Айя Субботина - Шаманы крови и костей
- Ты должна понимать ответственность, - твердила светловолосая. - Я не могу вечно выгораживать тебя, сестра. Остальным не нравится то, что ты позволяешь людям. Никто из них не смеет соваться в вотчину богов.
- Ты хотела сказать - в наши забавы? - переспросила Хелда, не удосужившись поднять взгляд на сестру. Она наклонилась, с великой осторожностью подняла осколок кристалла, и завернула его в подол платья.
- Оставь, - прикрикнула светловолосая.
- Он дорог мне как память, - упрямилась Хелда. - Будет служить напоминанием о том, как важно нигде, никогда и ничего не упускать.
- Пусть бы лучше напоминал о твоем безрассудстве, которое едва не стало началом конца. Ты несмела открывать им знания. Люди не готовы к ним, они как малое дитя, которому ты сунула отравленный клинок. Пораниться ли или ткнет кого по неосторожности - беды не миновать.
Светловолосая поравнялась с Хелдой и выбила из ее рук осколок. Ткань услужливо соскользнула с него - кристалл грохнулся оземь и разлетелся на множество искрящихся кусочков. Хелда взвизгнула и бросилась прочь.
А потом время потекло неумолимо быстро. Хани чувствовала себя стоящей посреди многолюдной ярмарки - мелькают люди, закат и рассвет сменяют друг друга, будто играют в догонялки. Она видела, как колоны снова выросли, стали глаже и по ним заструились рунические орнаменты. Место пьедестала заняла статуя Хелды - даже камень не смог скрыть ее насмешливый взгляд, от которого, почему-то, прошибал ужас. Фигуры в тканях снова проводили ритуал, теперь уже молясь статуе.
Время остановилось. Зал тлел. Камень, говорят, гореть не может, но Хани видела, как пламя глодало вновь рухнувшие колоны. Когда посреди этого хаоса появились светловолосая и Хелда, Хани начала смутно догадываться, свидетелем какого разговора стала.
- Ты ослушалась! - В этот раз та, кто называла Хелду сестрой, не сдерживала ярость. Ее сухие пальцы судорожно сжимали странного вида предмет, смутно напоминающий Хани расплющенный камень, похожий на тот, который можно заставить прыгать по воде. - Тебя предупредили, но ты пошла поперек всех. Никогда, слышишь, - женщина погрозила ей каменной "лепешкой", - никогда тебе не стать тем, кем ты была. За своенравность нужно платить, сестра.
- Я знаю, сестра, - спокойно отвечала Хелда. - Вы покарали тех, кто любил меня больше вас всех вместе взятых. Трусы, ничтожества. Цена вашей милости - дерьмо старого козла. Стоите над всеми, играете с людьми в игры, правила которых меняете, как вздумается. Я же хотела дать им шанс.
- Бессмертие - слишком большое искушение, чтобы вкладывать его в такие ненадежные руки.
- Бессмертие - это только начало, сестра. - Хелда говорила как обреченная, но девушка чувствовала - она фальшивит. - Люди способны на многое. Их умы рождают великолепные мысли и идеи, и только смерть сдерживает их от развития.
- Не желаю тебя слушать, - пресекла светловолосая. - Непокорные наказаны. Они хотели стать хозяевами жизни? Что ж, пусть получают такую жизнь, которую сотворили. А ты, за непослушание, будешь предана забвению. Скоро тебя забудут даже твои последователи. Человеческая сущность не способна долго помнить тех, кого нет.
- Ты ошибаешься, Вира... - прошипела Хелда.
Хани задрожала, громко клацая зубами. Холод смешался с суеверным страхом. Вира... Сестра... Белозубая красавица Хелда...
Шараяна?
- Я никогда не ошибаюсь, - отвечала Вира. - Мне жаль, что ты не вняла моим словам, но даже мы ошибаемся. Только цену платим иную.
