Елена Усачева - Откровение
— Олег?
Я и забыла, что Пашка знаком с ним, что именно расчудесный Колосов привел в свое время Олега ко мне.
— Да, Олег. И остальные. Я ездила к ним в Москву, потому что такая же, как они.
— Тогда что ты здесь делаешь?
Я уже готова была наговорить Колосову гадостей. Например, какой он болван и как медленно соображает, что если бы не его любовь и ревность, все вообще было бы по-другому. Но сейчас нельзя тратить время на разговоры.
Я наклонилась к Максу, снова заглянув ему в глаза:
— Надо дойти до дороги.
Он что-то прошептал, но я не поняла. Склонилась ниже и услышала, как бьется его сердце. Медленно. Очень медленно. Между ударами проходили бесконечные секунды, когда мне казалось, что оно больше не ударит.
Ледяная ладонь обхватила меня за шею, Макс тяжело задышал, уткнувшись губами мне в ключицу. Я не испугалась. Я знала, что Макс справится.
— Вставай!
Макс оттолкнул меня, попытался приподняться. Секунду я смотрела на его тщетные попытки, а потом снова опустилась рядом. Он схватился за мое плечо, произнес медленно:
— Неправда, любовь не убивает. Я только сейчас понял, сколько жизни ты мне дала.
— Не сдавайся! — Слова острыми иголками воткнулись мне в небо, ободрали глотку. — Колосов! Поймай машину!
По щекам бежали слезы. И я не могла их сдержать. Как не могла остановить то ужасное, что сейчас происходило с моим любимым. Как не могла убедить Пашку, что ничего страшного в Максе нет. Как не могла спасти никого в этом городе.
Макс, отрываясь от меня, резко поднялся на ноги, вытянулся струной. Сделал несколько быстрых шагов вперед, словно пытался удержать себя от падения. По дороге скакнул свет фар. Макс тяжелым взглядом отследил движение автомобиля.
Водитель резко ударил по тормозам, взвизгнули шины.
— Твою мать! Что же ты… — высунулся из окна мужчина.
Макс рыкнул, и водитель молча полез наружу. Макс тяжело оперся о дверцу.
Но в таком состоянии он не сможет вести машину…
— Пашка, за руль!
Макс руками перехватывал по крыше машины, чтобы добраться до задней дверцы.
— Мы через полчаса вернемся, — бросила я топчущемуся на обочине мужчине.
Тот согласно кивнул, начиная еле заметно пританцовывать — одет он был легко.
— Но я никогда… — замотал головой перепуганный Колосов. Ткнул пальцем в водителя: — Что вы с ним сделали?
Мне некогда было объяснять.
— Быстро в машину! У тебя все получится.
Я усадила Макса на заднее сиденье. Он с трудом держал голову. Прикрикнула на Пашку:
— Садись же!
Колосов нырнул на водительское место, с сомнением покосился на ручку коробки передач.
— Куда тут жать? — Пашка прямо-таки подпрыгивал на кресле, словно в него были воткнуты иголки, на приборы он старался не смотреть. Желто-красный свет приборной доски усиливал выражение испуга на его лице.
— К больнице, — сквозь зубы процедил Макс и уставился в Пашкин затылок.
Больше Колосов не дергался. Закрыл дверь, воткнул первую передачу, и машина мягко тронулась с места.
Чем дальше мы отъезжали от моего дома, тем больше расслаблялся Макс.
— Почему опять в мастерской? Какое-то проклятое место! — Я погладила липкую холодную руку.
На Максе еще был плащ. Маскарад. Как все было… давно.
— Неприятности притягиваются. — Его голос был подобен шелесту. — Если где-то пролилась кровь, она прольется еще раз. Мы заходили как-то, чтобы очистить мастерскую от этой последовательности, но, видимо, у нас не очень получилось. Остался след. Теперь там постоянно будут происходить подобные события — предательства, убийства.
— Ты только не умирай, слышишь? — зашептала я в закрытые глаза. — Ты обещал, что мы будем жить вечно. Сам говорил, что наша любовь сделает меня бессмертной. Зачем же мне бессмертие, если не будет тебя? Открой глаза! Этот мир не будет существовать без тебя. Он такой только потому, что в нем есть ты.
Я снова взяла его за руку, погладила по ладони. Она оказалась гладкая и мягкая, и на ней было видно всего три четкие линии.
— Смотри, какие у тебя хорошие линии. Судя по ним, у тебя в ближайшее время никаких неприятностей не предвидится. Все ровно, без крестиков и перерывов. Линия Жизни длинная, ты будешь жить еще сотни лет. — Я говорила, совершенно не понимая, что какая линия может обозначать. — Линия Сердца глубокая…
Я уже не соображала, что бормочу, но была уверена: пока звучит мой голос, Макс будет слышать меня, и никто-никто не посмеет его у меня забрать.
— Там нет линии Жизни, — вдруг произнес Макс и открыл глаза. — Только Судьба, Ум и Сердце.
Машина ткнулась в заснеженный бугорок и остановилась.
— Приехали, — буркнул Пашка, отрывая руки от руля.
За забором виднелось темное трехэтажное здание больницы.
— Зачем бессмертие, если нет вечности, — губы Макса дернулись в слабой улыбке. — Я ненадолго. Здесь есть центр переливания крови. Грегор все мечтает устроиться сюда работать.
Он выбрался на улицу и растворился в темноте.
Дохнуло холодом. Странно, рядом с Максом мне не было так холодно, но вот он ушел, и я начала замерзать. Но холод сейчас обыкновенный. Я знала: надо всего лишь немного подождать, и мне снова станет тепло.
— Значит, ты его любишь? — Пашка развернулся, опершись спиной о руль.
— Люблю. — Я хотела кивнуть один раз, но голова все опускалась и поднималась.
— За что?
Я прислушалась к себе. И ничего не почувствовала. Тревога ушла. Вокруг все было спокойно.
— За то, что он Макс.
Это же было так очевидно!
— Потому что он вампир? — скривил губы Пашка. — Не такой, как все?
Какой же он глупый! Я рассмеялась. Смех выпрыгивал из моей груди разноцветными мячиками.
— Колосов, ну что ты такое говоришь? Макс не такой, как все, не потому, что вампир, а потому что я люблю его. Конечно, он особенный. Других таких нет.
— Ясно. — Пашка рванул ручку двери, вывалился в темноту и тут же появился в распахнутой двери рядом со мной. — А те, которые около дома, хотели его убить, но ты не дала им это сделать? Там у них какие-то штучки действуют, да?
— Колосов! — Я наклонилась, чтобы остановить Пашку, но тот уже выпрямился.
— Понял я, все понял, — болезненно скривился он. Сунул руки в карманы, постоял секунду и вдруг протянул мне сотовый. — Ты уронила, я поднял. Телефон звонил пару раз. Извини, забыл сказать.
Пашка последний раз хлопнул ладонью по верхней кромке открытой двери и пошел прочь. В свитере и в джинсах, на морозе, он выглядел таким несчастным. Его нельзя было оставлять одного.
Приподнявшись на сиденье, я вгляделась в темноту дороги. Пашка как раз поравнялся с какой-то фигурой. Кажется, она была в чем-то светлом.
