Константин Плешаков - Богатырские хроники
Теперь я был очень слаб, и даже плечо почти перестало болеть. Дня через три вернулся Илья; труп Змея был сожжен, но несколько человек уже успели умереть… Я проклинал себя за беспечность. Илья утешал меня тем, что для верности он спалил весь Сорочинский лес.
— Поменьше бы ты, Добрыня, якшался с Волхвом, — сказал он мне, супя брови.
Они с Алешей взяли в привычку бражничать у моей постели. Маринка сидела за столом; глаза ее смеялись. Во время одного такого застолья дверь отворилась и в дом вошла моя мать…
Весть о том, что я здоров, разминулась с ней: она покинула Новгород, как только в тот вечер, когда я впал в беспамятство, услышала мой крик…
Теперь и речь не шла о том, чтобы ей возвращаться в Новгород. Великий князь подарил нам дом. Хороший новый дом с крепким частоколом неподалеку от берега Днепра. Князь приказал позаботиться о том, чтобы дом и кладовые не были пусты. Что ж, думал я, я заслужил это…
Но я медлил перебираться в новый дом от Маринки. Она тоже выдумывала все новые предлоги, почему мне надо остаться. Однажды — шел уже октябрь, и дождь нудил за окном, — я спросил ее:
— А что бы ты делала, если бы ночью сюда вошел Волхв?
— Пока ты был без сознания, здесь был Алеша, Но… на всякий случай… у меня есть моя Сила… я все время думала об этом… Ты видишь, над дверью стоит чан. Никто не знает, что стоит мне дернуть за веревочку, и чан опрокинется… А в нем такой настой, что даже Волхву бы не поздоровилось… Бабья защита, Добрыня… Я все привыкла делать сама. Я ведь сирота. Растила меня бабка. Она и научила всему. А Сила у меня была. Единственное, что было в моей жизни, — это бабка и Сила. А потом бабка умерла — не от болезни: от старости, и мы ничего не могли поделать — ни она, ни я…
— Но ведь многие хотели взять тебя в жены…
— Ты угадал. Многие.
— Но ты живешь одна.
— Один хотел жениться на знахарке. Второй хотел стать золотых дел мастером. Третий хотел научиться владеть мечом. Четвертый хотел ковать мечи. Но если я хочу лечить людей, то ни один из них не хотел лечить зло.
— Лечить зло?
— Ты не согласишься со мной, но я думаю, что зло нужно лечить. Конечно, многих нужно отсекать, как гниющую плоть или заразу, но зло в людях вообще нужно лечить…
— Я знаю человека, который бы согласился с тобой. Мой Учитель.
— Я думаю, что он приходил сюда…
— Что?!
— Когда ты был в беспамятстве, какой-то человек приходил сюда в одежде монаха… Я испугалась поначалу, почувствовав большую Силу, но тут же поняла, что его Сила добра… Он долго сидел над тобой, а потом ушел. Я почувствовала, что он сильно помог тебе.
— Что он сказал тебе?!
— Он все время молчал и уже в дверях сказал только одно: «Передай Добрыне, когда он окрепнет, что он идет по самому следу волка. И передай еще: когда одни люди уходят из его жизни, приходят другие».
— И он не говорил с тобой?
— Нет.
— И ты не говорила с ним?
— Нет.
— Я много говорил в бреду, Многое было для тебя новым. Что тебя поразило более всего?
— Твое одиночество.
— Что испугало тебя больше всего?
— Твое одиночество.
— Чему бы ты позавидовала более всего?
— Умению терпеть его.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Да, Добрыня.
Через неделю мы обвенчались. И великий князь киевский позвал нас — мою мать, мою жену и меня во дворец и одарил нас. Но он не говорил со мной о Волхве…
Мы стали жить в новом доме. Но Маринка не захотела продавать старый. Она по-прежнему лечила людей в нем. Моя мать сказала мне, что ее Сила действительно очень велика.
Было странно иметь свой дом после многих лет скитаний, хотя я знал, что придет весна и я снова пущусь в дорогу.
— Когда ты решила стать моей женой? — спросил я однажды Маринку.
Она улыбнулась:
— Когда ты переступил мой порог и я увидела, что только я одна могу спасти тебя. И потом… — Она опустила голову. — Ты спрашивал меня, не говорил ли со Мной твой Учитель. Он говорил… Когда он уже стоял на пороге и передал тебе, что ты идешь след в след волку… После этого, не оборачиваясь, он сказал мне: «Если Добрыня попросит тебя стать его женой, скажи «да».
Глава двадцатая
Когда просыхают дороги, для богатырей наступает время больших дел.
В распутицу, а по большей части и в зимнюю непогоду можно сидеть в тепле и размышлять о делах минувших и будущих. С теплом же оживает все. Пока я был очень молод, я полагал, будто понятие «жизнь» заключает в себе только свет, а вся тьма скрывается под знаком смерти. Теперь я уже давно знаю, что ошибался. Ведь и в смерти есть свет, раз Спаситель обещал нам жизнь вечную; но и в жизни есть тьма, потому что силы зла отпущены на свободу. Я не знаю, зачем это понадобилось Ему, в чьих руках все начала и концы, но, видно, так нужно.
С теплом же выползает на свет всякая нечисть. В оживающих реках начинают плескаться русалки; по молодой траве крадется леший; сбиваются с дороги и гибнут в болотах, завлеченные голубыми мертвецкими огнями, целые рати. Степь собирается на дальних рубежах, чтобы, насадив солнце на пики, пуститься в кровавый набег. И по весне, неведомо откуда, неприметно пускается в путь враг Русской земли Волхв…
В теплое время нет богатырю ни сна, ни отдыха. Дороги стелются перед глазами, даже когда закроешь их. И — то клинки, то полчища, то чьи-то злые глаза…
Когда на вербе проклюнулся серый пух, я получил известие, что Илья ждет меня в Чернигове. Я понял — старик что-то замышляет, и не мешкая, простившись с семьей, отправился в путь.
Отяжелевшие за зиму шмели, шершни и пчелы кружили над полянами, тычась в стволы деревьев. В синеву небес рвались птицы. Снег, лежавший в лощинах, казалось, просил, чтобы его оставили поглядеть на всеобщее ликование, тепло и свет, и все вокруг смотрело так хорошо и добро, что казалось — действительно оставят. Илья встретил меня на пороге избы.
— Ты торопился, Добрыня, — сказал он с усмешкой. — Видно, наскучался за зиму?
Я вошел в дом; поначалу в полутьме я не понял, кто сидит за столом, но тут же лукавым смородиновым блеском на меня сверкнули глаза. «Алеша!» Мы обнялись.
Мы сидели за столом, медленно хмелея. Алеша поглядывал на меня, я — на Алешу. Наконец Илья не выдержал.
— Вы думаете, — начал он, насупив брови, — что Илья порос мхом и позвал вас бражничать и пустословить. Так нет. Илья еще все тот же Илья… — Мы молчали. — Слушайте. Я позвал вас в Чернигов, чтобы…
Он оглянулся и посмотрел по сторонам.
— Говори, Илья, — сказал я. — Если бы Волхв был рядом, я бы чувствовал.
