она не подведёт его. В этот раз не подведёт. Бездна, всего лишь нужно заткнуть ей глотку!
Ещё один удар перебил Ларин горло. Тонкие руки женщины судорожно попытались зажать рану, остановить кровь. Она больше не кричала, но продолжала жить, словно чья‑то воля удерживала Ларин на земле, не отпускала.
— Тварь, — девочка выронила кинжал, который забрала у Девеана, и зажала ладонями рот, чтобы не закричать самой. Бездна! Почему Ирэн не казнили вместе с ним? Почему не забрали и её душу… Нашарив на груди янтарный кулон, девочка провела пальцем по тёплому камню, напоминая себе, зачем она здесь, — не прощу… — повторила она как заклятье, и вслепую нашарив на мокрой от крови траве оружие, отступила с поляны.
Бегом! Обратно! Не думать, не чувствовать. Улыбаться.
Сполоснуть руки в ручье и стать той самой девочкой, которой она притворялась столько лет. Быстрее…
А душа пусть молчит.
* * *Ларин лежала на спине, смаргивая большие слезы. Сверху на неё смотрела Белая звезда. Молодая женщина думала, что, наверное, и в правду совершила что‑то настолько ужасное, что добрая звёздочка Ирэн убила её. Она просто не понимала последних слов… Эллин? Дочка? Нет. Даже к лучшему, что она не помнит. Ларин не хотела причинять зла девочке — только сделать этот мир лучше, чтобы не осталось зла. Но если причинила… надо заплатить. Попросить прощения за боль, которую она увидела в глазах Ирэн, пусть её бы и не простили.
Страшно… Ларин все силилась сделать ещё один вздох, казалось надо всего лишь дождаться Далика и любимый спасет её. А может, просто проснуться? Или хотя бы вспомнить…
Тол — тарисс так знакомо равнодушно наблюдала за исполнением приговора.
Боли не было.
Глава 2.7
Сказки тихой госпожи
Замшелые камни когда‑то известных могил
Откроют все тайны умеющим слушать и ждать,
О тех, кто когда‑то боролся, страдал и любил,
И, видимо, тоже совсем не хотел умирать.
Андрей Белянин
Когда мы нашли Ларин, она ещё дышала, жила. Наверное, несколько секунд она была счастлива, что мы всё‑таки успели… — женщина так странно и неправильно улыбнулась, словно не просто смирилась со смертью, но и ждала её.
Нет!
Вскинувшаяся Бездна едва не сломала защитные барьеры. Так не должно было быть, но Зверь внутри меня против всех законов и догм желал ощутить её боль, увидеть страх, отчаянье… — наконец‑то узнать вкус мести, к которой я столь долго шёл. Так просто Ларин от меня не уйдет… Они лишили меня все, в том числе, шанса на нормальное перерождение, и я не подарю ей эту возможность. Трещина прошла по контору барьера, и тонкое щупальце пустоты обвило душу девушки, готовившуюся раствориться в глубоком небе.
Она никогда не сможет вернуться; встретиться с дорогими ей людьми.
Я усмехнулся, когда душа отчаянно дернулась, пытаясь вырваться. Теперь я ощущал ту боль, что причиняли ей обжигающие прикосновения пустоты. Смятение, мольба, страх — все это смешалось в крошечном комочке света, который я всё сильнее сдавливал в объятиях Бездны. Прощай, Ларин. Щупальце сжалось, растворяя душу предательницы в абсолютном Ничто. Ни надежд, ни следов.
