Лилия Баимбетова - Перемирие
— Раз они ищут пророчество, на подходе очередное воплощение, — пробормотала я почти про себя.
— Вот именно. Необходимо проверить всех сонгов старше двухсот пятидесяти лет. Если Вороны ищут пророчество, значит, воплощенный занд начал уже проявлять себя.
— И каким образом?
— Необъяснимые вспышки бешенства или, например, приступы апатии. Возвращающийся интерес к физическому миру. Обострение телепатических способностей. Часто доходит даже до способности вести переговоры на расстоянии…
В спину мне светило солнце. Ленивый ветерок шевелил голубенькие шторы. Я зябко поежилась, передернула плечами — от внутреннего, охватившего меня вдруг холода: "я только что говорил с Советом", — "Как — говорил?", — «Мысленно». Славабогам, что они проверяют только сонгов. И даже если его успели сделать сонгом, он все равно не попадет в этот список, ведь ему нет еще и двухсот.
— Ты хочешь, чтобы я занялась этими поисками?
Хэрринг поднял веки и взглянул на меня.
— Не совсем, — сказал он с легкой иронией, словно говоря "уж ты, конечно, была бы рада", — Хотя, возможно, этим ты тоже займешься, если успеешь вернуться. Не поисками будущего занда, разумеется, а его устранением.
Моя улыбка стала несколько натянутой.
— Послушай, моя дорогая, — сказал хэрринг, — неужели ты думаешь, что я не чувствую твоих страхов? Но тебе не о чем беспокоиться. Твой знакомый слишком молод.
Я и сама это знала. Сто девяносто лет — это вовсе не двести пятьдесят. Но — чуяло мое бедное сердце — именно он превращается в занда, именно он, а не кто-то другой. "Я не такой, как другие", — говорил он, и теперь я понимала, что так оно и есть. Сколько их было, этих намеков, мимо скольких странностей я прошла, так и не заметив, но теперь они все всплыли в моей памяти, и я знала — это он. Он превращается в непонятное мистическое существо, нарушающее привычный ход эволюции Воронов. Какой он будет теперь? Я знала, чего можно ожидать от дарсая, знала, чего можно ожидать от сонга, но чего ожидать от того, подобные которому появляются так редко? Что он такое будет? Телепатия, дар пророчества — это все слова, они не отражают сути…
— Ты сказал — возвращающийся интерес к физическому миру? — вдруг сказала я.
— И что же?
Я затрясла головой.
— Я не понимаю. Может, ты и можешь представить себе сонга в двести пятьдесят лет, который вдруг заинтересуется реальностью, но я не могу. Чтобы так далеко зашедший по пути Духа свернул и пошел обратно? Это глупости.
— Это ты говоришь глупости, дорогая моя. Занд — это следующая ступень в вороньей эволюции, только и всего.
Но я качала головой.
— Нет, это не так, иначе бы это случалось со всеми. Разве ты не видишь, что здесь какой-то зигзаг? — я сделала жест рукой, делая выразить мысль, которая и мне самой была не совсем понятна, — У них все закономерно, а тут вдруг такая странность. И ведь не у всех, а только у некоторых… Чем они отличаются, эти некоторые? Как они могут вернуться? В двести пятьдесят сонги уже почти там, с какой стати им возвращаться?
— Почему бы и нет?
— Ты бы вернулся?
Хэрринг наклонил голову, словно признавая мою правоту. За окном послышались голоса и топот копыт. Отклонившись назад, я выглянула в окно, жмурясь от яркого солнца.
Ветер шелестел в желтеющей листве кленов; золотые и зеленые листья трепетали и всколыхивались под его порывами. Между кленами открывался вид на казарменный двор. Там был навес над сложенными дровами, бочки с водой, стог сена, накрытый сверху кожаным покрывалом. На ступенях казармы два мерда играли в монетки, стоя на коленях. Во двор въезжали трое незнакомых мне Охотников — худощавые темноволосые парни, по виду адраи или торренсы. Плащи их по случаю жары были свернуты и привязаны к седлам, у одного на голове была повязана пестрая косынка — этак на пиратский манер.
Худощавый черноволосый кейст, который лежал, растянувшись, на скамье, торопливо поднялся и сел, оглядываясь вокруг.
— Эй, что там? — крикнула я.
Он оглянулся на меня. Держась обеими руками за раму, я высунулась сильнее.
— Ты, что, загорал, что ли?
Кейст усмехнулся и почесал безволосую грудь. Нагнувшись, он потянулся за рубашкой, валявшейся на земле.
— Это пополнение, — крикнул он, выпрямляясь, — Из Раствига, помнишь, я тебе говорил?
— Помню.
— Ты придешь?
— Да, скоро приду. Устрой их пока в казарме, место им найди.
— Ладно.
Я соскочила с подоконника и прошлась по комнате. Хэрринг, улыбаясь, следил за мной.
— Дела зовут, дорогая моя? Скоро-скоро мы закончим. Так, значит, ты не веришь в зандов, возвращающихся из миров духа?
— Души, познавшие абсолют, — сказала я, поворачиваясь к хэррингу, — не возвращаются в реальный мир…
— Потому что теряют чувство «я», — продолжал хэрринг, улыбаясь мне так, как улыбается учитель способной ученице, — Ум перестает быть деятельным, и всякое чувственное сознание исчезает. Лорд Иствар Ирайский. Прелестная книга, что и говорить, но вряд ли слова светского писателя могут служить критерием для оценки Воронов.
— Но что-то они все равно теряют, тебе не кажется? — сказала я живо, — Тебе не кажется, что ты сам что-то теряешь? Способность жить в этом мире? — его лицо дрогнуло при этих словах, и тут же приняло прежнее выражение, — Они не могут возвращаться! Не могут! — говорила я.
— Но они возвращаются.
— Очень редко. Что-то другое влияет на них.
— Исключение из правила? Что ж, это логично. Этакая аберрация в эволюции Воронов. Возможно, — говорил он, — Возможно, и так. Но это не решает нашей проблемы, ибо нам-то все равно, кто они такие, эти занды. Нас с тобой должно интересовать только одно. Они сильны. Если бы сонги начали воевать…
— Но сонги не участвуют в делах войны, — пробормотала я.
— Да. Я сказал — если бы. А эти — они сильнее сонгов. И еще они ориентированы на физический мир, а вовсе не на миры духа. Ты понимаешь, я надеюсь, что воплощенный занд может доставить нам немало хлопот?
— Да, — сказала я.
— Прекрасно. Кстати, я и не знал, что ты читала лорда Ирайского. Ты интересуешься подобными вещами? Я-то думал, что тебя интересует только поэзия. Очень проницательный человек был этот лорд Иствар, особенно мне нравится его концепция трех миров. Можешь ты процитировать это место, деточка?
— Чувственный мир, — сказала я вяло, мне начинала уже надоедать эта игра, — Мир форм — иллюзорный мир, где происходит освобождение живых существ от чувственных переживаний при сохранении их внешней физической оболочки. Делится на шестнадцать уровней, соотносящихся с четырьмя основными типами сосредоточения и их ступенями. Мир не-форм — сфера чистого разума, состоящая из четырех уровней.
![Генри Каттнер - Жил-был гном [= Здесь был гном]](/uploads/posts/books/145963/145963.jpg)
