Вероника Иванова - Право быть
Пульс, окончательно вырвавшийся из повиновения, вдруг резко замирает. Кровь, остановленная на полпути, ударяет в виски могучим молотом, сбивает с ног, но мое лицо встречается с изъеденными Пустотой травинками уже без меня. Вернее, без моего сознания.
Песок.
Белый. Если бы на него упали солнечные лучи, пришлось бы сильно-сильно жмуриться, а то и прибегнуть к непрозрачному щиту ладоней, чтобы сохранить зрение в целости.
Песок.
Он повсюду, насколько хватает глаз, если смотреть по сторонам или обернуться. А когда задираешь голову, не видишь песка. Правда, небо вторит ему своим непроницаемо белым цветом, затянутое плотными облаками. Да, это непременно должны быть облака, потому что, если смотреть долго-долго, можно уловить завитки вихрей, медленно перемещающиеся с места на место. Или это всего лишь усталость глаз и пришедшие вместе с ней видения? Неважно. Здесь и сейчас разницы между явью и сном нет. Как нет разницы между песком и небом.
Белизна, непорочная и столь же безжизненная. Зримое воплощение целомудрия. Земное. Хотя на Земле ли я нахожусь?
Равнина, кажущаяся заснеженной, пока не зачерпнешь ладонью колючую пыль песка. Не горячий и не холодный, а значит, той же теплоты, что и мое тело. Не нагревается больше, но
и не остывает. Впрочем, как бы он мог остыть? Ни малейшего дуновения ветерка, способного унести с собой часть накопленного тепла. Ни единого звука, даже песчинки с ладони осыпаются почти бесшумно, заживляя рану, нанесенную моей рукой.
Где- то позади меня равнина становится единым целым с небесами, а впереди все черным-черно. Недвижимое зеркало, не отражающее ровным счетом ничего. Как оно похоже на текучее стекло, некогда разбитое мной… Лунное серебро? Не удивлюсь, если озеро, раскинувшееся передо мной, его старший родич. Его родитель.
Белое и черное. Совершенный союз двух противоборствующих красок. Я все еще жив, и место, в которое меня привели, несомненно, тоже живое, раз находится в пределах подлунного мира, но его жизнь больше похожа на смерть. Даже в белизне сугробов можно найти все цвета радуги, здесь же нет ни одного оттенка, только цвет. Чистый. Изначальный.
Песчаной равнине и озеру не нужно ничего, кроме них самих, мое присутствие словно оскверняет покой и незыблемость этого места. Хочется сжаться в комок, спрятать лицо в ладонях и попросить прощения за то, что явился сюда незваным и нежданным. Хочется крикнуть небу: я бы ушел, будь на то моя воля! Но сейчас мне приходится подчиняться воле чужой. Подчиняться тяжести цепей, не дающих сделать больше пары шагов в сторону от неподъемной деревянной колоды.
Кто и когда притащил сюда уродливый обрубок ствола? Слуги той женщины, кто же еще. И они не могли отказаться исполнять нелепый приказ, даже если им было столь же не по себе в этих черно-белых землях, как и мне. Да, они не могли ослушаться. Заговор? Приворот? А может быть, просто разговор по душам, если у текучих струй есть душа? Теперь-то я понимаю, что вода, пропитавшая дрова и все, что попало в привальный круг, возникла не сама по себе. Ее призвали.
Наследница рода Ра-Гро, умеющая говорить с водой. Хотя говорили скорее ее дальние предки, а ей, судя по всему, довольно подумать, и каждая мысль легко достигает намеченной цели, уверенно следуя водными тропинками. Остановить биение сердца? Что может быть проще! Ведь для этого не нужно вмешиваться в механизм часов, заведенных от рождения тела, нужно всего лишь шепнуть крови: остановись…
Потомки той женщины, которую Страж Антреи прогнал из города, прошли большой путь и преуспели в своем мастерстве. Если даже некромант, выросший в приюте, смог расслышать зов семейной магии, то каких высот должны были достигнуть дочери, с рождения и до совершеннолетия ведомые своими матерями? Страшно подумать. Ясно одно: для моей тюремщицы безграничная власть над человеческим телом так же естественна, как дыхание. Но как ей удается повелевать сознанием?
Что делали мои попутчики у привального костра? Не переставали быть самими собой ни на минуту, и в то же время их души словно повернулись к свету своей теневой стороной, обнажив… нет, не страшные маски порочных желаний. В конец концов, возницу опьянила мечта о свободе, Меллу - желание служить, которое невыполнимо, если рядом нет господина, а Борга… Борг поддался стремлению исправить ошибку. Неважно, что ошибка была вовсе не его, а моя, и произошла она слишком давно, когда я еще не понимал, к чему приводит путешествие по путям чужих судеб. Зато рыжий верно угадал, в ком кроется причина всех несчастий. Угадал и набрался решимости осчастливить всех, чьи души я по наивности так глубоко ранил.
Потаенные, неосознанные, не выраженные словами, а сразу воплощенные в действия желания. Они могут взять верх над разумом и самостоятельно, к примеру, в минуты отчаяния, наслаждения, горя или безмерной радости, но я знаю одного помощника, который намного облегчает достижение победы.
Лунное серебро.
Слезы Ка- Йен.
Должно быть, средняя из Небесных Сестер горько рыдала над этой белой равниной, если наплакала целое озеро. Но что заставило ее печалиться? Что могло стать причиной скорби?
Странно. Раньше я представлял себе пустоту совсем иначе, думал, что в ней нет ни очертаний, ни цветов, ни звуков. Пожалуй, единственное, чем окружающее меня место похоже на мои фантазии, это полная тишина. А все остальное… Строгие линии, насыщенные краски, пусть палитра и чрезмерно скупа. Предметы и образы вроде бы в наличии, но, глядя на спящие воды и белую пыль песка, ленящуюся подняться в воздух,
можно смело сказать: здесь по-настоящему пусто. Потому что здесь нет жизни.
Значит, от этой Нити улепетывал новорожденный Ксаррон, когда попытка сплести новый мир окончилась неудачей? Наверняка. Кому ты принадлежала, молчаливая моя? Какой смертью пал твой прежний хозяин? Почему ты не нашла покоя в Купели, почему не обрадовалась возможности начать жить заново, а яростно напала на юную искру? Может быть, прошло слишком мало времени и ты попросту не успела забыть боль и ненависть того, чье сознание разлетелось прахом и перестало удерживать вместе некогда собранные Нити? Может быть. Я не знаю, и никто не знает, а ты промолчишь.
Здесь бывали многие из людей: темные пятна на кандалах оставлены каплями крови тех, кто хотел освободиться от оков. Тех, кто скреб ногтями дерево. В ужасе? Но кто или что могло явиться взору пленников в этом пустынном месте? Озерное чудовище, которому меня тоже хотят принести в жертву? Нет, это было бы слишком беспечно и бессмысленно. Да и зрителей не видно, даже в далеком далеке, а кто же из палачей не желает видеть дело рук своих? Нет, здешняя тайна совсем иная. Но волны тревоги лениво затихают, так и не начав разбег, потому что, хотелось бы мне того или нет, скоро я стану посвященным.
