Терри Гудкайнд - Восьмое Правило Волшебника, или Голая империя, книга 1
Николас старался увидеть, что еще было возможно, с помощью трех оставшихся духов.
Охота, охота, охота. Где он? Где Рал? Где? Он увидел всех. Где лорд Рал?
Третий крик.
Да где же он?
Николас изо всех сил удерживал зрение, несмотря на жестокую боль.
Еще один закричал от боли.
Прежде, чем он успел собраться, заставить их повиноваться своей воле, еще два духа отправились в подземный мир.
Где он?
Николас рыскал, держа когти наготове.
Вот! Вот он!
Чародей заставил птицу снижаться.
Это он! Он! Дальше, чем остальные. Почему-то дальше. На скале, которая над остальными. Он не с ними. Он выше.
Упасть на него. Упасть.
Вот он, упасть прямо на него.
Боль разорвала последнюю птицу. Земля стремительно надвигалась на Николаса. Он отчаянно пытался остановить падение. Волшебник почувствовал, как птица с ужасающей скоростью ударилась о скалу. Но только на мгновение.
Николас тяжело дышал, задыхаясь. Его голова кружилась от слишком быстрого не управляемого возвращения.
Он моргнул и был готов закричать, но его рот только беззвучно открылся. Чародей зажмурил глаза, но крика не последовало. Он вернулся. Хочет он того или нет, но вернулся.
Николас оглядел комнату. Он вернулся, и потому не смог закричать. Ни один вопль не присоединился к нему. Они были мертвы. Все пятеро.
Волшебник повернулся к четверым на кольях — все тела оползли, подобно смятым тряпкам. Пятый лежал, сжавшись, в углу. Все неподвижны. Духи покинули их тела навсегда.
В комнате было тихо, как в гробнице. В чаше сияла только частица его собственного духа. Он втянул его обратно.
Некоторое время Николас неподвижно сидел, дожидаясь, пока перестанет кружиться голова.
Лорд Рал — исключительная личность. Николас не думал, что потеряет всех пятерых. Это была просто удача. В следующий раз удача ему не поможет. И все-таки, лорд Рал — исключительная личность.
Николас мог снова выпустить свой дух, найти новые глаза, но его голова раскалывалась, и к тому же, теперь это уже не имело значения. Лорд Рал направляется на запад. Он идет в великую империю Бандакар.
А Бандакаром правит Николас.
Жители империи благоговеют перед ним.
Николас усмехнулся. Лорд Рал сам идет к нему в руки. Он будет удивлен тем, кого встретит здесь. Лорд Рал знает многих из этих людей.
Но он не знает Николаса Скользящего.
Николас Скользящий, который станет императором Д’Хары, когда преподнесет Джеганю то, о чем он так мечтает: мертвое тело лорда Рала и живую Мать-Исповедницу.
Сноходец может оставить их себе.
А в обмен Николас получит империю.
Глава 29
Энн услышала дальнее эхо шагов в пустых темных коридорах Народного Дворца. Она не знала, день был или ночь. Энн потеряла счет времени, сидя в полной темноте. Она зажигала лампу, только когда они приносили еду, или она писала Верне, или когда ей было так одиноко, что хотелось побыть хотя бы в компании крохотного огонька.
Здесь, в месте рождения Ралов, ее сила была так слаба, что она с трудом зажигала лампу.
Энн боялась зажигать лампу слишком часто и израсходовать масло, поскольку не была уверена, что ей принесут еще. Она не хотела остаться без света и потом узнать, что больше ничего не получит. Она боялась потерять этот слабый огонек, эту крохотную искру света.
В темноте Энн вспоминала свою жизнь и то, над чем так долго работала. Веками она вела Сестер Света к тому, чтобы увидеть свет Создателя, а Хранитель должен быть в том мире, которому он принадлежит, в мире мертвых.
Веками она ждала этого времени, назначенного пророком.
Пять веков Энн ждала рождения того, кто может привести их к свету Создателя, его магии. Того, кто сумеет победить всех, кто скрывает этот свет от мира. Пять веков она работала ради уверенности в том, что избранный сделает все, способное остановить силы, разрушающие магию.
Пророк сказал, что только Ричард сможет сделать это, не позволить врагу опустить серое покрывало на род человеческий, только он может спасти искру магии в людях. Пророк не сказал, что Ричард победит; пророк только сказал, что у него есть шанс принести им победу. Без Ричарда всякая надежда потеряна — это бесполезно. Поэтому Энн думала о нем задолго до того, как он родился, вырос и стал их лидером.
Кэлен казалось, что работа Энн — вмешательство в жизнь других. Она считала, что все заботы Энн вызваны ее страхом. Энн ненавидела эти мысли, потому что иногда она думала, вдруг Кэлен права. Может, Ричард, рожденный свободным, сам выбрал бы путь, который привел бы его к победе в битве. Зедд тоже был уверен в том, что все ключи — только в руках Ричарда, в его свободной воле, в его собственной решимости вести их.
Может быть, это и так. И тогда Энн, пытаясь управлять вещами, которые не следует контролировать, ведет их всех к краху.
Шаги приблизились. Наверно, уже время обеда, и ей принесли еду. Энн не была голодна.
Когда они приносят еду, то ставят ее на длинную доску, которую просовывают в окошко. Натан предпочитал не рисковать и велел охране подавать Энн еду только таким образом.
Они приносили ей разный хлеб, мясо, овощи и мех с водой. Хотя еда была вкусной, она не доставляла Энн никакого удовольствия. Даже самое великолепное блюдо не покажется аппетитным в тюрьме.
Когда она была Прелат, иногда Энн чувствовала себя зажатой в тисках своего положения. Последние годы она почти не заходила в обеденный зал во время трапезы. Все чувствовали себя неловко, обедая в присутствии Прелат. Это вызывало у Сестер беспокойство и тревогу.
Энн понимала, что определенная дистанция, уважение были необходимы для поддержания порядка. В месте, где вокруг были одни заклинания и замедлялось даже время, было важно поддерживать порядок. На вид Энн было около семидесяти, но на самом деле она была куда старше. Процесс старения был замедлен заклинаниями, опутывавшими Дворец Пророков. И это позволяло ей жить уже тысячу лет.
Конечно, хорошая дисциплина принесла свои плоды. Под ее, как Прелат, руководством Сестры собрались в одном месте. Их были сотни, и многие из них принесли темную клятву Хранителю. Его обещания очень привлекательны. Но это — иллюзия. Женщин, которые видели, как все за пределами дворца стареет и умирает, а они остаются молодыми, привлекало бессмертие.
Сестры, имевшие детей, отправляли их за пределы дворца, чтобы их потомки смогли прожить нормальную жизнь. Потом они видели, как их дети росли и умирали, как их внуки росли и умирали. Для женщины, которая наблюдала постепенное иссушение и смерть тех, кого она знала, оставаясь в то же время молодой, привлекательной и желанной, бессмертие было очень заманчиво. Оно не позволяло облететь лепесткам.
