Олег Маркелов - Рождение героев
Шляпа Лигтона слетела, а дыхание дракона растрепало седые волосы мага, но тот не дрогнул и не отступил. Напротив, он решительно вышел из своего безопасного ранее места и пошел по кругу, заставляя дракона разворачиваться и смещаться вслед за собой.
– Это ты жалок, червяк! – ответил старик. – Моя очередь пришла, в этом ты действительно прав! Вот только ты тешишь себя глупой надеждой на несбыточное…
Глаза мага излучали холод, плечи распрямились, морщины разгладились, а черты лица заострились. Он отбросил свой посох в сторону, и теперь в глаза дракону смотрел молодой человек, только что от силы разменявший третий десяток.
– Ты оставил меня жить в этом немощном теле пятьдесят лет! – продолжил маг внезапно окрепшим голосом. – Ты присвоил мои сокровища, которые я копил веками! Ты достоин смерти, Фирсашодар! Достоин и получишь ее!
– Дурак! – зарычал дракон, порождая в своей груди огонь. – Ты уже мертв!
И в этот момент с вершины разрушенной и оплавленной стены прыгнул воин в закопченных и потемневших доспехах. Лигтон, преподнося этот щит, перед началом путешествия поведал паладину, что на нем могущественные чары, которые позволят многократно увеличить сопротивляемость огненной стихии, в частности огненному дыханию дракона.
Щит спас Прайда, оградив его от струи пламени. Кроме того, заклинание, придающее скорости, еще действовало, как и Божественное Благословение Нахена, которое призвала Тария перед тем, как они вошли во дворец. Только благодаря этому Прайд сумел так далеко прыгнуть, долетев до головы дракона. У него больше не было щита, но щит ему был сейчас не нужен. Пропустив ментальную энергию через свой клинок, рыцарь, вложив в удар всю инерцию падения и всю свою огромную силу, всадил меч туда, куда уже наносил удар гном, – под топорщащийся веером костяной гребень, опоясывающий голову дракона. Обычно гребень закрывал мягкую шкуру уязвимого места, но сейчас, когда дракон, наклонив голову, готовился испепелить мага, гребень приподнялся, приоткрыв уязвимую точку. Тяжелый клинок распорол мускулы холки и, пройдя под основанием черепа, пронзил мозг. Оставив застрявший меч, Прайд скатился по спине дракона и бросился в сторону.
Дракон заревел, извиваясь всем телом и молотя лапами и крыльями. Он свивался кольцами, как раненая змея, разбрызгивая свою кровь и вздымая в воздух брызги из золотых монет и драгоценностей. Крылья хрустели, ломаясь в агонии. Наконец, последний раз вздрогнув всем телом, дракон вытянулся и затих. Все это время Лигтон шаг за шагом приближался к бьющемуся в конвульсиях дракону и теперь оказался прямо возле его головы. Вглядевшись в замершие черты своего врага, маг плюнул в залитую кровью морду:
– Мертв ты! Мертв и жалок! И с твоей смертью я наконец обрету свой истинный облик!
Паладин, слышавший весь разговор, вначале думал, что Лигтон заметил его осторожные движения и тянет время, отвлекая внимание дракона. Да и слишком много сил и воли отнял бой, чтобы размышлять о словах, произносимых магом. Но теперь до Прайда начал доходить смысл всего происходящего, и рыцарь удивленно воззрился на мага…
Нет, уже не на мага, а на дракона в человеческом обличье. Обернувшись к воину, маг не смог сдержать насмешливой ухмылки:
– А тебе, храбрый рыцарь, я благодарен за самоотверженность и бесконечное мужество. Я буду вспоминать тебя долгими вечерами. Но, к твоему, несомненно, сожалению, тебе, герой, не суждено вернуться из этого славного похода. Придется доблестно пасть в сиянии славы. Моей славы! И ради богатства. Моего богатства!
Лигирканингтон захохотал. Фирсашодар, выглядевший совершенно мертвым, при звуке этого хохота выдохнул последнюю, предсмертную струю пламени в Лигтона. На большее не осталось в его огромном теле ни сил, ни самой жизни, и, выдохнув пламя, он умер окончательно. Но бушующий несколько мгновений огонь не причинил Лигтону совершенно никакого вреда – он предусмотрительно, еще наблюдая за сражением из безопасного места, оградил себя соответствующим заклинанием.
Прайд, осознавший всю бессмысленность гибели товарищей, а также безнаказанность, на которую рассчитывал Лигтон, бросился к магу, надеясь придушить его голыми руками. И, доберись воин до своего обидчика, он легко свернул бы ему шею. Но Лигтон рявкнул короткие слова заклинания, и паладин почувствовал, что не может пошевелить даже пальцем. Он напрягал всю свою волю, но даже зубами не мог скрипеть – маг наложил на него заклинание парализации.
