Час Черной звезды - Малинин Евгений Николаевич
Изверг посмотрел на далекий, медленно проплывающий мимо лодки берег, неопределенно хмыкнул, а потом, пожав плечами, проговорил:
– Ну… Не такой уж я кровожадный… – И тут же, словно спохватившись, добавил: – Но и высадить тебя на берег немедленно я не смогу! Так что тебе придется плыть с нами до самой Керы!
– А Кера – это где?.. – с полным простодушием переспросил Вотша, подкрепляя образ мальчишки с Севера.
– Кера – это город на берегу Срединного моря. Порт! – наставительно произнес изверг.
– Так это на Юге?! – потрясенно пробормотал Вотша и тут же, словно очнувшись, поклонился хозяину лодки. – Господин, меня зовут Бамбарак, и я хотел бы быть чем-нибудь полезен тебе!
– Вот как? Бамбарак? – Изверг довольно улыбнулся и благожелательно кивнул. – Посмотрим, посмотрим… Возможно, ты будешь полезен. В крайнем случае сядешь на весла. – Он немного помолчал, а потом добавил: – А сейчас садись рядом и расскажи мне о своем Севере. Там я еще не был!
Двое суток плыла лодка, держась середины реки. Ее хозяин даже не думал приставать к берегу. Гребцы работали четыре часа утром и четыре часа вечером. Когда солнце садилось и звезды начинали вспыхивать в высоком, быстро темнеющем небе, на носу и корме лодки зажигались большие масляные лампы, и всю ночь кто-то из гребцов дежурил с большим рулевым веслом в руках. Для Вотши это было тяжелое путешествие, тяжелое потому, что он все время находился на глазах, так что даже естественные надобности приходилось справлять под пристальными взглядами. Он так и не узнал, из какой стаи были родом Ханык, хозяин лодки, и его помощник Юзеф – тот самый старикашка, что командовал гребцами. Днем Вотша занимал Ханыка рассказами, благо их у него было множество, а хозяин лодки донимал его наставлениями. С гребцами Вотша не сошелся – это были забитые, молчаливые изверги, знавшие только свое наречие и общавшиеся между собой на странной немногословной смеси трех южных языков: сайгов, ирбисов и багиаров. Последнее наречие Вотша не знал, но быстро определил значение употребляемых гребцами слов незнакомого языка. И только один из них – высокий и очень худой, сидевший на скамейке у самого помоста, изредка поглядывал на Вотшу, и на его губах порой проступала слабая, горьковатая улыбка.
Однажды вечером, когда гребцы закончили работу и уселись за вечерней трапезой, он подслушал интересный разговор, заставивший его задуматься.
Тот самый, высокий и худой гребец, обративший на себя внимание Вотши и бывший среди прочих кем-то вроде старосты, положив на размоченный в воде сухарь кусок вяленого мяса, вздохнул и пробормотал, ни к кому не обращаясь:
– Надоел мне этот Запад… Плывешь, плывешь, гребешь, гребешь…
– Зато каждый день ешь мясо, – возразил ему совсем молодой патлатый парень, говоривший на языке южных сайгов. – Нет, – тут же поправился он, – дома я тоже частенько мясо ел, особенно осенью. В наших степях живности много.
– В ваших степях?.. – усмехнулся высокий. – Да вы в «ваших степях» сами вроде живности – многоликие наедут и щиплют вас, как хотят! От того небось и на Запад сбежал!
– А вас в ваших горах многоликие не щиплют, – обиделся парень. – Тоже, поди, стороной-то не обходят!
– У нас в горах, – с ноткой назидания произнес высокий, – многоликие тоже бывают, особенно ирбисы, только к нам они заходят нечасто – стараются нас не тревожить. У нас иногда даже чужаки скрываются. Набедокурят у себя, – он исподлобья бросил быстрый взгляд в сторону парня, – в степи, и к нам, в горы.
– Это почему же вас ирбисы не трогают? – вступил в разговор третий гребец, рябоватый изверг, тоже, похоже, из сайгов.
– Наши горные айлы прибыль большую приносят – камни драгоценные мы в горах ищем, металлы. А камешек найти, да еще и обработать, и труд великий и талант нужен. Да и кузнецы у нас – в другом месте поискать! Так что обижать нас ирбисам нет резона, им для их озорства и в предгорье, и в степи раздолье!
