Дэвид Эддингс - Сияющая цитадель
— Как же это можно проверить? — удивился Бевьер.
— Пошлем приказ перерезать кому-нибудь горло и посмотрим, попытаются ли его спасти, — отозвался Стрейджен. — Скажем, какому-нибудь местному полицейскому начальству или главарю патриотов — Элрону, может быть. Разве это не удивительно, Спархок? Помимо всего прочего, мы обнаружили, что таинственный Сабр — не кто иной, как Элрон!
— Потрясающе! — согласился Спархок, старательно изображая удивление.
— Кааладор хочет убить некоего Скарпу, — продолжал Стрейджен, — но лично я предпочитаю Элрона — хотя можете считать это проявлением моего литературного вкуса. Элрон заслужил смерть не столько за свои политические воззрения, сколько за отвратное стихоплетство.
— Стрейджен, — сказал Кааладор, — мир уж как-нибудь не рухнет из-за избытка паршивых стихов. А вот Скарпа по-настоящему опасен. Жаль еще, что нам не удалось присовокупить к этому списку настоящее имя Ребала — пока что нам не удалось его отыскать.
— Его настоящее имя — Амадор, — сказал Телэн. — Он торгует лентами в Джорсане, городе на западном побережье Эдома.
— Как вы это узнали? — осведомился потрясенный Кааладор.
— Честно говоря, по чистой случайности. Мы видели Ребала в лесу, когда он держал речь перед крестьянами. Позднее, когда мы были в Джорсане, порыв ветра занес меня прямиком в его лавку. На самом деле он не слишком опасен. Это шарлатан. Он использует ярмарочные фокусы, чтобы убедить крестьян, что он воскрешает из мертвых Инсетеса. По мнению Сефрении, это значит, что у наших противников нехватка настоящих магов, а потому им приходится прибегать к дешевым трюкам.
— Что вы делали в Эдоме, Спархок? — спросила Элана.
— Заехали по пути за Беллиомом.
— Как же вам удалось обернуться так быстро?
— Нам помогла Афраэль. Она очень много помогала нам… хотя и не всегда, — прибавил Спархок, стараясь не смотреть на дочь. Он встал. — Все мы сегодня изрядно устали, — продолжал он, — а если сейчас углубляться в детали нашего путешествия, мы, пожалуй, засидимся до утра. Может быть, отправимся спать? Завтра мы обсудим все на свежую голову.
— Отличная мысль, — согласилась Элана, тоже вставая. — Кроме того, меня мучает любопытство.
— Вот как?
— Раз уж мне придется спать с Анакхой, должна же я познакомиться с ним поближе, как ты полагаешь? Делить постель с незнакомцем — это так губительно для женской репутации…
— Она еще спит, — сказала Даная, бесшумно прикрывая дверь в комнату Сефрении.
— С ней все в порядке? — спросил Спархок.
— Разумеется, нет. А чего же еще ты ждал, Спархок? Ее сердце разбито.
— Идем со мной. Нам нужно поговорить.
— Я не уверена, отец, что мне сейчас хочется с тобой говорить. Я тобой недовольна.
— Пожалуй, я это переживу.
— Не будь в этом так уверен.
— Пойдем. — Спархок взял ее за руку и повел вверх по длинной лестнице — на вершину донжона и оттуда на парапет.
— Ты ошиблась, Афраэль, — сказал он. Она вздернула подбородок и одарила его прямым ледяным взглядом.
— Не изображай надменность, юная леди. Ты ошиблась. Тебе не следовало пускать Сефрению в Дэльфиус.
— Она должна была попасть туда. Ей придется пройти через это.
— Она не может. Это выше ее сил.
— Она сильнее, чем кажется.
— У тебя совсем нет сердца? Неужели ты не видишь, как она страдает? — Конечно вижу, отец, и меня это мучает куда больше, чем тебя. — Вэнион тоже страдает.
