Властелин колецДве твердыни - Толкин Джон Рональд Руэл

Фродо и Сэм вскочили со скамеек и стали рядом к стене, судорожно нащупывая рукояти мечей. В пещере вдруг сделалось тихо: все люди разом умолкли и удивленно глядели на них. Но Фарамир сел в кресло и тихонько рассмеялся, а потом вдруг заново помрачнел.

– Бедняга Боромир! Какое тяжкое испытание! – сказал он. – Сколько горя вы мне принесли, два странника из дальнего края, со своей погибельной ношей! Однако же я сужу о невысокликах вернее, чем вы о людях. Мы, гондорцы, всегда говорим правду. И если даже похвастаем – а это случается редко, – то и тогда держим слово насмерть. «Я не подобрал бы этот талисман и на большой дороге» – таковы были мои слова. И если бы я теперь возжаждал его – ведь я все же не знал, о чем говорил, – слова мои остались бы клятвой, а клятв нарушать нельзя.

Но я его не жажду. Может быть, потому, что знаю накрепко: от иной гибели нужно бежать без оглядки. Успокойтесь. А ты, Сэммиум, утешься. Хоть ты и проговорился, но это был голос судьбы. У тебя верное и вещее сердце, оно зорче твоих глаз. Оно тебя и на этот раз не подвело. Может быть, ты даже помог своему возлюбленному хозяину: я сделаю для него все, что в моих силах. Утешься же. Но впредь остерегись произносить это слово. Много и одной оговорки.

Хоббиты снова, присмирев, уселись на скамейки; люди вернулись к недопитым чаркам и продолжали беседу, решив, что их предводитель ненароком напугал малышей, но теперь все уладилось.

– Ну вот, Фродо, наконец мы стали друг другу понятней, – сказал Фарамир. – Коли ты нехотя взял это на себя, уступил просьбам, то прими мое почтительное сочувствие. И я дивлюсь тебе: ты ведь и не пытаешься прибегнуть к его силе. Вы для меня словно открываете неведомый мир. И все ваши сородичи таковы же? Должно быть, страна ваша живет в покое и довольстве, и садовники у вас в большом почете.

– Не все у нас хорошо, – сказал Фродо, – но садовники и правда в почете.

– Однако даже и в садах своих вы, наверно, иногда устаете – таков удел всякой твари под солнцем. А здесь вы вдали от дома, изнурены дорогой. На сегодня будет. Спите оба, и спите спокойно – лишь бы спалось. Не бойтесь! Я не хочу ни видеть, ни трогать его, не хочу знать о нем больше, чем знаю (этого с лишком хватит): не оказаться бы мне пред гибельным для всякого соблазном слабее Фродо, сына Дрого. Идите отдыхайте, но сперва скажите мне – все-таки скажите, куда вы идете и что замышляете. Ибо надо разведать, рассчитать и подумать, а время идет. Наутро мы разойдемся, каждый своим путем.

Страх отпустил Фродо, и он неудержимо дрожал. Потом усталость тяжко оцепенила его: ни упорствовать, ни выкручиваться он больше не мог.

– Я искал пути в Мордор, – еле выговорил он. – На Горгорот, к Огнистой горе – бросить его в Роковую Расселину. Так велел Гэндальф. Вряд ли я туда доберусь.

Фарамир взирал на него в несказанном изумленье. Потом, когда он покачнулся, бережно подхватил его, отнес на постель и тепло укрыл. Фродо уснул как убитый.

Рядом было постлано для слуги. Сэм немного подумал, потом низко поклонился.

– Доброй ночи, господин мой, – сказал он. – Вы показали себя на деле.

– Показал? – спросил Фарамир.

– Да, сударь, и, знаете, хорошо показали. Это уж так.

Фарамир улыбнулся:

– Для слуги ты смел на язык, господин Сэммиум. Нет, я шучу: хвала от того, кто сам ее достоин, – высшая награда. Но я недостоин хвалы, ибо не было у меня побужденья поступить иначе.

– Вот вы, помните, сказали моему хозяину, что он похож на эльфа: оно и верно, и правильно. А я вам скажу, что вы как-то похожи на… – Сэм запнулся, – да пожалуй, на мага, на Гэндальфа.

– Вот как, – сказал Фарамир. – Может быть, сказывается нуменорская кровь. Доброй ночи!

Глава VI

Запретный пруд

Фродо открыл глаза, увидел склоненного над ним Фарамира и отпрянул в испуге.

– Не надо пугаться, – сказал Фарамир.

– А что, уже утро? – зевнув, спросил Фродо.

