Фриц Лейбер - Мечи Ланкмара
С этими словами она нырнула вниз. Немного не долетев до воды, Фрикс пронеслась над гребнями волн крошечной голубой кометой, взмыла в небо и стала подниматься все выше и выше, пока не превратилась в голубоватую звездочку, которая вскоре пропала из вида.
– А где эта Аурия? – поинтересовался Мышелов.
– Насколько я понял, это страна воздуха, – задумчиво отозвался Фафхрд.
17
В самом Ланкмаре крысы, понеся громадные потери, попрятались назад по норам и плотно закрыли за собой двери, где таковые имелись. Это случилось и на третьем этаже дома Хисвина, в комнатах с розовыми лужами, куда боевые коты прогнали последних оставшихся в живых крыс человеческого роста, которые, выпив белое снадобье, получили дополнительную плоть за счет хисвинских минголов. Теперь они нетерпеливо хватали черные флаконы, стремясь поскорее оказаться в своих подземных туннелях.
Полное поражение потерпели крысы и в южных казармах, где боевые коты со сверхъестественной яростью набросились на дверь и в конце концов ее высадили.
Выполнив свою задачу, боевые коты собрались в том же месте, куда их вызывал Фафхрд, и растворились в воздухе таким же манером, каким прежде материализовались. Несмотря на то что они потеряли в бою одного сотоварища, их было тринадцать: черный котенок растворился в воздухе вместе с ними, по-видимому, как соискатель. Впоследствии среди ланкмарцев распространилась легенда относительно того, что боевые коты и белые скелеты были призваны на помощь истинными богами Ланкмара, что весьма содействовало укреплению их авторитета как существ могущественных, жутких и зловещих, несмотря даже на временное поражение, нанесенное им крысами.
По двое, по трое, по шестеро выходили ланкмарцы из своих укрытий, узнавали, что с крысиным нашествием покончено, и плакали, и молились, и радовались. Мягкосердечный Радомикс Кистомерсес Незаметный был извлечен из своего убежища в трущобах и вместе с семнадцатью кошками с триумфом препровожден в Радужный дворец.
Глипкерио, чей свинцовый аппарат под давлением толщ воды сжался вокруг его тела и образовал как бы вторую оболочку, отлитую в точности по форме его фигуры, – премиленький вышел гробик! – продолжал погружаться в Ланкмарскую впадину, но что было ему суждено – упокоиться на твердом дне или вечно плавать между мировыми пузырями в водах вечности, – кто может это знать?
***Серый Мышелов вытащил Кошачий Коготь из-за пояса у Гриста, немного удивляясь, что все убитые крысы оставались ростом с человека. По-видимому, смерть прекращала действие любой магии.
С отвращением заметив три лужи розоватой жижи перед парадным ложем, Фафхрд стал оглядываться в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыть это безобразие. Элакерия застенчиво завернулась в покрывало. В результате Северянин вытащил из угла цветной ковер, приношение какого-то герцога, и прикрыл розовые лужи.
Внезапно послышался стук копыт по каменным плиткам. В высоком сводчатом дверном проеме, занавески с которого были сорваны, появилась Крешкра верхом на коне, ведшая на поводу еще двух упырских лошадей без всадников. Стащив девушку-скелет с седла, Фафхрд пылко обнял ее на глазах у несколько потрясенных Мышелова и Элакерии, после чего сказал:
– Любимая, мне кажется, тебе лучше надеть свой черный плащ с капюшоном. Для меня твои обнаженные кости – верх красоты, но сюда идут другие, которых они могут вывести из душевного равновесия.
– Выходит, ты меня уже стыдишься? Ох уж это мне нечистое племя с его пуританской моралью и грязными помыслами! – криво усмехнувшись, отозвалась Крешкра, но послушалась, и две радуги в ее глазницах замерцали.
Под «другими» Фафхрд имел в виду советников, солдат и всяческих родичей бывшего сюзерена, включая и добряка Радомикса Кистомерсеса Незаметного вместе с его семнадцатью кошками, которых несли на руках и гладили придворные, надеясь тем самым снискать расположение явного кандидата в новые сюзерены.
Однако не все из вновь прибывших были во дворце завсегдатаями. К примеру, стуча по плиткам копытами, в залу явилась мингольская кобылица Фафхрда, волоча на ногах перегрызенные путы. Она остановилась перед Северянином и уставилась на него своими налитыми кровью глазами, словно желая сказать: «От меня не так-то просто избавиться. Почему ты обманул меня и не дал поучаствовать в заварухе?»
Крешкра потрепала мрачное животное по морде и заметила, обращаясь к Фафхрду:
– Ты очень неплохо умеешь внушать другим привязанность. Надеюсь, ты и сам не лишен этого чувства.
– Можешь не сомневаться, моя милая, – с подкупающей искренностью отозвался Фафхрд.
Среди вновь прибывших появилась и Рита, которая выглядела вкрадчиво-ублаготворенной, словно кошка, наевшаяся сметаны, или пантера, напившаяся другой, более жизненно важной жидкости. Девушка была по обыкновению обнаженной, если не считать черного кожаного пояса, трижды обмотанного вокруг ее талии. Заключив Мышелова в объятия, она радостно вскричала:
– Ты снова вырос и всех их победил!
Мышелов от объятий уклоняться не стал, но сделал намеренно недовольную мину и кисло заявил:
– А ты мне здорово помогла! Особенно когда бросила меня вместе со своим войском в самую трудную минуту. Надеюсь, хотя бы с Самандой вы разобрались?
– Еще как! – ухмыльнулась Рита самодовольно, словно насытившаяся леопардица. – Ну и скворчала же она! Смотри, кукленок, я трижды обернулась ее знаменитым поясом. Мы загнали ее в кухне в угол и повалили. Потом каждый взял по булавке из ее прически и….
– Умоляю, только без этих подробностей, – перебил девушку Мышелов. – Этой ночью я в течение девяти часов был крысой со всеми сопутствующими мерзкими ощущениями, а это немало. Пойдем, птичка, нам нужно кое-что сделать, пока сюда не повалили толпы.
Когда через небольшой промежуток времени они вернулись, Мышелов тащил завернутый в плащ ларец, а Рита была одета в фиолетовое платье, перетянутое трижды все тем же поясом Саманды. А толпы и впрямь повалили. Радомикс Кистомерсес, уже не Незаметный, которого неофициально произвели в сюзерены, восседал с несколько ошеломленным видом на золоченом парадном ложе в форме морской раковины вместе с семнадцатью кошками и улыбающейся стройной Элакерией, завернутой в покрывало, словно это было сари.
Мышелов оттащил Фафхрда в сторонку.
– А девушка у тебя ничего, – ни к селу ни к городу заметил он, имея в виду Крешкру.
– Ага, – учтиво согласился Северянин.
– Жаль, ты не видел мою, – хвастливо проговорил Мышелов. – Не Риту, а ту, сверхъестественную. Она….
– Не вздумай употребить это слово в присутствии Крешкры, – вполголоса, но твердо одернул друга Фафхрд.