— Он тоже сильнее, чем кажется. Почему вы все отвернулись от Сефрении в Дэльфиусе? Два-три ласковых слова Ксанетии — и вы забыли о трех веках любви и преданности. Так у вас, эленийцев, принято поступать с друзьями?
— Сефрения сама подтолкнула нас к этому, Афраэль. Она начала выдвигать ультиматумы. Сдается мне, ты не представляешь, насколько глубока ее ненависть к дэльфам. Она вела себя абсолютно нелогично. Что за всем этим кроется?
— Это не твое дело.
— Думаю, что все же мое. Что на самом деле произошло во время войны с киргаями?
— Не скажу!
— Ужели ты страшишься говорить об этом, Богиня?
Спархок резко обернулся, проглотив просившееся на язык ругательство. Ксанетия, облеченная сиянием, стояла неподалеку от них.
— Тебя это не касается, Ксанетия, — холодно ответила ей Афраэль.
— Мне бы следовало знать твое сердце, Богиня. Вражда сестры твоей к дэльфам не столь важна, как может быть твоя. Ты также ненавидишь меня?
— Почему бы тебе не пошарить в моих мыслях и не выяснить это самой?
— Ведомо тебе, Афраэль, что сего я сделать не в силах. Разум твой закрыт для меня.
— Я так счастлива, что ты это заметила.
— Веди себя прилично, — твердо сказал Спархок Дочери.
— Не вмешивайся, Спархок.
— Не могу, Даная. Так значит, это ты стоишь за тем, как Сефрения вела себя в Дэльфиусе?
— Не мели чепухи. Я послала ее в Дэльфиус, чтобы излечить ее от этой глупости.
— Ты уверена, Афраэль? Ты ведь и сама ведешь себя сейчас не лучшим образом.
— Мне не по душе Эдемус и его почитатели. Я хотела вылечить Сефрению из любви к ней, а не потому, что мне нравятся дэльфы.
— Однако вначале ты, Богиня, заступилась за нас перед родичами своими, — заметила Ксанетия.
— Опять-таки не из приязни к твоим соплеменникам. Мои родичи были неправы, и я возражала им из принципа. Тебе, впрочем, этого не понять. Тут замешана любовь, а вы, дэльфы, давно уже переросли это понятие.
— Как же мало ты знаешь нас, Богиня, — с грустью проговорила Ксанетия.
— Раз уж мы заговорили откровенно, и я в кое-каких твоих словах, анара, примечал нелюбовь к стирикам, — колко заметил Спархок.
— У меня есть тому причина, Анакха, и не одна.
— Уверен, что есть и что у Сефрении их не меньше. Однако не в том дело, испытываем мы друг к другу приязнь или наоборот. Я намерен исправлять все это. Мне надо заниматься делом — и я отнюдь не намерен терпеть при этом женские свары. Я вас всех примирю — даже если для этого мне придется прибегнуть к помощи Беллиома.
— Спархок! — воскликнула потрясенная Даная.
— Никто не хочет рассказать мне, что же на самом деле произошло во время войны с киргаями, ну да, может, это и к лучшему. Вначале мне было любопытно, теперь — нет. Суть в том, милые дамы, что мне наплевать на то, что случилось тогда. Судя по вашему поведению, все там были хороши. Я намерен прекратить эту нелепую возню вокруг былых обид. Вы ведете себя как дети, и меня это уже начинает раздражать.
ГЛАВА 17
На следующее утро под глазами у Сефрении были темные круги, лицо потускнело, лишенное обычного оживления. Поверх белого стирикского одеяния она набросила накидку без рукавов густо-черного цвета. Спархок никогда прежде не видел, чтобы она так одевалась, и ее выбор — и одежды, и цвета — показался ему не предвещающим ничего хорошего. Она явилась к завтраку неохотно, лишь по недвусмысленному приказу Эланы, и сидела чуть поодаль от всех, окружив себя, точно крепостной стеной, своей обидой. На Вэниона она не смотрела, а от завтрака отказалась, сколько ни уговаривала ее Алиэн.
