Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга суда
В воздухе, заглушая слова Диктатора, разлился тягучий звук, то ли стон, то ли вздох. Он длился бесконечно долго, нарастая, точно лавина, и выше, тоньше, через колокольный звон к крику разлетающегося брызгами стекла… невозможно слышать, слушать… стоять… жить. А потом звук исчез, и наступившая в один момент тишина была столь же тягостно-невыносима, как сам крик.
— Это то, о чем я подумал?
Тихо спросил Марек, с видимым усилием отнимая ладони от ушей. По шее полупрозрачным жемчугом катились капли крови.
Рубеус не знал, что ответить, он вообще не знал, сохранил ли способность говорить. Шевелиться. Черт, нужно встать. Он не заметил, как оказался на земле, и уши болят. Да все тело болит. Марек подал руку, помогая подняться.
— Карл, ты помнишь. Это Молот?
— Да, — Карл встал сам, опираясь на дверной косяк. — Поздравляю, господа, теперь с полной уверенностью можно сказать, что Молот Тора найден.
И сплюнув под ноги, вице-диктатор добавил.
— До волны у нас минут пятнадцать. Предлагаю на время забыть о разногласиях.
— Согласен, — Марек руками вытирал идущую из ушей кровь, а она все не останавливалась, видно было, что данное обстоятельство весьма раздражало Диктатора. — Цепь? Мертвый ветер, ваша подкачка до максимума…
— Смысл? Мы не знаем, откуда пойдет волна, — возразил Карл. — Да и вряд ли это остановит.
— Зато ослабит. Я изучал, пытался понять, что это было. В прошлый раз волна имела форму кольца, значит, есть шанс, что и сейчас ожидается примерно то же. Разрыв в одной точке приведет к дестабилизации всей структуры и частичному саморазрушению, что ослабит силу удара. И решать нужно сейчас.
Марек указал на стремительно изменяющееся небо. Черное покрывало ночи загоралось бледно-лиловыми трещинами молний, луна расплывалась облаком тумана, а звезды исчезали одна за одной, будто проваливались в те самые возникающие прямо на глазах трещины.
— Вы со мной? Х-хранители, — Марек улыбался, нервно и весело, будто речь не шла о катастрофе. И Карл мрачно ответил.
— С тобой, черт бы тебя подрал. Рубеус, запоминай, что делать… и постарайся ничего не перепутать.
Марек хмыкнул и, стащив куртку, бросил ее на скамью.
— Ну, господа, Рагнарёк наступил… будет…
Фома
Больно. Раньше он и предположить не мог, что боль бывает настолько разной и настолько сильной. Терпеть, считать минуты, думая о смерти, как о недостижимом и прекрасном, терять в сознание и тут же снова возвращаться в боль.
Мика не позволяла надолго ускользать в спасительное беспамятство, когда становилось совсем плохо, она подключала аппаратуру, но лишь для того, чтобы спустя полчаса снова выключить. Мике нравилось наблюдать за агонией.
— Ты милый. Нет, честно милый. Для человека. — Она заботливо вытирала кровь и пот, поила водой и разговаривала, когда боль утихала настолько, что Фома мог слышать и отвечать. — Но людям не место в Замках. Разве что прислуга, но ты не был прислугой…
— Зачем тебе… это?
— Ты был свидетелем моего унижения. Ты смеялся надо мной, обсуждал, наверное, сплетничал… а я буду свидетелем твоей смерти. Все честно. Ты только быстро не умирай. Тебе больно? Расскажи, какая она, боль?
Разная. На радугу похожа, синий лед на кончиках пальцев, прикоснись и разлетятся вдребезги. Красный огонь в мышцах, зеленый яд в крови, и желтый — в легких. Цветов много, они яркие и разрывают тело, воюя за каждый не разукрашенный болью участок.
— Бедный. Совсем плох. — Мика вставляет иглу в вену, позволяя туману чуть-чуть ослабить мучения. — Что же он не убил тебя, когда уходил? Или Карл и вправду так сентиментален, как говорят?
— Н-не знаю.
— Не знаешь. Никто не знает. И не узнает. Марек их убьет. Сначала стравит между собой, а потом убьет. Я предупреждала Рубеуса, предлагала вариант… кому другому и слова ни сказала бы — каждый выживает, как умеет. А его я любила.
— Это не любовь, — Фома подумал, что может быть, если она достаточно разозлиться, то убьет. — Это жадность.
— Пусть так, — согласилась Мика. — Жадность… неплохое определение, человек. Честнее, откровеннее, понятнее, а любовь придумали вы, чтобы оправдать собственные слабости. Я не хочу быть слабой и подставляться под чужие удары. Лучше бить самой, на упреждение… и не говори, что тебе меня жаль, что я просто не сумела переступить через свою ненависть. Слышала уже. И знаешь, чего не понимаю?
— Чего? — послушно спросил Фома. Лекарство почти полностью уняло боль, но если Мика сейчас вспомнит, отвлечется от беседы и вынет иглу, боль вернется.