– Еще не утро, однако ночь на исходе. Нынче полнолуние: хочешь пойти посмотреть? И кое о чем мне нужно с тобой посоветоваться. Очень не хотелось тебя будить; пойдешь?

– Пойду, – сказал Фродо, вылезая из-под одеяла и наброшенных шкур и поеживаясь: в нетопленой пещере застоялся холод. Тишину оглашал водопад. Он надел плащ и последовал за Фарамиром.

Сэм проснулся, будто его толкнули, увидел пустую постель хозяина и вскочил на ноги. В беловатом проеме сводчатой арки мелькнули две темные фигуры, высокая и низенькая. Он поспешил за ними вдоль вереницы спящих – на тюфяках, у стены. Мерцающая занавесь струилась шелковистым, жемчужно-серебряным пологом, капелью лунного света. Любоваться было некогда: он юркнул вслед за хозяином в боковой проход.

За проходом начались и никак не кончались сырые скользкие ступеньки; наконец они поднялись на дно глубокого каменного колодца, и вверху засветился бледный клочок небес. Отсюда вели две лестницы: одна прямо, должно быть на высокий берег реки, другая влево. На нее и свернули; она вилась, словно башенная.

Вынырнули из темноты на плоскую вершину утеса, просторную неогражденную площадку. Справа низвергался поток, плеща по уступам и обрушиваясь с отвеса, клокотал и пенился прямо у них под ногами и убегал гладко вытесанным отводным руслом за гребень по левую руку от них: с востока на запад. На гребне, возле обрыва неподвижно стоял часовой и смотрел вниз.

Фродо поглядел, как пляшут и сплетаются масляно-черные струи, потом обвел глазами дали. Охладелая земля замерла в ожиданье рассвета. На западе опускалась круглая белая луна. Широкую долину заволокли туманы; под их густой осеребренной пеленой катил темные воды Андуин. За ним вставала чернота, пронизанная острыми, призрачно-светлыми зубьями Эред-Нимрайса, снеговых Белых гор княжества Гондор.

Фродо стоял, смотрел, и его пробирала дрожь: он думал, где затерялись в бескрайних ночных просторах его былые спутники. Идут они, спят или туман пеленает их оцепеневшие тела? Как хорошо было спать и не помнить, зачем его сюда привели.

Сэм этого тоже не мог понять и пробормотал наконец лишь для хозяйских ушей:

– Зрелище, сударь, на зависть, слов нет, да вот немного зябко, как бы не окочуриться!

Но услышал его не Фродо, а Фарамир.

– Луна заходит над Гондором, – сказал он. – Прекрасная Итил, покидая Средиземье, ласкает прощальным взором седовласый Миндоллуин. Не жаль и озябнуть немного. Но я не затем вас сюда привел, хотя тебя-то, Сэммиум, я вовсе и не звал, ты расплачиваешься за свою неусыпную бдительность. Ничего, глотнешь вина – согреешься. Пойдемте, я вам кое-что покажу!

Он подошел к безмолвному часовому над черным обрывом, и Фродо не отстал от него, а Сэм поплелся за ними. Ему было сильно не по себе на этой высокой скользкой скале. Фарамир указал Фродо вниз. Из пенистого озера поток устремлялся к скалам, заполнял глубокий овальный водоем, покрутившись там, находил узкий сток и с ропотом, пенясь, убегал вниз, на отлогий склон. Луна косо освещала подножие водопада; поблескивал бурливый водоем. Вскоре Фродо увидел на его ближнем краю черную фигурку, но она тут же, точно почуяв взгляд, нырнула и исчезла в клубящейся темной воде, рассекая ее, как стрела или брошенный плашмя камушек.

Фарамир повернулся к часовому:

– Теперь что скажешь, Анборн? Белка или, может, зимородок? Как там, на озерах Лихолесья, черные зимородки водятся?

– Кто это ни есть, только не птица, – отвечал Анборн. – О четырех конечностях и ныряет по-людски, да, надо сказать, очень сноровисто. Чего ему там надо? Ищет лазейку к нам под Занавесь? Похоже, они до нас добираются. У меня с собой лук, и я расставил еще четверых вокруг пруда, стреляют немногим хуже меня. Как прикажешь, сразу подстрелим.

– Стрелять? – спросил Фарамир, быстро обернувшись к Фродо. Фродо помешкал. Потом сказал:

– Нет. Нет! Очень прошу, не стреляйте в него!

Сэм не решился, а надо бы сказать «да», поскорее и погромче. Ему было ничего не видно из-за спин, но он сразу догадался, о ком речь.