– Еще скажи, что ваши бабы полуизвергов не рожают! – криво усмехнулся гребец с физиономией, перепаханной тремя параллельными рваными шрамами, идущими от левого виска через губы к правой скуле.
– Бывает… – неохотно согласился высокий. – Но животы бабам после… этого дела не вспарывают. – Он снова бросил быстрый взгляд исподлобья в сторону молодого парня. – Не то что у вас в степи!
– Вспарывают!.. – странным, ставшим вдруг невыносимо высоким голосом воскликнул парень. – А что сделаешь-то?!
– Вот и я говорю, что сделаешь… – кивнул высокий и откусил от своего куска, давая понять, что разговор окончен.
Но, видимо, он растревожил остальных гребцов. Один из молчавших до сих пор мужчин вдруг спросил:
– Так что ж ты из своего айла ушел, ежели там так хорошо живется?!
Высокий перестал жевать, поднял на спрашивающего глаза и целую минуту молча смотрел в его лицо. Затем, с усилием проглотив полупрожеванный кусок, ответил:
– Значит, надо было, вот и ушел… – И, еще помолчав, добавил: – Кровь на мне…
– А-а-а… – понимающе протянул тот, который спрашивал, и после этого разговор как-то сам собой угас.
А Вотша задумался. Может быть, горы и есть то место, где он сможет укрыться?.. Если из степи бегут в горы, то почему бы и ему не податься туда?!
Эта мысль засела в его голове, но, чтобы обдумать ее как следует, Вотше не хватало информации.
На четвертые сутки, ближе к вечеру, впереди, прямо посреди реки, вдруг показался довольно большой лесистый остров. Лодка взяла ближе к левому берегу, и Вотша решил, что она будет огибать это неожиданное препятствие. Однако лодка пошла почти впритирку с островом, а когда он остался за кормой, раздался странный гортанный вопль старика, помощника хозяина лодки. Весла, до этого почему-то поднятые, дружно опустились в воду, а сам хозяин лодки навалился на рулевое весло, и лодка, круто развернувшись, пошла против течения, прямо в открывшуюся среди прибрежных зарослей острова бухточку. Спустя десять минут нос лодки с разгону въехал на мелкий песок пляжа, весла легли вдоль бортов, и гребцы, не дожидаясь разрешения, попрыгали за борт в невысокую воду бухты. Скоро на узком пляже запылал костер, а в подвешенном над огнем котле закипела вода – впервые за все время путешествия команда готовила себе горячий ужин. А когда хозяин лодки выставил маленький кувшинчик вина, ужин превратился в пиршество.
Выпившие и наевшиеся горячего варева гребцы растянулись прямо на песке, под мерцающими в вышине звездами. Хозяин лодки и его помощник ушли спать на корму лодки, а Вотша остался возле догорающего костерка. Он подбрасывал на тлеющие угли небольшие сухие веточки и следил за тем, как из тонкой древесины сначала выдавливался легкий сизый дымок, а затем вдруг прорывался язычок быстрого, голубовато-желтого пламени. Огонек быстро выедал из веточки жизнь, она чернела, превращаясь в уголек, а затем и в пепел…
И вдруг за его спиной раздался негромкий голос худого высокого гребца:
– Интересную ты, парень, историю сочинил для нашего хозяина. И правильно сделал, он любит такие истории.
Гребец говорил на наречии южных ирбисов, но, судя по его словам, понимал и наречие западных вепрей, ведь именно на этом наречии Вотша рассказывал хозяину лодки свою выдумку.
– А что мне оставалось делать? – не оборачиваясь, спросил Вотша на наречии южных ирбисов. – Сказать ему, что меня разыскивают?
Гребец обошел Вотшу, сел напротив него, уставился на огонь и долго молчал. А когда заговорил, очень удивил Вотшу:
– Значит, ты тоже скрываешься? – Голос гребца был глухим и очень тихим, настолько тихим, что Вотше пришлось напрячься, чтобы расслышать его. – Я это понял, хотя… сначала решил, что ты шпионишь за Ханыком. Наш хозяин вполне заслуживает, чтобы за ним послали шпиона.
Тут он бросил поверх рдяных угольев костра быстрый взгляд на Вотшу, и кривая улыбка тронула его губы.
– Смотри, чтобы он не решил, что ты шпион, тогда тебе точно не жить!
Они помолчали, чувствуя, что некие странные, невидимые, но крепкие нити протянулись между ними – нити взаимопонимания и… симпатии. Первым нарушил молчание Вотша:
