Варя Медная - Принцесса в академии. Суженый
Хруст и оборвавшийся на высокой ноте писк за ее спиной наглядно продемонстрировали, какая участь постигнет тех, кто решится приблизиться к вверенной Карателю подопечной.
Марсий удовлетворенно кивнул и снова посмотрел на Уинни. Видать, было что-то такое в выражении ее лица, потому что он произнес:
— Я вернусь к тебе, Уинни.
А потом отвернулся и, уже не оборачиваясь, двинулся вглубь.
— Только ты там смотри, недолго! — крикнула она вслед. — И имей в виду: если к тебе начнут приставать какие-нибудь пещерные девушки, это могут быть оборотни или злые духи!
Марсий махнул и скрылся за поворотом.
Уинни с каким-то суеверным страхом наблюдала за тем, как его проглотила тьма, а потом посмотрела на грифона и преувеличенно бодро произнесла:
— Ну что, остались мы с тобой на дежурстве, да?
Каратель одним метким ударом клюва пригвоздил к земле струящуюся мимо гадюку.
* * *Никаких пытающихся его соблазнить девушек по пути не попалось, Уинни зря беспокоилась. Вообще говоря, Марсий сейчас не отказался бы от парочки — так, скрасить тоску пути. Затянутые радужной плесенью стены, разбегающиеся при его приближении многоножки и хрустящие суставами насекомые величиной с ладонь — это не то, ради чего стоило лететь столько миль. Благо ход был всего один, не собьешься.
Не сказать, что ему совсем не было страшно. Но наряду с этим страхом не отпускало ощущение, что он поступает правильно. Если бы пещера не хотела, она бы его не впустила. Тьфу… если бы не хотела — как будто она живая!
Зев коридора тянулся вглубь, и, казалось, ему не будет конца. Марсия начала утомлять эта дорога: сплошное однообразие, и непонятно, сколько времени прошло — как вдруг откуда-то из темноты раздался вздох. Марсий прирос к месту, а потом медленно продолжил движение и вскоре услышал звук ветра. Такой бывает в просторных помещениях.
Похоже, он у цели.
ГЛАВА 35,
в которой Якул теряет и находит мир
— Вы знаете, зачем я здесь.
— Знаю, — ответил Якул, лениво водя когтем по столу.
Лакированная поверхность расцветала клубящимися порезами.
— Но не станете облегчать мне задачу?
— Не стану. Скажу больше: зря прилетели. У мейстера и то было больше шансов.
— Почему? Мы с вами не были знакомы до этой минуты, значит, дело не в личном отношении. Полагаю, причина в Хезарии.
Якул вскинул глаза и убрал руку.
— У меня нет желания обсуждать это ни с вами, ни с кем бы то ни было еще. Разговор окончен. Вы знаете, где выход, и дорогу, как я понимаю, показывать не нужно.
После такого посетители обычно сразу понимали намек и спешили удалиться.
Однако гостья, к его глубочайшему изумлению, устроилась поудобнее в кресле напротив, примостила на стол необъятный баул и выудила оттуда блистер с лакричными пастилками.
— Надеюсь, вы не против? — осведомилась она непререкаемым тоном. Якул спросил себя, остановил бы ее отрицательный ответ, и пришел к выводу, что вряд ли. — На следующей неделе литературные чтения, берегу горло.
Он сделал дозволяющий жест.
— Чувствуйте себя, как в моем замке.
Женщина схрумкала сразу две бурые полоски, убрала остальное обратно и деловито сложила руки на столе замком. На пальце маячило, раздражая, кольцо с массивным черным камнем в алых прожилках. «Невестин камень»… Один из двух фамильных перстней.
— Я не из тех, кто очаровывает с первого взгляда.
— Да что вы?
— Не нужно иронии, молодой человек, — строго сказала она, и Якул подавил желание выпрямить спину. — Вообще-то в целом мире нашелся только один такой безумец. Он не давал мне проходу с самой первой встречи.
— Прошу, избавьте меня от подробностей.
— Я знала, что будет непросто, — вздохнула профессор. — Давайте начнем с начала: я вам не нравлюсь?
— Я вас не знаю, — неприязненно отозвался Якул.
— И не хотите узнать?
— Нет.
— Почему вы против нашего союза с вашим отцом?
— Вы… человек.
— Я, прежде всего, женщина. Остальное не имеет значения.
— Не имеет? — Якул вскочил и принялся ходить взад-вперед, понимая, что зря поддался вспышке, но был не в силах сдержаться. — Еще как имеет! До недавнего времени это решало абсолютно все — для мейстера, для меня…
— Прошу сядьте и…
Якул оставил ее слова без внимания, продолжая мерить шагами кабинет и рассуждая вслух уже с самим собой:
— Всю жизнь он ломал, выковывал и переплавлял меня под себя, вколачивал в голову, что традиции — это все. На них держится наше общество, говорил он, обычаи — то единственное, что имеет значение. Изменить им, значит, изменить всему роду. Инакомыслие — бич, ядовитый плющ, который надлежит безжалостно выкорчевывать из кладки души и посыпать побеги солью. Мы обязаны подчинять свою жизнь регламенту, установленному еще предками, несомненно, более мудрыми существами, чем мы с вами. Любое отступление, ни много ни мало, предательство и должно караться соответствующе. Самое страшное — уронить себя в глазах общества, сделать что-то не так, разочаровать. Уверен, во многом его нетерпимость стала причиной, почему мать, моя мать и его жена, оставила нас. Но я так и не смог об этом спросить, потому что никогда ее не знал. И вот появляетесь вы, и все в одночасье меняется. Мейстер отметает свои же законы, как ненужный хлам. — Якул замер и уставился на нее: — Почему? — Ответить он ей не дал, отмахнулся и глубоко запустил руки в карманы. — Нет, вам не понять, каково это, когда мир, в который ты всю жизнь пытался вписаться, отказываясь от своего Я, стараясь стать достойным сыном, в одночасье рушится, оборачивается пшиком, сусальным золотом на подгнившем торте. Нет мира, нет определителя, нет мерила, и единственное, что я знаю: вся предыдущая жизнь с ее принципами и установками была ложью, и мой бог оказался фальшивым божком на лотке гоблина-старьевщика. Вот что вам надо знать!
Профессор не пыталась перебивать. А когда он закончил, встала с кресла, приблизилась и положила дрожащую руку ему на щеку.
— Мальчик мой. Бедный запутавшийся мальчик. Как же я страшилась этой встречи…
Якул онемел. Она в своем уме? Неужели не понимает, что притрагиваться к разгоряченному дракону примерно так же безопасно, как к электрической медузе?
Пару мгновений выпуклые серые глаза, кажущиеся огромными за стеклами очков, рассматривали его, и морщинистая рука поглаживала то щеку, то волосы. Следующая фраза заставила его окаменеть.
— Я никогда не бросала тебя, только не в мыслях.
А потом профессор встала на цыпочки и крепко обняла его. Макушка уперлась ему в подбородок, а седой пучок пощекотал нос. Минуту Якул стоял, не в силах пошевелиться, и наконец медленно осторожно обнял ее в ответ.