Екатерина Фёдорова - Под сенью проклятия
— Это легенда такая. — Просветила меня Арания ласковым тоном. Будто не со мной разговаривала, а с самой великой принцесс.
Не хочет, чтобы её спрашивали про лук, сообразила я. Видать, и впрямь не больно хорошо стреляет. Хотя чего тут стыдится? Я, к примеру, лука и вовсе в руках не держала. Только петли по зиме на тетеревов ставила. Ох, Арания, гордынюшки у тебя.
— Жил когда-то род, который звался гары. — Сказала Арания, пока я раздумывала. И в первый раз мягко покачнулась в седле. — В том роду жил ребенок по имени Олгар. Но в одну темную ночь враги напали на гаров. Весь род убили, а Олгару отрубили ногу, руку, выкололи один глаз, и заставили ползти к лесу, чтобы позабавится. Но он дополз, а на опушке леса его нашла волчица. Зверь вылизал Олгару раны и принес пойманного зайца. Так он выжил. Волчица осталась с ним, она оказалась одной из дочерей Тэнга-Небо. А через десять лет Олгар вырос, смастерил себе деревянные руку и ногу, приручил одного из вражеских коней и ушел мстить. Тэнг-Небо послал ему удачу, он истребил все племя врагов. Но сам погиб. После гибели Олгара его конь, Эя-Тулп, вернулся к волчице. Оказалось, что та родила пять щенков. Через месяц все пять обернулись мальчиками. От них и пошли Пять Великих родов, которые почитают все олгары.
Арания вдруг смолкла, подалась вперед.
— А вот и Олгарская слободка! Вон, гляди, за овражком!
Улица, по которой мы ехали, укатывалась вниз. Впереди её пересекал глубокий овраг — через него, опираясь на высокие опоры из бревенчатых узких срубов, перекинулся мост. На той стороне торчал невысокий частокол, за ним высились дома. Были они точь-в-точь такие же, как по эту сторону моста — терема с широкими дворами, сараюшки и крохотные полоски огородов. Поэтому я особо не всматривалась. Зато спросила о том, что хотела узнать:
— Выходит, после того Олгара у вас не бояться покалеченных?
— Не просто не бояться. — Со значением ответила Арания. — Олгары считают уродство испытанием от Тэнга-Небо. Мол, судьба калечит лишь тех, кто способен терпением и отвагой приблизится к Великому Олгару. Воины, даже лишившись руки или ноги, остаются в строю. У моего отца в отряде есть один такой — без обеих ног. Так он почти весь день проводит верхом. Седло ему смастерили особое, с упряжью для тела.
— А кто за лошадью ухаживает? — С дрожью спросила я. Вон чего люди делают — без ног, а дерутся. А я из-за лица и руки страдаю.
— За лошадью смотрят другие воины. И помогают ему во всем. Потому что за отрядом, в котором воюет увечный, приглядывает с небес сам великий Олгар. Шлет ему удачу в бою. тихо, подъезжаем.
Мы и впрямь уже ехали по мосту. Поверх бревен его выстелили досками, которые по концам крепились между собой веревками. Как полотняная лента стелился по мосту настил, гладкие доски елозили по бревнам, скрипели и прогибались под конскими копытами. То ли никудышная работа — то ли нарочно так было задумано.
Вороной Рогора по настилу шел неуверенно, храпел и зло дергал хвостом. А невысокий Карай ступал ровно, по-волчьи опустив голову вниз, бухал копытами по хлипким доскам, не сбиваясь.
Из-за ворот нас окликнули. Арания приподнялась на стременах, рявкнула:
— Кэмеш-Бури!
И нам отворили.
Палаты Алтына Берсуга стояли в глубине слободки. Они и палатами не гляделись — так, несколько громадных бревенчатых теремов, собранных на одном дворе. Арания перед воротами Берсугов спешилась, зашла в калитку. Я слезла с гнедого, кинулась за ней. Рогор остался с лошадьми у ворот.
На широком дворе почти никого не было — то ли все по делам разбежались, то ли народу в теремах жило немного. Лишь за воротами торчала пара олгар, одетых в рубахи, плетеные из железа. При мечах и копьях.
При виде Арании, распахнувшей калитку, олгары поклонились, даже не спросив, кто она — видать, знали в лицо. Поздоровкались по-тутешски, смешно выговаривая слова. Арания ответила, я тоже пробормотала своё «подобру». Один из ратников развернулся, крикнул:
— Эй, там, кто-нибудь! Гости приехали, выходите, встречайте!
Из ближайшего терема на крик выскочила крупная деваха — две рыжеватые косы за спиной заплетены в одну, по подолу и переднику оборки в три ряда. Сочно взвизгнула:
— Ой, Араниэ приехала! Сестренка! Давай, заходи! Мы тут блины на курином жире нажарили, сейчас попробуешь.
— Нерен, мне нужен дядя Алтын. — Строго сказала Арания. — А своими блинами угости моего человека, он за воротами стоит.
Нерен задорно блеснула глазами.
— А он молодой? Ладно, покормим. А ты волосы распустила, прямо как тутешка! Красиво! А мне отец не разрешает, и мать ругается.
— Я теперь на службе у королевишны состою, мне иначе нельзя. — Хмуро ответила Арания.
И зашагала к терему, что стоял в глубине двора. Идя за ней, я услышала, как деваха по имени Нерен что-то прокричала стражникам у ворот — уже на олгарском, курлыкающе, звонко. Те ответили. Загромыхали затворы, заскрипели громадные петли — для Рогора отворяли ворота. Аранию я догнала уже на крыльце. Спросила с любопытством:
— А почему олгары с тобой по-тутешски говорят, а между собой по-своему? Или ты олгарского не знаешь?
— Потому что со мной ты. — Резко ответила Арания. — У олгар считается вежеством не говорить при чужаке на незнакомом ему языке. Чтобы у человека не было ни обиды, ни подозрений.
И она вошла внутрь, сильно толкнув дверь.
Олгарский верч, великий господин Алтын Берсуг, встретил нас в горнице на втором поверхе. Был он бос, широкое тело и округлые плечи прикрывала белая рубаха без всякой вышивки. Волос рыжеватый, как у той девки, Нерен. Олгарская мужская душегрея валялась рядом на скамье — а сам он шорничал, мелким шилом накалывая отверстия на куске кожи, уложенном на деревяшку. У ног верча лежало наполовину готовое седло, с высокой передней лукой, навроде того, что было на Карае, гнедом жеребчике.
Услышав скрип петель и наши шаги, верч Алтын поднял голову от куска кожи. Лицо у него оказалось широкое, добродушное, густые темно-рыжие брови лохматились на переносице. Крупный нос походил на оплывшую каплю — били по нему когда-то, и сильно били, сразу видно.
— Хей, младшая сестренка. почему ты раньше не пришла? Слышал я про смерть твоей матери, умная была женщина — и особой чистоты, особой красоты, да станут мои слова молитвой о ней Тэнгу-Небо. Давай, садись, Араниэ. Сейчас распоряжусь, принесут медов, пирогов, всего. Зарежем жеребенка, истопим баню.
— Приветствую тебя, дядя Алтын. — Твердо сказала Арания. — Ты, наверно, уже знаешь, что я теперь услужаю у королевишны.
Прости, но погостить у тебя не могу, отпустили только до вечера. А мне ещё нужно съездить в Норвинскую слободку, по важному делу. Но так, чтобы об этом никто не узнал. Ты мне поможешь?