- Меня никогда не забудут, - твердила Шараяна, комкая в кулаках тонкие ткани платья. - Никогда! Я встану на их сторону, приму в свое лоно тех, кого вы изгнали. Рано или поздно, но вы поплатитесь за то, что слишком заигрались в богов. А я подожду того часа, смиренно принимая участь своего народа.
- Когда он успел стать твоим? - Вира попыталась подступиться к сестре, но Шараяна пристально следила за тем, чтобы расстояние между ними не уменьшалось. - Ты должна покориться, сестра, пока еще не поздно. И тогда, может быть, наш гнев стухнет и забудется, как страшный сон, и ты снова станешь около меня.
Шараяна рассмеялась ей в лицо, и были в том смехе и горечь, и обида, и откровенная издевка.
- Можете сколько угодно предавать меня забвению - мне все равно. Я - одна из вас, и моих сил вам не отнять. Потешайтесь и дальше над горсткой людишек, которые скоро размягчатся так, что не смогут ползать только на коленях. Но ведь вам того и нужно, да? А я заберу неугодных, и погляжу, на чьей стороне окажется правда.
- Ты обрекаешь себя быть вечно проклятой, сестра. Я предлагаю забвение взамен.
- Знаешь, - тут Шараяна улыбнулась, почти с теплотой, - вам бы стоило иногда прислушиваться к тому, что говорят двуногие муравьи, которых вы называете людьми. Потому что, у них есть слова, которыми я тебе отвечу: подотрите лучше зады своим забвением!
Хани снова затянуло в вихрь времени и разноцветных вспышек, от которых глазам сделалось больно. Девушка зажмурилась. Она хотела вытравить из памяти воспоминания, которые только что видела, но они преследовали ее, будто одичавшие собаки. Гнались и лаяли вслед. Хани спрятала лицо в ладонях. Светлая Вира, темная Шараян. Сестры... Как такое может быть?
"Ты видела достаточно, чтобы понять", - снова с жаром зашептала Хелда.
Богиня или лишь образ давно зародившегося противостояния?
"Мы носим обличия, и меняем их так же часто, ка вы, люди, меняете свои одежды", - словно прочитав ее мысли, ответила богиня. "Некоторые мне особенно дороги, потому, что в них отражается моя сущность. Я не чудовище, северянка, я просто женщина, у которой пороков больше, чем вшей на ничейной кошке. Но разве у кого-то из людей их меньше? А если меньше - то так ли уж намного? Мы создали вас такими, какими были сами когда-то... Заселили на парящий в пустоте осколок великого мира, в надежде познать через вас самих себя. Глядя на меня такую, ты видишь то, что тебе близко. Разве это не облегчает наше взаимопонимание?"
Хани хотела спросить, какая же она на самом деле, но осознание того, что говорит с богиней, превратило язык в камень. Впрочем, судя по тому, как ловко та угадывала ее мысли, надобности говорить не было.
"Теперь ты достаточно знаешь меня, чтобы впустить", - шепнула Шараяна в левое ухо, а после добавила, уже в правое: - Я спрятала в тебе часть себя, чтобы прорости заново в твоем теле. Только так я смогу присоединиться к тем, чей приход очистит Эзершат.
- Вернуться из забвения?
Шараяна рассмеялась точно так, как смеялась в лицо своей сестры - с горечью и издевкой.
"Зачем бы мне хотеть вернуться к тем, кого скоро свергнут более достойные? Эзершат слишком долго сидел в тени их страхов, пришла пора родиться вновь, с новыми богами и новыми истинами. Ты представить не можешь, сколь велики знания, которые прячут от вас жалкие трусы, именующие себя богами. Но боги ли они, Хани? Разве видела ты, чтоб их воля приносила избавление или уменьшала страдание? Разве не их велением твой народ вынужден ютиться на отшибе Эезршата, орать тощую землю и молиться на каждое ржаное зерно в колосе? А между тем есть другие народы, которым боги щедро дают как ни одно, так другое. Думаешь, тем, кто наверху, есть дело до тебя и остальных северян?"
