Людмила Астахова - Бабочки в жерновах
— Лив, вы живы?
Та, к неимоверному облегчению Ланса, хрипло булькнула, потом закашлялась, доказывая делом, что имперские эмиссарши так просто не сдаются.
— Не копошись… — проскрипела Лив. — Бывает. Лицо видел?
— Нет… Я думал, вы знаете… — и добавил поспешно: — Это не я!
— Да знаю! Мужик или баба?
— Мужчина.
Лив недобро нахмурилась:
— Та-ак… Помоги-ка мне встать. Ох, — и глянула на свои ладони. — Надо промыть. Один раз поленилась, попала какая-то дрянь в рану — и всё, конец… Идем отсюда. Держись рядом.
Конечно, Ланс помог встать и подставил плечо. Помочь женщине — святое, причем зачастую неважно, хочет она этого или нет:
— Надо забрать отсюда Верэн.
— Да что ты в нее вцепился-то? Уж кому-кому, а Куколке тут ничего не грозит. В отличие от тебя, — и нахмурилась от плачевного вида своих рук. — И меня, да. Пойдем к Исилу, он где-то рядом был. И не спрашивай пока ни о чем, понял?
— Правильно, вам нужно к доктору, — поддакнул Ланс.
И принялся с удвоенным тщанием высматривать Верэн.
А доктор оказался подозрительно запыхавшимся, слегка помятым и с отчетливыми следами борьбы на тунике. Как будто только что душил кого-то. Душил, душил, но не додушил.
Ланс открыл было рот, чтобы пригвоздить «доброго» лекаря к месту обвинениями в попытке убийства, но осекся под бешеным взглядом Лив и покорно смолчал. Надо ли говорить, что его решение забрать девчонку-хадрийку из этого… этого преступного притона обрело гранитную твердость? Это правильно! Ибо фамильное упрямство Лэйгинов известно было на весь Мурран.
— Верэн! Проклятье! Верэн, идите немедленно сюда!
В голосе Ланса прорезались отцовские нотки, а ладони буквально зачесались от желания взять в них дробовик и выйти на охоту за всякими юбкодралами.
Эмиссарша хищно прищурилась, глядя на доктора, и снова протянула:
— Та-ак… Лечи! — и сунула ему под нос раненые ладони.
Но и про Ланса не забыла:
— Иди, поищи Куколку. Ее, кажется, Берт увел то ли в кусты, то ли к причалу.
Повторять просьбу не пришлось. Лэйгина будто ветром сдуло, так быстро он помчался вытаскивать из кустов дуреху! Ну, рыцарь, что там и говорить!
Лив, Исил и другие. Эспит
Черный саквояж из потертой кожи — непременный атрибут каждого уважающего себя доктора — с эспитским фестивальным костюмом никак не сочетался, а потому Исил-Палач, все остальное время удачно прикидывавшийся лекарем, мог предложить для исцеления пострадавших ладоней Стражницы только старые добрые методы вроде обработки краев ранок чем-нибудь спиртосодержащим (для дезинфекции) и последующего прикладывания листа подорожника, сорванного с ближайшей могилы (для скорого заживления).
Лив стоически терпела экзекуцию, молчала, однако усмехалась очень недобро.
— Готово, — буркнул доктор-убийца, затянув последний узелок импровизированного бинта. — Дай шею осмотрю. Что там у тебя?
— А ты не знаешь? — скривила губы Стражница. — Сдается мне, Исил, что по основной профессии ты теряешь квалификацию. Нет?
— Попытка не пытка, Лив, — ответил Палач с той особенной обаятельной улыбкой, от которой в свое время даже закоренелые злодеи признаваться начинали еще до того, как им вырвут первый ноготь.
— Тем не менее, это была попытка. И ты ее провалил, Исил. Напомнить правила Охоты? — Лив устроилась поудобней и осторожно пошевелила пальцами. Забинтованные ее ладони не сгибались, отчего Стражница была неуклюжа и сердита. — Подай мне фляжку с тем, ну, чем ты там мне на руки прыскал? Ага, вот с этим! — глотнув спиртного, женщина выдохнула и зажмурилась, смаргивая слезы. — Ох! Ну, что скажешь?
— А что ты ждешь? — Исил пожал плечами. — Остальных я не сдам, если ты об этом. И не моя вина, что нам помешали, моя дорогая. Уверяю, я уже практически закончил, когда в наши дела влез этот… Чужак! И что ему неймется?
— Ха! — Лив хрюкнула от смеха. — Да ведь именно такого вы и искали! Такого, которому неймется. Пользуйтесь теперь своей находкой. Надеюсь, ты не ждешь от меня сочувствия, Исил?
— Вот чего-чего, а сочувствия в тебе никогда не было, Овчарка. Тем удивительней происходящее. Твое вмешательство в наши планы совершенно нелогично. Разве что… — и Палач состроил неодобрительную гримасу: — Возраст у тебя близкий к критическому… нерегулярная половая жизнь… Чужак кажется тебе подходящим партнером для близких отношений?
— Ну и урод же ты, Исил, — помолчав, ответила Лив. — Права Охотница, козлы вы все. Если тебя, как доктора, так уж тревожило мое здоровье и душевное равновесие, надо было предложить свои услуги раньше. До удавки.
Исил развел руками, изображая раскаяние, которого, впрочем, в душе эспитского доктора-Палача не отыскалось бы и под микроскопом.
— Этот день кончается, — добавила Стражница. — Значит, и Охота на сегодня кончается тоже. Передай им, что завтра я не буду такой беспечной.
— Огнестрельное оружие при Охоте запрещено, — напомнил доктор. — И собака, кстати, тоже.
— Ничего, мне и дубинки хватит, — улыбка дамы Тенар расцвела обещаниями. — Помнишь?
И смотрела на него в упор до тех пор, пока у Исила не задергалась щека. О да, он помнил. И — да, дубинку дамы Тенар помнил не только он.
— Да встречи, Исил, — сказала она, заметив, как из-за кустов показался мурранец, волокущий возмущенную Верэн чуть ли не за шкирку. — Третий день будет мой. Напомни им об этом, да и сам не забудь.
Берт и Танет. Эспит
— Скучаешь, Бертик-котик?
Одеяния Танет, Воровки и Наложницы, во все времена оставались очень смелыми, но в эспитском их варианте простора воображению не оставляли вовсе никакого. Берт присвистнул. С одной стороны, обилие женщин утомляет, но с другой… Полуобнаженная красавица, кокетливо упирающая в крутое бедро кувшин сладкого вина — не самое неприятное общество из возможных, верно?
— Уже нет, — мурлыкнул Лазутчик, широким жестом приглашая Танет разделить его уединение. Уединялся Берт на скамеечке возле премилого склепа Салды, любовно украшенного изящными мозаичными орнаментами в традиционном стиле. Та, кому принадлежало это пристанище, всегда рождалась художницей, но радовала мир своим присутствием недолго, ибо по свойственной гениям привычке уходила на новый круг в весьма молодом возрасте.
— Думаешь, Куколка — это Салда?
Танет проявила свою знаменитую сообразительность, мгновенно связав повисший на ветке шиповника белый лоскут, невнятные возмущенные возгласы в отдалении и место свидания.
— По всему выходит, что нет, — развел руками Берт. — Я бы заметил, если б что-то в ней колыхнулось от всего этого.
