Ольга Березовская - По дороге домой
— Ты чего? — оторопела я.
— Рога ищу с копытами.
— Чего!
Как-то раньше я недооценивала значимость пищи для организма человека, два дня без которой вызывают массу мучительных ощущений, и слабость из них не самая неприятная. Не проходящее ощущение сырости в желудке оттого, что туда постоянно заливают воду. Только воду, одна мысль о которой вызывает болезненные спазмы. Сколько так еще будет продолжаться, даже думать не хочется. Вот только занять голову чем-то еще в этой каменной, давящей темнице просто невозможно.
Я бездумно листала книгу, разглядывая непонятные картинки и иероглифы, а может руны, написанные ровным каллиграфическим подчерком. Сейчас я была бы согласна и на любовный роман, и на занимательную геометрию, хоть что-то на родном языке. Убить время, которое медленно убивает меня. Смешно… если бы не было так грустно.
— Что читаешь? — голос товарища по несчастью не выражал никакой заинтересованности. Просто брошенные в пространство слова, чтобы разбить гнетущую тишину.
— Я не читаю, я смотрю. — И больше для себя, чем для него, добавила, — Кроме своего родного, других языков я не знаю.
А кстати.
— Рок, а почему я понимаю здешних людей и они меня? Ведь по идее, другой мир — другой язык. Как такое возможно?
— Причина та же, по которой ты вообще сюда попала. Родственники. Что-то заложенное у тебя в генах, что открыло тебе дорогу в этот мир, оно и перестроило твое восприятие речи. Ну и произношение соответственно. Да я и сам толком не знаю, спрашивать не у кого было.
В нашем с Роком случае, наверное, было бы лучше, если бы мы друг друга не понимали, исчезла бы основная причина наших конфликтов: нет дискуссии, нет несовпадения взглядов.
— Чему ухмыляешься? — Рок внимательно смотрел на меня, как будто пытался прочитать мысли.
— Я нашла пару плюсов в том, что мы с тобой не могли бы понять друг друга. Не в данной конкретной ситуации, а так по жизни.
Он улыбнулся.
— И не надейся.
Это он к чему?
— В каком смысле?
— В прямом, — улыбка стала еще шире. — Мы бы в любом случае поняли друг друга.
— Потому что для драконов не существует преград? — переспросила я фразой, услышанной когда-то от Звезды.
— Нет. Потому что мы на одном языке разговариваем. И думаем тоже.
Брови поползли вверх. То есть как?
Внутренний голос выдал давно знакомое: дура. Как я могла это упустить? Наверное, шторм и иже с ним лишили меня и без того не очень хорошей способности соображать. Журнал капитана. Что в нем особенного? Да ничего. Кроме того, что записи в нем на милой сердцу и глазу кириллице.
— Значит ты… — это я уже вслух.
Рок забавлялся.
— Значит я.
— А откуда ты, если не секрет?
— Уже не секрет. Оттуда, откуда и ты.
Односложные ответы Рока не оставляли простора для фантазий. Вот значит как! Определенно, Звезда бывал не только в Корее.
— А сколько времени ты здесь? — Непонятная подозрительность просквозила в моем голосе.
— Три года. Чуть больше.
Я лишилась дара речи. Три года!
— Ты не пробовал вернуться домой?
— А зачем? — вопросом на вопрос ответил он. — Что мне там делать?
— А здесь?
Показалось, что повеяло холодком. В темных, почти черных глазах застыла сталь. Первым моим желанием было убежать, на случай, если он решит, что я сказала что-то, чего говорить была не должна. Но гнев был направлен не на меня. Да это был и не гнев. Скорее защитная реакция от неприятных мыслей.
— Здесь другой мир, Мирослава. Здесь меня не направят в психиатрическую лечебницу, если увидят крылья, не станут вызывать милицию…
— Угу, здесь просто убьют, — ляпнула я, памятуя о событиях… Да, обо всех событиях.
И почему у меня мурашки по телу бегают, когда он вот так на меня смотрит?
— А тебя, почему так тянет назад? — неожиданно спросил он с вызовом в голосе.
Что он хотел услышать? Я не знаю. Я сказала только то, что могла сказать: правду.
— Там моя жизнь. Здесь я чужая.
Карие глаза улыбнулись. Грустно так улыбнулись.
— Тебе повезло. Я везде чужой.
Вот оно как, несгибаемый Лорд Капитан оказывается не такой уж… бесчеловечный. Есть в нем что-то и от простого смертного. А может даже больше, чем кажется на первый взгляд?
— Какие пессимистические мысли. Не думаю, что ты прав.
— Вот как? А что же ты думаешь?
— Не нужно иронизировать, Рок. Там в моем и твоем мире, ты просто не можешь быть чужим, у тебя там мать, и больше, чем уверена, что для нее ты самый родной и близкий человек. Почему ты на три года исчез и даже не пытаешься найти способ хотя бы ее предупредить, что у тебя все хорошо, это твое дело. Не смотри на меня так, я вовсе не пытаюсь тебя судить. А здесь… Похоже, ты нашел способ здесь устроиться. Одно то, что ты лорд о многом говорит, ведь это же титул? Или его дают всем залетным драконам за красивые глазки?
— Да, это титул. Нет, всем его не дают. — Не то, чтобы он очень охотно отвечал. Мои слова ему не нравились, и это было заметно, по выражению лица, по тону, которым он говорил, по напряженной позе.
— Здесь у тебя друзья, враги, что тоже не маловажно. Ты не чужой. Я в чем-то не права?
Серые стены, пестрый ковер, белый шелк рубашки на загорелом теле. Я так долго ждала от него ответа, что зарябило в глазах.
— Ты не права во многом. — Больше похоже на скрип заржавевших дверных петель, чем на голос.
— Разъяснишь?
— Зачем? — Рок оторвался от созерцания ковра и медленно перевел взгляд на меня.
Было в этом действии что-то театральное. Он что, хочет, чтобы я его упрашивала?
— Затем, чтобы снова сказать, что ты не прав.
Смешок.
И все же ответил:
— Пожалуйста. Ты не по тем критериям судишь.
Как емко…
— А по каким же надо?
— Не по каким не надо. Я другой, понимаешь? И там я другой, и здесь я другой. Догадываешься, что это значит?
— Да. Ксенофобия.
Снова смешок. И взгляд, а ля «ну ты же сама все знаешь».
Я фыркнула.
— Ты просто зациклен на себе и своей необычности! Что в тебе такого другого?
Вместо ответа над ним раскрылись крылья, окутав фигуру темным, пульсирующим ореолом.
Позер!
— Говорю же, зациклен. — Я отмахнулась, всем своим видом давая понять, что этот жест не произвел на меня впечатления. — Ну, крылья, ну и что? По мне, так очень удобная вещь: устал ходить, крылья расправил и полетел. А если серьезно: по-человечески к людям относись, и они к тебе будут по-человечески.
— Ты — оптимист или романтик.
Пусть так. В конце концов, он мог и не такие деликатные сравнения найти.
Вдруг Рок перекатился по ковру, в мгновенье ока оказавшись на месте книги у моих ног. В глазах горел озорной огонек.
