Марк Лоуренс - Принц шутов
Я решил, что на данный момент лучшей политикой будет напиться до бесчувствия и надеяться, что утро вечера мудренее.
— Самое главное тут, — сказал я, уловив момент, когда норсийцы молча занялись выпивкой, — это не действовать слишком поспешно. Планирование — вот основа успеха. Стратегия. Снаряжение. Все то, чего не хватало Снорри в первый раз в силу его нетерпения.
Чем дольше мы здесь пробудем, тем больше шанс, что проклятие ослабнет или еще что-нибудь подвернется. Важно, чтобы «Икея» не отплыла, пока я не исчерпал все возможности избежать этого плавания. Я пожал плечами, допил эль и потребовал еще.
24
Иногда похмелье столь ужасно, что кажется, будто весь мир раскачивается и кружится, даже стены скрипят. Иногда оно переносится сравнительно легко, и оказывается, что всего-навсего компания викингов бросила вас на кучу свернутых канатов в своей ладье и отплыла в море.
— Ах вы, ублюдки!
Я с трудом открыл один глаз и увидел, как над головой хлопает на ветру большой парус, а чайки вьются под серым небосклоном.
Я сел, проблевался; встал, споткнулся, проблевался; подполз к борту, проблевался основательно; подполз к другому борту и взвыл, глядя на тонкую темную линию горизонта — единственный намек на тот мир, который я знал и который, возможно, больше не увижу.
— Значит, ты не моряк? — спросил Арне Востроглазый, глядя на меня со скамьи, держа весло, воткнутое в уключину, и трубку.
— Викинги курят?
Это выглядело как-то… неправильно, ну, вдруг у него борода загорится?
— Этот курит. Книгу с правилами тут не выдают, сам понимаешь.
— Типа того.
Я вытер рот и повис на борту. Близнецы проделывали что-то замысловатое с парусом и канатами. Туттугу стоял на носу и смотрел на волны, а Снорри держал румпель на корме. Со временем мне полегчало, и я рухнул на скамью рядом с Арне. К счастью, ветер относил дым в сторону, а то мы бы получили реальный шанс узнать, сможет ли съеденное на прошлой неделе материализоваться по второму кругу, если я хорошенько постараюсь.
— И какие еще правила из этой мифической книжки ты нарушил?
Мне нужно было отвлечься от качки. Похоже, надвигался шторм, хотя небо оставалось довольно ясным и ветер дул не особо сильно.
— Ну-у… — Арне попыхтел трубкой. — Я не любитель медовых залов и всяких таких песен. Мне бы лучше порыбачить на льду.
— Можно подумать, человек такого таланта, как ты, стал бы выжидать добычу — да он скорее сделал бы меткий выстрел, чем таскать всякое через дырочку во льду. — Я возлагал на Востроглазого изрядную часть своих надежд на выживание. Что хорошо в умелом стрелке из лука — мало кто успеет к нему подойти достаточно близко, чтобы причинить вред. Это такие люди, рядом с которыми я предпочитаю стоять в бою, коль скоро ход событий не даст мне просто ускакать подальше. — Черт! Где моя гребаная лошадь?
— Возможно, то, что от нее осталось, разбросано по склону Ден-Хагена. — Арне сделал вид, что жует. — Жаркое, колбаса, конская грудинка, жареная конина, суп из языка, печень с луком, ммм… отлично.
— Что? Я…
Мой желудок сам прервал сию сентенцию длинным словом, полностью состоящим из гласных и произнесенным над бортом ладьи.
— Снорри отвел ее с утра на рынок и продал, — сказал Арне, обращаясь к моей спине. — За седло выручил больше, чем за кобылу.
— Черт!
Я вытер слюну с подбородка, прежде чем ветер смог размазать ее по моему лицу. Потом посидел немного, уронив голову на руки. Казалось, мы прошли полный круг. Этот кошмар начался, когда меня загрузили, как тюк, в лодку со здоровенным викингом, и вот, пожалуйста, опять — только лодка посолиднее, воды и викингов больше, а лошадей ровно столько же.
— Востроглазый, значит? — Я пытался ободрить себя мыслью о том, что Арне — это мой гарант безопасности. — Интересно, за что тебя так прозвали?
Арне выпустил кольцо вонючего дыма, которое быстро унесло ветром.
— Есть два способа попасть в маленькую мишень, до которой далеко, — мастерство и везение. Не то чтобы я плохо стреляю, вовсе нет, — скажем так, средне. Особенно теперь, когда практики хватает. «Пусть Востроглазый стреляет», «дайте Арне лук»… Но в тот день на свадьбе ярла Торстеффа… — Арне пожал плечами. — На состязания прибыли люди со всей округи. Метание топора, поднимание валуна, борьба — ну и тому подобное. И естественно, стрельба из лука. Она никогда не была нашей сильной стороной, но желающих нашлось немало. Ярл закрепил вот эту монетку, да так далеко, что никто не мог ее сбить. Уже стемнело, когда до меня дошла очередь. Ну и сбил — с первой попытки. Вот так и бывает в этом мире, мальчик. Начни историю, такую, ничего особенного, из тех, что быстро забываются, на миг оторвись от нее — и вот она уже так разрослась, что может сожрать тебя. Вот как бывает. Наша жизнь сплошь состоит из таких историй. Некоторые распространяются и растут, растут… Другие — лишь для нас и богов, их передают шепотом, но эти истории тоже растут и пожирают нас.
Я застонал и улегся на скамью поперек, пытаясь найти угол, при котором она все же больше похожа на кровать, чем на орудие пытки. Я бы просто лег между скамьями, но каждый раз, как ладья ныряла вниз с волны, через борт перехлестывала соленая вода, миниатюрное подобие огромных волн, по которым нас кидало.
— Разбуди меня, когда шторм прекратится.
— Шторм?
Надо мной нависла тень.
— Ты что, хочешь сказать, что оно всегда так, а?
Я сощурился, разглядывая темный силуэт на фоне ясного неба, — окаймляющие его солнечные лучи кололи глаза. Высокий человек, и, зараза, здоровый такой. Один из близнецов.
— Да нет. — Он присел на скамью напротив, и его благодушный настрой казался сплошным издевательством. — Редко бывает так хорошо.
— Ааарррр.
Казалось, просто слов не хватит, чтобы высказать все, что я об этом думаю. Я подумал: интересно, видела ли Скилфа, что мне суждено заблевать ладью и утонуть в этой жиже?
— Снорри говорит, ты здорово лечишь раны. — Он принялся закатывать рукав, не дожидаясь приглашения. — Кстати, я Фьорир, нас не так просто различить.
— Иисусе!
Я поморщился, когда Фьорир размотал грязную тряпку, которой было обернуто его предплечье. Рваная рана оказалась глубокой, да еще и всех мыслимых цветов — от черного до гнойно-желтого на вспухшей плоти по обе стороны от нее. Вонь, надо сказать, говорила о многом. Если рана начинает дурно пахнуть, ясно, что человек потихоньку двинулся в сторону кладбища. Возможно, его могла спасти ампутация — я точно не знал. В принципе, подобные вещи меня прежде и не интересовали толком, разве что в ситуациях, когда нужно было оценить шансы в «Кровавых ямах». Ну и на границе со Скорроном случались неприятности такого рода, но я успешно избавился от этих воспоминаний. По крайней мере, до того момента как почувствовал вонь от руки норсийца — и они снова нахлынули. Наконец я придвинулся к борту и наблевал в темную пучину. Так я провисел довольно-таки долго, ведя с морем долгий бессловесный разговор.
