Ник Перумов - Операция «Антиирод»
Мда-а… Комнатка, конечно, та еще. Жилище моряка загранплавания чем-то напоминает дембельский альбом. Масса аляповатых и совершенно ненужных вещей. Какие-то ковбойские шляпы, допотопные подмигивающие открытки, модели машин, смазанные фотографии полуголых мужиков, треснутые керамические кружки… А вот к телевизору никаких замечаний. Хорошая техника. Этим, кстати, также отличаются моряки. Господи, хоть бы он рубашку свою «монтанов-скую» переодел, что ли? А говорить неудобно — обидится.
— А это что? — Светочка взяла в руки плетеную шкатулку. — Невеста вяжет на досуге? — Прозвучало довольно развязно.
— Нет, — ответил Саша с уже слышанной когда-то интонацией. — Это бабушкина.
Да, да, я вспомнила. Так же, как и фартук. Что-то меня начинает подташнивать от этих сентиментальностей.
— Ну, что ж, Самойлов. Рассказывай, как жил, как живешь. — Светочка преувеличенно бодро повернулась к Саше.
— Нормально живу. Сама видишь.
— Вижу. Слушай, а я слышала лет сто назад, что ты женился?
— Было такое. — Господи, ну почему он разговаривает, как добрый старшина из довоенных фильмов? — Да сплыло.
— Развелся?
— Ага.
— Что так? — Милая, а тебе-то что за дело? Как — что? Надо же с человеком о жизни поговорить.
— Не сошлись характерами.
— Угу, угу, — пробормотала Светочка, рассматривая фотографии на стенах, — шли, шли, да не сошлись…
— Да ладно, при чем тут мой развод. Нам с тобой о другом надо подумать…
— Надо — подумаем! — бодро ответила Светочка. Еще минута, и я начну хохотать. А потом у меня случится истерика. Спокойно, Ипполит, спокойно…
В дверь резко постучали.
— Да! — крикнул Саша. Как в деревне, честное слово!
Дверь открылась. На пороге стояла неопрятного вида женщина в спортивном костюме «Адидас» (одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот «Адидас» настоящему — что называется, нашему тыну — троюродный плетень). Из всей ее сложной фигуры первым делом бросалась в глаза огромная грудь, никогда, судя по всему, не знавшая лифчиков, но вскормившая десятка полтора богатырей и поэтому удобно расположившаяся на животе. Все остальное выглядело не менее удручающе. Светочке захотелось нацепить пенсне и максимально скрипучим голосом спросить: «Ми-илочка, где же у вас шея?»
— Сашок, — густым сдобным голосом произнесла гостья, — у меня утюг сломался. Не поможешь?
— А твой где? — спросил Саша. Светочка не сразу поняла смысл вопроса, но потом сообразила, что имеется в виду муж.
— Так уже вторую неделю, как вокруг Европы тащится. Поможешь, а, Сань? — При всем этом, уважаемые леди и джентльмены, вошедшая дама не то что не спросила, можно к нам войти или нет, она даже не поздоровалась со мной!
Светочка покопалась в мозгах на предмет какой-нибудь подходящей по случаю гадости, потом грациозно протянула Саше ногу и капризно попросила:
— Александр, расшнуруйте мне пожалуйста, ботинки…
Саша покорно принял протянутую ногу и стал развязывать шнурок, продолжая беседовать с Адидасихой на своем жутком общажном диалекте:
— У тебя он чей? — Кто — чей? Муж? А, утюг!
— «Филя». — Так, дайте-ка сообразить… Киркоров? Нет, этот еще утюги не производит. Наверное, так на местном сленге называется «Филипс»?
— Родной?
— Хрен знает, Славка из Гонконга приволок. Четвертый раз ломается, гад.
— Значит, паленый, — уверенно констатировал Саша.
Перевожу для публики. Спрашивается: чьей сборки утюг? Отвечается: затрудняюсь ответить, но приобретен был Владиславом в Гонконге. Из чего Александр делает вывод, что утюг сделан подпольной фирмой, использующей фирменный знак «Филипс» в преступных целях.
— У тебя есть тапочки? — Света положила ноги на кровать и пошевелила пальцами. Продолжаем наш спектакль. Если и после тапочек она отсюда не уйдетэ я сниму что-нибудь еще.
— Есть, сейчас надену. — Сашка, кажется, врубается. Потому что слишком долго ползает под кроватью.
А найденные лыжи размера сорок четвертого, не меньше, надевает мне на ноги, как хрустальные туфельки.
Резвитесь, девушка, резвитесь. Я на вас посмотрю сегодня ночью, когда дивизия остервенелых клопов вопьется в ваше молодое холеное тело с криками: «Деликатесы! Деликатесы!» А главное, пожалуйста, постарайтесь не хныкать в подушку.
Сашка Самойлов мужик, конечно, порядочный, но может вас не правильно понять. Не вышло бы некрасиво.
— Ладно, Зоя, я зайду попозже, посмотрю, что там с твоим утюгом.
Довольная Адидасиха удалилась, а Саша с любопытством повернулся к Светочке:
— За что ты ее так?
— Как — так?
— Ты ж ее не просто облила презрением, ты просто из брандспойтов по ней врезала! Зоя, между прочим, очень хороший человек…
— Знаешь, Самойлов, даже самый хороший человек не имеет права так выглядеть!
— Как? — неискренне удивился Саша. И вот поди разбери, кто здесь прав. Злая тетя Света, которая тратила сейчас даже приблизительно не скажу, сколько в день — на поддержание формы. Или хорошая девушка Зоя, возраст которой даже приблизительно не определяется — он капитально затерялся в складках жира и нечистой, рано увядшей кожи. Вот смотрите, сейчас Саша, точно, начнет мне тыкать в лицо ее детьми, образцовым ведением хозяйства и любимым мужем. Который — зуб даю! — в каждый свой рейс сваливает, радуясь очередной пяти-(шести-?) месячной свободе. Но при всем этом они — семья. И она искренне любит его и ждет, рассказывая детям, какой у них хороший и любящий папочка и какие он привезет всем хорошие подарки. Интересно, у них в комнате висит карта мира, на которой эта самая Зоя втыкает флажки по мере продвижения мужа домой? Да-а, ну и злости в тебе, Светиле Светочка промолчала, закурив очередную сигарету.
— Ну, так что — давай поговорим? — Да что ж тебе так неймется спасать мир, дружище?
— Давай. Только предварительно, пожалуйста, сообщи мне местонахождение местных коммунальных удобств. — Моего яда вполне хватило бы на десяток королевских кобр.
— Направо по коридору, до конца. — Сашино лицо выразило искреннее сочувствие. Потом смущение. — Туалетная бумага на холодильнике.
— Что? На каком холодильнике? — Господи, у них же здесь у каждого — свой рулон! Светочка, обмирая, представила себе, как на глазах у Саши отматывает необходимое количество туалетной бумаги, а затем идет через весь коридор, стыдливо сжимая ее в кулаке.
Все. Я, кажется, сейчас умру. А вот и не умрешь. Подумаешь, какая цаца! Сотни людей спокойно пользуются туалетом и не падают от этого в обморок. Вот именно — сотни! И я не желаю быть сто первой на унитазе!
