Наталия Мазова - Исповедь Зеленого Пламени
Было время, когда и я принимала сладостный огонь мимолетного желания за Зеленое Пламя. Но — это совсем иное, не жажда наслаждения, но пламя на алтаре фанатичного служения Жизни… Для тех, кто этого не чувствует, понятнее объяснить не могу.
Ключевое слово тут — «готовность». Под поцелуями солнечных лучей пробуждается самая сущность земли, и она тянется к солнцу в ответной ласке — ветвями деревьев и побегами трав, и крыльями птиц, поднявшихся в синеву, и устремленными к небу в беспричинной радости людскими взглядами. И когда в природе загорается Зеленое Пламя, мы не говорим более о весне, но называем это: «Лето пришло».
Я люблю эту пору, как и все живущие, но не она период моей наивысшей силы. Мое время приходит в августе, когда земля утомлена солнцем. Воздух тягуч, и тяжесть золота оседает на губах и веках. Пора усталости, пора отдыха — в это время природа сравнима только с женщиной после страстной ночи, как в индийской поэзии, когда она лежит на плоской крыше своего дома, а любимый показывает ей на небо: «Видишь? Это Большая Медведица, это Кассиопея, а вон там — Полярная звезда».
Вы видели, сколько звезд летит к земле августовскими ночами, чтобы ни одна пара на плоской крыше не осталась обделенной?
В эти дни Зеленое Пламя горит в природе как никогда ровно и сильно. Это время отдачи, время плодов — выполнен извечный долг по поддержанию и возобновлению жизни, и не весенняя искрометная радость — удовлетворенное счастье переносит нас из августа в сентябрь.
Но законы стихии Жизни суровы, и один из них — вечное обновление. «Цветы, что отцвели, не должны омрачать взор, и их сжигают»… И после того, как плоды собраны, Зеленое Пламя достигает своей наивысшей силы, и в неистовстве своем делается просто пламенем, и пожирает ту, что теперь свободна от долга — и в лесах и парках загораются костры золотой листвы. Пламя, очищающее и обновляющее, вечное прекрасное самосожжение во имя Жизни — собственная жизнь, как последняя жертва, какую только можно еще принести служению.
И тогда я, слитая с природой в единое целое, добровольно избравшая непокой и вечные перемены своим счастьем, обретаю свою полную силу, но теряю равновесие до тех пор, пока не догорит пламя осени. И, как и все вокруг, напрасно жду, что дожди погасят этот огонь до срока. Как пьяная или безумная, брожу я по лесам и городским улицам, пью мир, захлебываясь, шепча строки своих и чужих Слов: «Я знаю только, что горю и, видимо, сгорю…» Где и когда найдется равный по этому яростному накалу — мне, рожденной в самом средоточии Зеленого Пламени и избранной им в служительницы?! Разве что Он, Безумец, да еще те двое, что возжигают пламя Синее и Лиловое…
Но тише, тише… Уже конец октября, догорают костры, последние угли умирают в россыпях холодного пепла — и над миром воцаряется Тишина. Земля-Андсира, что вечно воздевает руки в мольбе за своих детей, опускает их обессилено. Медленно, медленно сковывает ее оцепенение смерти или сна — земля становится Камнем, а мир делается особенно уязвим для зла. Солнце входит в знак Скорпиона…
Будьте осторожны в эти торжественные дни — разве вы не видели, как горит над Городом Черная Свеча?! Багровое Око, звезда Антарес, таится в солнечных лучах, и молитва не покидает губ служительницы Зеленого Камня, той, что рождена в Опалии, — я же делаюсь более не властна…
Это — то, что люди называют силой вещей, и обо всем этом сказано в книгах, хранящихся в Башне Теней. Правда, немногие из простых смертных читали их…
Когда я возвращаюсь домой с полным ведром, Лугхад уже не спит. И вид у него совсем не такой раздраженный, как обычно спросонья.
— Лугхад, — говорю я ему, разжигая очаг, как всегда, простым прикосновением. — Сегодня мой день рождения.
— Что? — не понимает Он. Ну да, в Кармэле ведь никто ничего подобного не празднует, да и раньше, будучи Нездешним, Он мог не обращать внимания на подобный обычай смертных…
— Я родилась в этот день двадцать три года назад, — поясняю я. На самом деле не двадцать три, больше. В разных Сутях время течет с разной скоростью, я давно не пытаюсь вычислить, сколько прожила чисто субъективно, и считаю по времени Авиллона. — У нас такой день принято отмечать как праздник.
— Сегодня и так праздник, — Он поворачивается ко мне, и кажется, что глаза Его слегка светятся. — Восьмое сентября, День Осенней Луны.
— Волчий праздник, — передергиваю я плечами. — Странно, что Райнэя не запретила и его.
— На Волчьих клыках начертана судьба Каэр Мэйла. Запрети Каменное Сердце этот праздник — и последствия непредсказуемы. Все равно ничего особенного не бывает — пьянка да гуляния с драками… Сама же знаешь, люди здесь не умеют радоваться.
— А ты помнишь День Благодарения в Авиллоне? — спрашиваю я и боюсь снова услышать: «Нет… не знаю…»
— Ты знаешь, — отвечает Он после паузы, — наверное, помню, только не в Авиллоне, а где-то в маленьком городке. Помню площадь, и на ней всякие развлечения — карусель, стрельба из лука, выставка кошек… Дети, и музыка играет, и конечно, уличные артисты — как мы с тобой…
— Вот именно, — я помешиваю кашу с обрезками мяса, чтоб не пригорела. — Мы с тобой. Одни на весь Кармэль. Висару и Даммис после гибели Иэна нос на улицу боятся высунуть. А если Лоти попробует петь на площади — сам понимаешь, чем это кончится…
— Значит, придется вдвоем, — говорит Он спокойно, в первый момент до меня даже не доходит.
— О чем ты?
— Я говорю, придется нам устраивать им праздник вдвоем, — как ни в чем не бывало Он зачерпывает кашу из миски. — Просто покажем им, как это должно быть на самом деле.
— Ты это серьезно? — я не верю ушам своим, я готова кинуться Ему на шею: услышать такое от Лугхада!
— А почему бы и нет? Это наша работа. И потом, тебе ведь сегодня тоже полагается праздник…
И в этот самый момент раздается стук в дверь, и мы слышим голос Лоти:
— К вам можно?
— Заходи, заходи! — радостно отзываюсь я. — Ты чего сегодня так рано?
— Сегодня День Осенней Луны. Вечером все Рыцари в Алом дежурят в Залах, вот я и забежала с утра пораньше…
На Рыцаря в Алом Лоти сейчас совсем не похожа — вместо форменного камзола на ней серо-голубое одеяние длиной до колен, а на ногах какие-то полуразвалившиеся башмаки. Ни к чему привлекать ненужное внимание — хороша была бы воительница из личной охраны Райни, по-дружески пьющая чай с двумя оборванцами из Крысиного квартала, да еще называющая одного из них учителем!
С того самого дня, как я надела на нее венец Адалль-Фианны, попутно наделив Истинным Именем и личным образным рядом, Лоти сделалась у нас частой и желанной гостьей. Пока я занимаюсь извечными женскими делами — штопкой-готовкой-стиркой, Лугхад ставит ей пальцы. Делает Он это без малейшего снисхождения, то и дело обрывает, казалось бы, совсем неплохую игру жестким ударом по струнам, а то и по рукам ученицы. Но Лоти терпелива, и сейчас Луг уже считает ее владение гитарой достойным ее же текстов.