— Почему я должна переступать? Прощать кого-то? Забывать о том, как жила и кем была? Проявлять милосердие, не ожидая ничего в ответ? Принципы самоубийцы. У выживания другие…
Мягкий звон просачивался сквозь толстые стены Саммуш-ун, сначала успокаивающе-ласковый, он нарастал с каждой секундой, заполоняя все пространство. Выше, выше, тоньше, до огненной иглы в ушах, до крови в горле, и темноты… накрыла, укутала… успокоила.
Глава 13
Рубеус
Это походило на убийство, медленное и жестокое, Мертвый ветер охотно пожирал энергию, расправляя крылья, Анке слабел. Он не оказывал сопротивления, доверяя тому, кому привык верить, и оттого было тошно втройне. А потом пришла волна, и стало не до жалости: лишь бы выжить, выстоять, не позволить пройти дальше… этому не было названия. Сила против силы. Стена. Равновесие. Минута вечности, мгновенье тишины, четкие линии, яркие краски, словно специально для того, чтобы запомнить. Последние капли энергии, уже не Северного ветра, а своей собственной. Холод. Жажда. Смерть.
Взрыв.
Темнота собирала тени, смутные, расплывчатые, обожженные искусственным солнцем. Их движение вызывало боль и тошноту. Горячий камень. Рот полон крови, кажется, пары зубов не хватает, и со зрением что-то не то.
И с замком. Хельмсдорфа больше не существовало. Уцелела лишь одна из башен и часть двора.
— Жив? — Карл сидел, прислонившись к камню. — Поздравляю.
— Получилось?
Подняться на ноги не вышло, поэтому Рубеус последовал примеру Карла: сел, прислонившись к обугленному камню, стараясь не думать о том, чем это раньше было.
— В какой-то мере. Наверное. Волна пошла, но не сплошная, поэтому… — вице-диктатор облизал губы. — Будут разрушения, но без… глобального. Если… во второй раз… не ударит…
Карл закашлялся, резко, долго, почти складываясь от кашля пополам. Похоже, ему крепко досталось.
— А где Марек?
— Без понятия. Думаю… в аду. — Вице-диктатор поднял руку, демонстрируя пистолет. — Обидно… умирать… когда враг… выживает. Он, сука, специально… все вытянул… до капли… чтобы я сдох… получилось… только и у меня тоже. Пуля в голову… пока не очнулся…
Силы возвращались. Хватило на то, чтобы на четвереньках доползти до Карла. Тот, выронив пистолет, пробормотал:
— А мораль… засунь себе… в задницу. Я победил.
— Победил.
Карл улыбнулся и, облизав губы, сказал:
— Тебя тоже хотел… был бы у самого шанс выкарабкаться, ты бы не очнулся, а так… смысла нет… Марек — другое… старые счеты… так что, живи… Х-хранитель. — Карл начал заваливаться на бок, Рубеус едва успел подхватить его.
— Подожди, там аптечка должна быть… или еще что-нибудь.
Мысль о том, что вице-диктатор может просто взять и умереть, казалась почти кощунственной.
— Сиди… не поможет. Изнутри выжгло. И с головой что-то… посмотри… здесь.
Содранная кожа, слипшиеся волосы, серый осколок, каменной иглой пробивший череп, чтобы выйти чуть повыше виска. Карл на сообщение отреагировал спокойно, даже попытался плечами пожать.
— Случайность… блядская случайность. Не трогай, хуже будет… Саммуш-ун проверишь… хороший замок… Люту отдай, толковый… если жив еще. И там на северо-востоке… деревня… мальчишку найди… Дэка… интересный… случай.
— Эксперимент?
— Эк… сперимент, — подтвердил Карл. — П-присмотри. А жалость свою… туда же, куда и мораль…
Карл прожил еще час. Не то, чтобы он и вправду надеялся выжить, скорее уж врожденное упрямство не позволяло уйти без боя. Диктатора Рубеус нашел на краю площадки. Судя по виду Карл всадил в давнего врага полную обойму.
На черном небе медленно и робко, словно не до конца готовые поверить в тишину, проявлялись звезды. Анке доверчиво коснулся ладони… жив… хоть кто-то еще жив.
Фома
Он очнулся в темноте. Боли почти не было, и того чудовищно-высокого, разрушающего звука. Спертый воздух, запах каменной пыли и ощущение случившейся катастрофы.
— Ты жив, человек?
Мика наклонилась близко-близко. Резкий запах духов, мягкое дыхание, легкое прикосновение волос к коже.
— Ты жив, — на этот раз утвердительно. — Хорошо, что ты жив. А нас засыпало. Замок рухнул, и нас с тобой засыпало в этом подвале. Совсем засыпало, понимаешь?! Это конец и… мне страшно.
![Мелисса де ла Круз - Ведьмы Ист-Энда. Приквел: Дневники Белой ведьмы[Witches of East End. Prequel: Diary of the White Witch]](/uploads/posts/books/51854/51854.jpg)
