Ольга Кузнецова - Девочка на холме
В зале вновь воцарилась тишина, прерываемая только моим частым дыханием. Остальным, наверное, кислород и вовсе не требовался. А я была не такая — я была диковинкой для них: странной девочкой со странными привычками.
Я никак не могла поверить, что все, что говорила эльфийская королева, было правдой. Это больше походило на глупую неумелую отговорку — лишь бы заставить меня отказаться от своей сумасбродной идеи и подчиниться мнению большинства.
— Моя кровь пробудит вашего злейшего врага. — Мой голос теперь уже откровенно дрожал, но мысли были четкие и связные. Сейчас любая, даже самая незначительная ошибка испортила бы мне все. Чтобы подтвердить всю серьезность своих намерений, я поднесла острый наконечник стрелы к пульсирующей синей вене. Ощущение было такое, будто к руке приложили раскаленное железо.
— И вы не хотите, чтобы это случилось, — я продолжала. — Я предлагаю вам компромисс: вы отпускаете меня домой, навсегда, а теням говорите, что я погибла по дороге ко дворцу. В противном случае, — я прижала наконечник стрелы к руке еще крепче, — неприятностей вам не избежать, и тогда уже вам некуда будет больше пойти — вы окажетесь изгнанниками. Изгоями.
Закончив свою небольшую речь, я снова поймала на себе удивленный взгляд Теда. Ледяной принц смотрел на меня с какой-то странной смесью уважения и отвращения, а я смело отвечала на его взгляд, думая только о том, что это он сделал меня такой, какой захотел.
Он слепил меня.
— Она права, — внезапно сказал Тед, отчего я вздрогнула. — Нам остается только выполнить ее условия.
Искренне благодарная ему за призрачную поддержку, я осторожно кивнула. Не думаю, что он заметил мою признательность, но мне было уже не важно.
И тут в центр зала подался кто-то черный, маленький, и при свете дня эти желтые глаза стали казаться мне еще более ужасными и уродливыми. Нарога, казалось, совершенно не волновало то, что хозяин не давал ему никаких приказов и уж тем более не позволял ему приближаться ко мне.
Острый клюв, чем-то похожий на черепаший, противно скрипел, а грудь тени часто вздымалась и опускалась, хотя это был скорее признак ярости, нежели нехватки дыхания.
Хоть у него и не было воли, хоть его жизнь уже давно ему не принадлежала, он слышал все до последнего слова и теперь понял, как жестоко обманули его народ.
И Нарог явно знал, что делает, когда он кинулся прямо на меня. Последнее, что я видела — это блеск гнева в его плоских желтых глазах, каждое из которых было размером с блюдце.
А затем я нечаянно резанула по руке стрелой, и несколько крупных бурых капель тут же упали на священный камень и мгновенно с шипением растворились в нем.
Клянусь, я буквально услышала, как земля под моими ногами затряслась, грозясь разверзнуться. А после к этому странному звуку прибавился еще один, и мне показалось, будто сам Зерт готовился к встрече со своими сыновьями, вновь обретшими самый главный отцовский дар — волшебство.
Сама того не желая, я воскресила вселенское зло. Похоже, у кого-то сейчас неприятности?
…
Воцарился хаос. Все куда-то бежали, что-то кричали, и в бесконечном потоке взбудораженных эльфов я окончательно потеряла из виду маленькую эльфийскую королеву. Мою… бабушку.
Это слово далось мне с трудом. Принять то, что твоя бабушка не умерла где-то там, на плантациях южных территорий, а восседала на троне на волшебном острове, оказалось архи сложным. Подсознательно я все время сравнивала свою ново приобретенную родственницу с мамой, какой я ее помнила, но едва мне удавалось поймать за хвост мамин образ, как он тут же ускользал, расплывался и снова становился чем-то далеким и непостижимым. У нее были каштановые волосы, как у меня, это я помнила точно. А еще она улыбалась так широко и заразительно, что вместе с ней невозможно было не улыбаться.
А еще мама читала нам с Роджером сказки. Про принцесс, фей, драконов и маленьких лесных человечков. Подробности я начинала припоминать только сейчас, точно заслонка, отделявшая меня от прошлого, немного отворилась, и сквозь крохотную щелочку я могла наблюдать за тем, что было когда-то.
Это случилось как раз за несколько дней до маминого исчезновения. В тот вечер она была необычайно взволнована, ее взгляд постоянно метался в сторону приоткрытого окна, как будто она ждала кого-то, кто должен там появиться. Сидя на краюшке кровати и прижимая меня к себе, Мелисса тихо еле слышно вздыхала и временами поглядывала на моего старшего брата, которому тогда было, кажется, девять. Роджер самозабвенно рисовал, распластавшись на полу и подложив левую ладонь себе под подбородок, какой-то пейзаж цветными мелками. Отросшие волосы цвета горького шоколада редкими прядями падали на лицо, а на лице мальчика отображалась крайняя сосредоточенность.
— Что ты рисуешь, милый? — В воспоминаниях мамин голос звучал нечетко, с шипениями и помехами, но одно оставалось неизменным — та любовь, которой было пропитано каждое слово, слетавшее с уст Мелиссы.
Роджер растянул пухлые губы в довольной ухмылке и приподнял на маму глаза, глубокие и бездонные. И мне, и брату глаза достались от мамы.
Имея такую красивую мать, трудно потом было приспособиться к Ллевелин, которая красотой особой не блистала, а если что-то у нее местами и блестело, то естесственного и привлекательного там было мало. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему мы с братом так невзлюбили мачеху — ревность и обида застилали все прочие чувства, и редкие достоинства Ллевелин с успехом тонули в ворохе ее недостатков. С другой стороны, это было нормально. Большинство детей именно так и относятся к своим мачехам и отчимам, особенно, если они не отвечают поставленным идеалам. Моя мачеха оказалась идеальной жертвой для ненависти — она была недалекой приземленной женщиной, но папе, который долго приходил в себя после маминого исчезновения, в сложившейся ситуации трудно бы было поладить с женщиной другого склада ума. Ллевелин его… развлекала, что ли.
И теперь, уже много лет спустя, я понимаю, что именно мачеха помогла отцу вернуться к жизни и снова начать писать романы.
— Помнишь, ты рассказывала нам вчера сказку про черную королеву фей и ее дочку, которая полюбила смертного человека и осталась вместе с ним? — тихо спросил Роджер. Брат не очень-то любил афишировать то, с каким восторгом и трепетом он обычно слушал мамины истории (еще бы — он ведь был мальчиком, да, к тому же, ему было уже девять лет — какие тут сказки?!). — Еще ты говорила про волшебный лес, полный всякого волшебства и чудес. Там деревья с синими лепесточками, а еще светит розовое солнце.
