Сборник произведений - На перекрестках фэнтези
– Что, ты пришел меня убивать, доблестный воин? – могучий голос раскатился меж камней, породив эхо.
– Я пришел за принцессой, – отозвался Аскарих. Он ловил каждое движение ящера, надеясь не прозевать атаки. В том, что она последует, он не сомневался. – Отдай ее, и я не буду тебя убивать.
Дракон рассмеялся, выгибая шею. Так он был похож на диковинного исполинского лебедя, обзаведшегося множеством зубов.
– Ты вправду этого хочешь? – спросил ящер, посмотрев рыцарю прямо в глаза. Тот ощутил головокружение под пронизывающим взглядом, и не смог соврать:
– Нет, – Аскарих не заметил, что его рука с мечом опустилась. – Я сам уже не знаю, чего хочу! Никто по пути сюда не поверил мне, что я еду сюда просто из-за того, что обещал! Одни считали, что меня ведет сластолюбие, другие – что алчность, гордыня, или стремление к власти! В чистоту помыслов не поверил никто!
– Я верю в нее, – сказал дракон тихо.
– Что мне до твоей веры? – ответил Аскарих горестно. – Уже поздно! Даже если я отобью дочь короля у тебя и вернусь, что толку? Пусть даже меня провозгласят героем и осыплют почестями, я все равно буду чувствовать себя оплеванным!
– А тебе незачем возвращаться, – сказал дракон, вставая. Длинный хвост щелкнул по камням, распахнутые крылья белее свежевытканного полотна на миг закрыли солнце.
– Это как? – Аскарих ошеломленно посмотрел на ящера.
– Все просто. Ты думаешь, мне нужна принцесса? – дракон стоял, невыразимо величественный, и в зрачках его бушевало багровое пламя. – Нет, мне нужен воин, чье сердце чисто и прочно, словно алмаз.
– Зачем?
– Равновесие мира держится на храбрых и верных воинах, что взяли на себя обет странничества, и сражаются с хаосом везде, где ни встретят его. Недавно одним из них стало меньше. Его звали Тристан, и погиб он не в бою, а от любви.
– Я слышал о нем, – прошептал Аскарих потрясенно.
– Но количество странствующих рыцарей всегда должно быть одинаково, и появилась нужда в новом воине, способном взвалить на себя нелегкую ношу.
– Так все это было подстроено? – не выдержав, перебил дракона рыцарь. – Все эти встречи и разговоры?
– Нет, – покачал головой, словно отлитой из серебра, дракон. – Они говорили то, что думали. Но если бы в тебе была хоть капля гордыни, то тебя убили бы эльфы, допусти ты жадность в сердце, гномы бы не пропустили тебя. Но ты здесь, и это значит – ты чист. То, что я предлагаю тебе, ты понял. Решай.
– А Лоэнгрин… – спросил Аскарих. – Он тоже из… ваших?
– Да, – кивнул ящер. – И что ты решил? Если откажешься, я попросту отдам тебе принцессу и отпущу. А замену Тристану придется поискать в другой стране. Место за Круглым Столом не должно пустовать.
– А если я соглашусь, что будет с девушкой?
– Завтра я доставлю ее во дворец отца, целую и невредимую.
Аскарих склонил голову, вспоминая путь, приведший его к дракону, и с неожиданной четкостью вдруг понял, что другого шанса у него не будет, никогда.
– Хорошо, – сказал он, сдерживая спазм в горле. – Я согласен!
– Тебе придется сменить имя и герб, – сказал ящер. – Ты не сможешь вернуться в родной замок, и пути твои будут тебе неподвластны.
– Зато ни на одном из них, – Аскарих криво усмехнулся. – Меня не будет ждать дракон, свой дракон…
Белоснежный ящер раскрыл зубастую пасть, из которой исторгся поток оранжевого пламени. Он прянул прямо на Аскариха, и тот был вынужден закрыть глаза. Стало невыносимо жарко, но жара быстро сменилась прохладой.
Открыв глаза, рыцарь ощутил себя сидящим на коне. Тот бодро скакал по прямой, словно стрела, дороге, а вокруг расстилались совершенно незнакомые места.
Доспехи на нем были новые и непривычные, но сидели по фигуре. К седлу был привешен щит, незнакомый, чужой. Взятый в руки, он поразил ощущением легкости и прочности. На округлом поле с необыкновенным искусством было изображено озеро, окруженное травянистым берегом. Из голубой воды торчала рука, держащая меч.
Пока рыцарь разглядывал щит, в голове его появилось и засияло, оттенив все прочие мысли, одно слово, имя – Ланселот.
В мгновенном озарении пришла догадка: «Это мое имя… Меня теперь так зовут… А как меня звали раньше?».
Налетевший спереди ветер принес лязг оружия и женский крик, прервал тягостные мысли. Ланселот… да, именно Ланселот вытащил меч, и пришпорил коня. Под ноги скакуна ложилась дорога, и какие-то фигуры прорисовывались в жарком мареве впереди…
Берендеев Кирилл
Говарду Ф. Лавкрафту, чей отры-вок «Азатот» послужил основой этого рассказа
Чутье подсказывает мне, что сила, которая правит нами, – людьми, животными, всем на свете, это сила непонятная и жестокая, и за все надо платить. Сила эта требует око за око, зуб за зуб, и как бы мы ни увиливали, и ни уворачивались, мы вынуждены подчиниться, потому что эта сила, и есть мы сами.
У. С. Моэм
Это случилось не так давно по меркам вечности, но в совершенно другой стране, отличающейся от нынешней и нравами, и образом мыслей столь поразительно сильно, что, сойдись живущий в той и нынешней странах и попробуй они поговорить друг с другом, хоть и велся бы их разговор на одном языке, не смогли бы они достучаться до сердца собеседника.
В той стране жил один молодой человек, внешне совершенно не отличающийся от прочих молодых людей, его ровесников. Если бы некто, пожелавший узнать о нем, решил взглянуть в его досье, каковое имелось на каждого жителя этой страны, то, кроме самых обыденных анкетных данных и отметок, касающихся его профессии, ничего примечательнее выведать не смог и сделал бы вывод, что он ничем не отличается от остальных.
Но это было не совсем так, как полагал бы сторонний наблюдатель…
Молодой человек жил в городе, основанном не так давно, в сравнении с древней историей его страны, городе-порте, на мелком гнилом море, где навигация длится всего лишь несколько месяцев в году, а в прочее время, частые штормы, наводнения и плавучие льды не дают кораблям прохода в узкую гавань. Некогда город был столицей страны, и тогда слава его шла впереди, и во всяком месте земли можно было слышать рассказы путешественников, побывавших в нем, и пришедших в восторг от неописуемой красоты его дворцов, фасады коих были украшены столь изысканно, что казалось невероятным, будто руки человеческие создали их, а внутренние покои наводили трепет на всякого, удостоившегося чести побывать в них; и даже чугунные решетки, что окружали дворцы, охраняя их от простонародья, и те не могли не вызвать подлинного восторга. А еще славился город своими фонтанами, чьи каскады так и манили в полуденную жару свежестью ниспадающих брызг и дивной красотой золотых статуй, извергавших струи воды.
