Алла Гореликова - Четыре жезла Паолы
— Изыди, — выдохнула Паола. — Тварь.
Демоница рассмеялась в ответ.
— Упрямая? Хорошо. Тем веселей.
Шагнула к Паоле, присела, поддела кончиками острых ногтей подбородок. Глаза раскрылись сами собой. Видеть адово отродье так близко оказалось не столько страшно, сколько гадостно. В чертах лица демоницы, откровенно красивых, ярких, читалась не злоба, а порочность. И то — злоба, ненависть, они ведь и людям свойственны, Всевышний прощает… А тут — мерзость, отрицающая Небо и милость Господню. Темные глаза подцепили, словно крючком, взгляд Паолы, чувственные губы изогнулись в ухмылке. Демоница проворковала нежно:
— Люблю обламывать упрямых. Очень люблю. Вот он, — встала, небрежно хлопнула по плечу своего спутника, — мог бы подтвердить. Тоже упрямым был. Си-ильно упрямым. Не один раз умер, покуда покорился. Хорошо повеселились, вспомнить приятно. Бери ее, раб. Отойди и жди.
Проклятый вздернул Паолу на ноги, взвалил на плечо, сделал несколько шагов и замер, обернувшись к госпоже. К горлу девушки вновь подкатила тошнота, а огненный фонтан в затылке взвился, кажется, до небес, норовя расколоть голову на мелкие кусочки. Но глаза так и не закрылись. Она видела, как демоница потянулась, расправив крылья, и летучей мышью порхнула к гнезду синих кристаллов. Все зря. Сейчас эта тварь уберет ее жезл и снова поставит свой, и не будет больше травы, не будет неба… Господи Всевышний, не допусти!
У самого лица вжикнуло — раз, другой. Паола моргнула, вгляделась в укутанную дымом фигуру дьяволицы. Та повалилась на землю, с явным трудом поднялась на ноги и теперь оборачивалась — медленно, неловко. В шее торчала стрела, еще одна, похоже, пробила кожистое крыло.
Вжикнуло снова. Адская тварь вдруг вскрикнула по-птичьи, прижала к шее ладонь. По белым пальцам густо лилась темная кровь. В жилу попал, восторженно поняла Паола, жилу кровяную перебил! Господь наш Отец, не оставь!
Демоница упала, дернулась судорожно, забилась, изогнувшись. Кожистые крылья бестолково молотили по земле, по лавовым ручьям, руки загребали огонь, чернели, лицо утратило порочную красоту, исказилось, стянулось отвратительной, полной ненависти и отчаяния маской. Накатила волна страха и угасла; адская тварь зашипела, заклекотала… и затихла.
Печать на лбу Проклятого полыхнула жаром. Зарычав, он отшвырнул Паолу и кинулся в дым. Нацеленная в него стрела воткнулась в вязкую лаву в шаге от Паолы. Древко задымилось, обугливаясь. А Паола глядела на перья. Бурые перья степного орла, памятные по тем самым стрелам, что собирала она после обряда Сай. Стрелам Таграна.
Две фигуры, едва видные в дыму, кружили и прыгали, силясь достать друг друга. Горела алыми отблесками сталь. Паола, беспомощно всхлипнув, подтянула под себя обожженные ноги, развернулась, чтобы лучше видеть. Подумала: это неправильно, что я еще жива. Так не бывает. Я сгорела, как я могу живой быть? Мне, наверное, чудится это все. Говорят же, будто в последний миг перед смертью людям видится исполнение их самых заветных желаний — чтобы Отец Небесный мог воочию узреть, что у них за душой.
Но если так, пусть уж я увижу, как Тагран победит. Пожалуйста.
Бойцы то приближались, то удалялись, обменивались ударами, уклонялись, рычали, разбрызгивая лаву. Теперь Паола окончательно уверилась, что вот-вот умрет. Она и впрямь видела варвара, а откуда бы ему взяться здесь въяве, а не в предсмертном бреду? Тагран теснил Проклятого, шаг за шагом прижимая к широкой трещине, из которой то вздымался, то опадал лавовый фонтан. По смуглой коже степняка текла кровь, сворачиваясь от жара, волдыри ожогов лопались, исходя сукровицей, но раны не мешали Таграну драться. Господь наша защита, беззвучно шептала Паола, не оставь, помоги. Ей не выпадало раньше случая видеть, как Тагран управляется с боевым топором, и теперь… теперь, не раздирай девушку почти безумная боль, она, наверное, залюбовалась бы.
Варвар и мгновения не оставался на месте. Отпрыгивал, завлекая противника в атаку, дразнил обманными замахами. Метил по ногам, заставляя вязнуть и спотыкаться. Наносил скользящие удары, раз за разом прорывая оборону Проклятого. Широкая полоса лезвия, казалось, размылась в воздухе, не уследить. Раб демоницы тоже был силен, но он отступал, пятился, его ответные атаки или разбивались о широкое лезвие варварского топора, или вовсе проваливались в пустоту. Паола смотрела, боясь сморгнуть лишний раз, без единой мысли, не дыша, позабыв молиться, и боль мешалась с восторгом, и это было почти счастье — настолько, насколько вообще возможно счастье за несколько мгновений до гибели. Проклятый выдыхался, слабел, двигался все медленнее. И, наконец, не сумел отбить атаку. Широкое лезвие рассекло доспех на его груди, брызнула кровь. Воин зашатался, уронив руки. И в тот же миг топор степняка врезался в его живот. Проклятый сложился пополам и медленно, как во сне, рухнул спиной в лаву. Взметнулись и опали багровые кляксы. Труп бывшего рыцаря погрузился в огонь.
Паола все еще глядела на разлетающиеся от трупа Проклятого кляксы вязкой лавы, а Тагран уже очутился с ней рядом. Руки варвара замерли, не коснувшись сожженной кожи. В глазах полыхнул явственный ужас.
— Обыщи тварь, — выдохнула Паола. — Может, лекарство… найдешь.
Тагран метнулся к демонице. И только теперь Паола вдруг поняла: ей не чудится. Это не бред, это и правда он. Здесь. Наяву. Обожженный, израненный, с подпаленными волосами, в прожженных штанах и таких же точно высоких сапогах, какие были у Проклятого. И ведь добыл где-то…
И ведь нашел ее… спрашивается — как?
Тагран вновь возник рядом. Расстелил на полосе застывшей лавы плащ демоницы.
— Терпи, переложу тебя.
— Погоди. Нашел что?..
— Вот. — На обожженной ладони сияли синим две крохотные склянки.
Слава тебе, Всевышний! Мало, но все равно — спасение. Паола кивнула — вернее, попыталась кивнуть, но от крохотного движения мир вокруг завертелся, и девушка едва не потеряла сознание. Застонала коротко: ну же, соберись, рано обрадовалась, надо объяснить, что делать с драгоценной добычей! Тагран тем временем все же переложил девушку на плащ. Боль заволокла глаза багровым туманом, заплескалась уже не в затылке — над головой. Но Паола по-прежнему оставалась в сознании. Что ж, подумалось, если и впрямь демонское заклятие не дает свалиться без чувств, тем лучше. Потому что надо… надо объяснить…
— Пей. Тебе одну, и… и мне одну.
Благословенно прохладная склянка коснулась губ. Паола проглотила эликсир и закрыла глаза. Один глоток — мало. Но умереть не даст. Сейчас станет лучше. Сейчас. Станет. Лучше…
