Василий Купцов - Крутен, которого не было
— Любовь, отроче, такой малостью не рассыпается, коли любовь Лада пошлет — счастлив всю жизнь будешь, а девка, коли влюбится, не то, что такой малости, как твоя дура, не испугается. Волком обернешься, живым мертвецом к милой явишься — все одно на шею повесится! Любовь, она… Не всем ее боги посылают…
— И чего ж, по твоему, мне делать?
— А ты пойди к той первой, что позовет!
* * *Впервые за многие годы двери в Старые Палаты заперли. Да, да, и засовы поставили! Младояр не знал, смеяться, что ли? Иггельд лишь покачивал головой.
— Теперь не достанут!
— Что, Млад, не нравится в центре вниманья быть? — прищурился Иггельд, — Помнится, когда по Крутену с головой Белого Ведуна возвращался, так нравилось?
— Так тогда героями шли, победителями. А сейчас? Всем расскажи про кольчугу, да будто я что-то тайное знаю! Купчины друг дружку режут, а за мной мальчишки хвостом везде таскаются, может мне присесть для каких нужд надобно? Да иноземцы, тоже — пристают, все выспрашивают и выспрашивают.
— Меня тоже умучили. Сегодня, представь, зазвали к боярыне хворой. А она, подлая, и не больна вовсе — просто захотелось про кольчугу послушать. Вежель, говорят, и вовсе в подполе схоронился…
Младояр уселся за стол, резец — в руки. Надо продолжать работу, буковая дощечка готова лишь на половину. Странно на пятнадцатом году браться за такую работу — но княжич чувствовал себя уверенно, не зря столько прочитано. Буквицы да руны враз четырех языков, столбиком, а в строку — что чему соответствует. И это лишь начало работы. Задумка велика — закончив с буквицами, вырезать на буке слова, что одно и тоже значат, и, опять же, враз — на четырех языках. Но то — мечты. И народов боги создали великое множество. Вот, скажем, луту, дети Черной Земли, те пишут все больше по элласски, а в храмах — письмо другое, тайное, рисунками. А хуася и вовсе узоры кисточкой на шелках рисуют, каждое хитросплетение — слово, иль два, бывает — и больше, сложат хвостики из разных слов-узорчиков в один, получается целая фраза. Вот если б все народы писали б одинаково! И говорили на одном языке… Княжич улыбнулся собственным мечтаниям. Наставник вскинул брови:
— Все никак не успокоишься?
— Да я — о своем, о том, что боги столько языков напридумывали, да перемешали…
— А я, признаться, никак всю эту историю забыть не могу, — почему-то серьезно заявил старый лекарь, — и какой же дурень я был, когда на тебя кольчужку одевал. Хорошо, не прознали раньше! Ведь могли зарезать запросто. А кто виноват был бы? Я — старый дурак, жизнь прожил, ничего не понял!
— Так бы я и дался! — вскипел юноша, — Я не кур, что б меня запросто резать, я — княжич, сам любому голову снесу.
— Видишь ли, Млад, — спокойно возразил Иггельд, — во всяком деле есть свои мастера. И среди убийц тоже. Коли пообещают за твою голову пуд серебра — охотников найдется немало. У одного не получится, второго прибьешь — а третий тебя и достанет. Опять же хитрость человеческая. Вот, скажем, по всему Крутену слухи ходят, видели дружку какого-то купца, пробирался тот с котомкой тяжелой через лес к морю.
— А потом его мертвого у околицы деревенской нашли, горло перерезано, а свертка — как не бывало?
— Вот-вот, это я о хитрости!
— Какой хитрости? — не понял княжич.
— Слугу для отвода глаз послали, целый день все и думали, что в свертке — кольчужка, а сейчас некие тати, глупого парня пограбив, несут его котомку в края неведомые…
— И что?
— Ежику понятно — кольчужка еще в городе, — пожал плечами Иггельд.
— Я не ежик, и мне не понятно, — признался паренек, — хотя, теперь — да, понятно, но только после того, как ты объяснил!
— Иди завтра с утра к отцу, думаю — новости случатся!
— А что случится? — Младояр уже давно верил наставнику на слово, еще бы — ловили Белого Ведуна, Иггельд каждый шаг предугадывал! И сейчас… Младояру в голову не приходило, что и убийство служки в леске, почти что на виду, и умело распущенные слухи — все одно к другому.
— Не знаю, Млад, да и не особо мне интересно. Главное — все знают, что нет больше той кольчужки — ни у тебя, ни у меня… А ты сходи, сходи. Ежели за сегодняшнюю ночь никого не порежут — удивлюсь немало!
* * *Еще за сотню шагов до дверей княжьих палат Младояр наткнулся на брата. Брони поверх кольчуги, два меча, булава — в бой, что ли, собрался молодой богатырь? Крутомил стоял, широко расставив ноги, руки — боки, и явно не собирался так просто пропустить младшего братца. Младояр и не стал сопротивляться обыкновенным для их встреч объятиям. Крутомил давал себя обнимать и тискать Крутомилу — и больше никому! А уж тем паче — целовать…
— Поздно встаешь, все интересное проспал!
— Да я, может, и не ложился, — бросил Младояр.
— А врешь, парень!
— Отчего вру?
— А это что? — и Крутомил снял с младояровой пряди пух. От подушки, известное дело. Иггельд начал давать воспитаннику послабления. Подушка… Прежде княжич на голой лавке спал. Скоро до одеяла дело дойдет, какой тогда из Младояра воин?
— Так что я проспал? — как ни в чем не бывало, осведомился паренек.
— Сейчас отец выйдет, с дядей Яснополком, все и пойдем смотреть!
— А куда?
— Посмотреть-то надо сразу оба двора, терема да подполья, — вместо одной непонятки в голове у Младояра образовалось две, — а куда сначала — не нам решать!
Вот и князь, за ним, быстрым шагом воевода, следом — шеренгой по два — дружинники в полном облаченье, только что без коней. Дидомысл хлопнул сына по плечу, и — слова не сказав — пошел дальше. Не приглашают — но и не гонят! Младояр бегом нагнал отца, пошел вровень.
Навстречу выползла, мерно ударяя в бубны, цепочка крышнелей. Впереди старый жрец, голова бритая наголо, одежды ярко-желтые — шафрана заморского, поясок красный, посох вишневого древа, серебряным шаром увенчанный. У остальных крышнелей одеяния желтые, да не горят, как у предводителя, светом солнечным. Охра, небось. И посохи попроще, с медными шарами, или вовсе без оных, зато — все из вишневого дерева. Увидели князя да дружинников, разом «Славе Крышень» затянули. Дидомысл отмахнулся, тихо — что б один Младояр слышал — буркнув:
— Опять эти бездельники!
— А куда мы идем, тятя? — спросил Млад. Его давно не волновали крышнели да им подобные, Иггельд как-то пригвоздил их одной фразой — мол, всегда ходили и будут ходить.
— За ночь многих убили, злыдни какие-то, неизвестные, — в глазах князя промелькнула искорка, — ограбили два терема, два купца именитых пострадали, да по счастью — живы оба. Вот идем смотреть… Ты, Млад, того, если что в голову придет, или — того — поймешь, ты — смеяться не вздумай, потерпи до дому…
