Карина Демина - Изольда Великолепная
Как ни странно, но полегчало. Дядя умел бить так, что в голове прояснялось, но обида на судьбу не уходила. Ведь Урфин мог бы стать не просто магом. Ему говорили, что редко у кого встречается такой яркий дар. И такой бессмысленный теперь.
– А разве нет? Ты пытаешься стать лучше, чем ты есть. Зачем? Ты и так хорош. Это всех и злит.
Магнус дергал бороденку. Сейчас сам он представлялся лишь ярким цветовым пятном. И движения его, мелкие, суетливые, вызывали тошноту.
– Х-хорош. – Урфин допил воду и разжал руки. – Лучш-ше некуда.
– Все мы носимся со своими обидами. Но не у всех хватает сил остановиться.
– Не поздновато?
– Ну… лучше позже, чем вообще никогда.
Ворона материализовалась под потолком. Она некоторое время висела, а потом шлепнулась, распавшись на куски. Куски же растеклись бурой жижей, в которой плавали куски вороньего мяса. Завоняло.
– Вот и охота тебе было заниматься этим? – Достав из-за пазухи кружевной платок, щедро сбрызнутый духами, кажется, женскими, Магнус приложил его к носу. – Чужак тебя дразнит, а ты и рад стараться. На этом поле он сильней. Но играть-то по-разному можно.
– Без магии.
– Точно, голова твоя пока на месте. – Магнус дотянулся и постучал пальцем по лбу. – Пользуйся ею по назначению, и все будет замечательно. Слушай, может, тебя тоже оженить? Смотрю, резко способствует просветлению в мозгах.
Лужицы с шипением впитывались в камень. Запах крепчал. Похоже, останется на несколько дней, если не недель. Ну, это еще не самый худший из возможных вариантов.
– Кто ж за меня пойдет-то?
Шутка была старой, хотя некоторое время Урфин думал, что, возможно, когда-нибудь она и перестанет быть шуткой. Но Магнус не стал отвечать, что умная пойдет, а дуру в жены брать – себе дороже.
Он поднялся и, взмахнув платком, словно пытаясь отогнать вонь, произнес:
– Пойдем-ка ко мне, малыш. Есть одно дело, которое назревало, назревало и назрело.
Бессонная ночь даром не проходит. Наша светлость обретает приятный красноватый оттенок очей, уютную припухлость век и некоторое сходство с нежитью. Настроение соответствующее. Так и тянет впиться зубами в чью-нибудь жирную шею.
Конечно, это негигиенично, но моральное удовольствие доставит.
Но вместо крови подают молоко.
Омлет – тоже блюдо мирное, возвращению душевного спокойствия не способствующее. Я остервенело распиливаю его на мелкие-мелкие кусочки, которые все равно не лезут в горло.
И Кайя за завтраком не появился.
Сбежал, паразит этакий.
Срочные дела, конечно… настолько срочные, что бумаги бросил, с Ингрид попрощался сухо и быстро, а мне и вовсе кивнул. Не видела бы, чего с ним творится, всерьез обиделась бы.
Нет, я понимаю, что штатных психоаналитиков здесь нет, а терминаторы если и плачут, то суровой ртутной слезой да в тихом месте, но ведь так и свихнуться недолго. А мне сумасшедший муж не нужен.
Или все-таки нужен?
Над этим вопросом наша светлость задумалась всерьез и очнулась лишь тогда, когда Ингрид отобрала вилку, которую я увлеченно грызла. Может, и вправду клыки растут?
Сунула пальцы в рот, наплевав на то, что леди так не поступают. Вроде бы зубы пока нормальны.
– Возможно, если я узнаю причину вчерашней ссоры, – Ингрид отобрала и нож, тем более что омлет был безнадежно испорчен, аппетит же отсутствовал как явление, – то смогу помочь советом.
– Мы не ссорились.
Приподнятая бровь. И немой вопрос в глазах. Но я не могу рассказать. Слишком уж личное.
– Иза, если их светлость чем-то тебя обидел…
Чем он может меня обидеть?
Хотя в свете вчерашних новостей… чем больше думаю, тем больше не понимаю. Урфин ведь друг, и… и этого оказалось мало? Закон для всех одинаков? Идеал правового государства, только неидеальный какой-то, если в применении к реальности. А главное, что сам Кайя понимает, насколько это ненормально.
– Все хорошо, Ингрид.
Только очень странно. И чтобы не думать об этом, я подумаю о другом.
– Скажи, а ты не хотела бы помочь… – на языке вертелось «великому делу освобождения рабов», но формулировку пришлось смягчить, – в одном несложном деле.
Еще одна приподнятая бровь. Надо бы и мне так научиться. Удобненько: рта не открыл, а вопрос задал. Но потом.
– Со всем моим удовольствием.
При виде бумажных гор, которые пребывали в некотором беспорядке, Ингрид приподняла уже обе брови.
– Иза, а ты уверена, что их светлость не будет возражать?
– Конечно!
Точнее, конечно, я не уверена, но уточнять не буду. Надеюсь, бумаги все же не повышенного уровня секретности. О планах грядущей социальной революции под мудрым руководством их светлости я рассказывать не стану. Просто подиктую кое-что…
– Но… я ничего не понимаю в цифрах!
Оно и к лучшему.
– Зато я понимаю. – Я села в кресло Кайя. Великовато будет, чувствую себя ребенком, сменившим вдруг детскую мебель на взрослую. – Ты просто записывай…
С чернилами и перьями я до сих пор общего языка не нашла.
Так, а систематизировать данные по какому принципу нужно?
Регион? Пол? Цена? Возраст?
А вот это что за цифры?
– Класс, – подсказала Ингрид, разглядывавшая бумаги с непередаваемым выражением лица. Такое я видела лишь у Машкиного бедлингтон-терьера, создания воздушного и возвышенного, на элитных кормах взрощенного, при исторической встрече с мышью. Бедолага потом неделю оправиться не мог. – Чем выше, тем раб дороже.
– То есть нолик – это самый высокий? А почему тогда цены нет?
– Ноль – это тень. Их не продают.
Логично.
Мрачные мысли прячем в закрома подсознания, потом как-нибудь на досуге извлечем и хорошенько их обдумаем. А сейчас – работать, работать и еще раз работать во славу новообретенной родины.
Вот и книга, куда Кайя записи делал. Еще один том удручающей толщины, но страницы заполнены едва ли на четверть. Между некоторыми – цветные матерчатые шнурки торчат. Вытаскивать не буду, подозревая, что торчат не украшения ради. Листы плотные, писать не помешают.
Я передала книгу Ингрид и объяснила, что делать. Итоговую колонку сама подобью, благодаря старой перечнице Матроновне, которая вела «Основы организации бухгалтерского учета», я и без калькулятора управлюсь.
Цифры, цифры… в них есть своя магия. Прежде мне было скучно. Ну какой интерес рассчитывать заработную плату абстрактным работникам несуществующего предприятия? Или производить амортизацию основных средств, зная, что этих средств в жизни у тебя не будет? Нет, сейчас все иначе! За цифрами я вижу людей и деньги. Ручейки меди и серебра, которые вливаются в золотую реку. И финансовый поток дробится, петляет, путает след.