Черты того, кого все считали чудаковатым старым магом, начали быстро искажаться – со смертью Фирсашодара заклинание, наложенное на Лигирканингтона, тоже умирало, и теперь дракон возвращался в свой настоящий облик. Тело изменялось, увеличиваясь в размерах, одежды трещали и рвались. Лигирканингтон понимал, что сейчас он особенно уязвим, но все враги, кроме обездвиженного рыцаря, пали, сраженные мощью Фирсашодара. Счастливый, дракон хохотал, ликуя и упиваясь своей победой. И тут произошло то, чего не мог предвидеть ни Прайд, ни один из драконов, находившихся в зале. Неожиданно смех Лигтона оборвался, сменившись бульканьем и хрипом. Он повернулся, пытаясь рассмотреть что-то, и Прайд заметил вдруг торчащий в его шее чуть ниже затылка тяжелый метательный кинжал. Еще один кинжал, мелькнув в воздухе едва уловимым росчерком, вонзился в грудь удивленного Лигирканингтона – туда, где еще билось заключенное в человеческое тело сердце дракона.
Лигирканингтон бесформенной тушей рухнул на труп своего давнего врага – уже не человек, но еще не дракон. А изумленный Прайд, со смертью Лигтона вновь обретший способность двигаться, увидел, как, с трудом волоча ноги, навстречу ему ковыляет улыбающийся Маерон Лар.
Глава 7
Хозяин Мертвого леса
– Отдохнете, как и все в этом лесу, призванные отдыхать вечно!
Неведомый гость неторопливо вышел на поляну. Впрочем, гостями здесь были как раз собравшиеся на поляне вокруг костра путники, а он являлся, скорее, частью этого леса. Лучи Горра осветили его фигуру – черная грубая кожа, напоминающая кору дерева, большие глаза, мерцающие в глубоких темных глазницах внутренним зеленым светом, клочки старой одежды, едва покрывающие могучий торс, и длинный темный плащ, свисающий за его широкими плечами, словно безвольно опущенные крылья неведомой птицы.
– Знаете ли вы, где сейчас стоите? – Голос вопрошающего был подобен далеким грозовым раскатам.
– Я стою на поляне богомерзкого леса! – воскликнул Регнар с вызовом, поднимая свой топор на плечо.
Хохот, подобный раскатам близкого грома, разнесся по лесу, многократным эхом отражаясь от древних стволов. От этого хохота поднялся ветер, с громким шелестом растрепавший голые кроны черных деревьев. Напуганному больше всех Гефоргу показалось, будто весь лес сейчас смеется над их глупостью и непростительной дерзостью.
– Ты стоишь сейчас в самом сердце Сияющего леса, гном. Вы, смертные, по незнанию своему и невежеству называете его сейчас Шаллирским.
– Ты сказал «Сияющего»? – переспросил Регнар, несколько теряя кураж забияки. – Сияющий лес – лишь легенды да сказки, да и в этих сказках он находился далеко на западе…
– Мы не можем быть в самом сердце леса, – возразил Гефорг, к которому от страха вернулись и силы и способность соображать. – Шаллирский лес простирается на несколько дней пути, а мы шли по его краю неполную половину ночи. За столь короткое время мы не прошли бы и…
– Вы шли моей Тропой.
– Но кто ты? – подала голос Элейн, пристально вглядываясь в собеседника. – Похоже, ты знаешь, кто мы, но мы не знаем о тебе ничего. И какими бы ни были твои намерения насчет нас, хотелось бы знать – кто ты?
– Кто я? – переспросил гость, которого, казалось, позабавил этот вопрос. – Я – Лесничий. Я – Хозяин Сияющего леса. Сияющего, а не богомерзкого. Именно так он звался многие века назад. Я сотни лет назад был Хозяином Сияющего леса, и сейчас я все так же его Хозяин.
Деревья вновь раздвинулись, и на поляну вышли волки. На Гефорга накатила липкая волна страха, когда он понял, что глаз не может разглядеть огромных зверей даже в ярком свете Горра. Волки состояли из самой клубящейся тьмы, принявшей очертания гордых зверей.
– Грозный Хозяин, – негромко добавил один из волков, подходя к ноге Лесничего и касаясь его опущенной руки своим боком.
Ладони Нарлинга мгновенно вспотели, и он едва не выронил свой меч. Переведя взгляд на всегда невозмутимого Экраима, который тоже был отлично виден в лунном свете, юноша заметил, как напряжен наемник, словно приготовился к, возможно, последнему своему прыжку.
Остальные могучие звери, мягко и бесшумно ступая широкими лапами, обогнули поляну с двух сторон, окружая путников.
Зеленый свет в глазах Лесничего разгорелся ярче, а ветер завыл, пригибая кроны деревьев, вторя его мыслям или воспоминаниям.
