Айя Субботина - Время зимы
— Он вор, владыка Торхейм, — сказал Эрик. — Для вора в Северных землях есть лишь один судья и одна кара. Если будет тебе угодно, я готов… — Шамаи сделал шаг в сторону Раша.
— С каких это пор великие воители Севера стали мясниками? — осадил его Торхейм, чем тут же заслужил немую благодарность Раша.
Карманнику стало не по себе. Он не боялся много раз, даже тогда, кода бежали опытные воины, сильнее, ловчее его. Раш никогда не лез на рожон, считая отвагу и храбрость уделом глупцов и благородных; для себя он всегда находил укромные места за спинами врагов, темные уголки или тени, все, что давало ему преимущество для удара. Один точный выпад — и даже короткое лезвие кинжала становилось смертельной отравой. Удар под колени и враг падал стреноженным, чуть вверх, под бедро — и противник истекал кровью в считанные мгновения. Еще выше: печень, почки, хребет, уязвимое место подмышкой, островок мягкой плоти, часто не прикрытый даже тяжелыми железными панцирями опытных воителей. Уловки, знания, о которых здесь не знал никто. Артерия, вена, спинной мозг, нервы — все они, даже его сотоварищи считали эти слова придуманными, не означающими ничего. И Раш не торопился раскрывать истину. Куда проще быть тем, кто родился из морской пены.
Но здесь, в холодном, продутом сквозняками замке, карманник не чувствовал себя в безопасности. В заснеженных равнинах и на крутых склонах холмов, рядом с сопливой девчонкой ему было спокойнее, чем в Браёроне. В тронном зале будто сгинули все тени, растворился спасительный мрак и Раш чувствовал себя нагим перед голодным зверем. Стоило Торхейму спустить пса и Эрик не станет медлить, он и так едва держался в человеческом теле. Но Конунг указал волку, где ему место.
— Ты правда вор, чужестранец?
— Я беру лишь столько, чтоб прокормиться, и не вижу стыда в том, чтоб своровать у того, кто сам же нагрел руки. Пусть таким будет природа справедливости. Меня тоже часто обирали до нитки, и я не ропщу.
— Но грабители взяли то, что по праву принадлежало всему Артуму.
— И что мне с того? Я воровал у воров. — Раш понимал, что такие оправдания смешны, но если уж решил признаваться, то до конца.
— Но ты мог сбежать, почему же пошел, зная, что тебя ждет.
Раш хотел было ответить, что от двух увальней вряд ли удалось бы сбежать даже в кромешной тьме, но вдруг понял, что мысль о спасении ни разу не посетила его. А ведь он мог попытаться. В ту ночь, когда шамаи, нарядившись в звериные личины, охотились, был шанс. Или не было? Заснеженные равнины не дали бы убежища ни от зоркого глаза орля, ни от нюха Эрика-волка. Но Раша неприятно удивило другое: он даже не подумал о побеге.
Злость на самого себя залезла карманнику за шиворот липкой мокрой многоножкой и тут же больно впилась в хребет.
— Я еще не решил о твоей судьбе, чужестранец, — объявил свое решение владыка Северных земель. — Шамаи, сейчас ты можешь уходить. Я чту жертву, которую ты принес, и буду просить Скальда продлить твой недолгий век. Не бойся пользоваться моим гостеприимством. Эрик шумно забрал носом воздух.
— Я хочу присоединиться к твоему войску, владыка Торхейм. И говорю от имени своего брата тоже. Хоть его нет здесь, я чувствую, что злость его готова обрушиться на шарашей. Мы воины Артума, верные стражи Севера и нам до?лжно исполнять свой долг.
— Сразимся же вместе, — согласился Конунг.
Когда в тронном зале остались лишь Раш и Торхейм, карманник приготовился услышать то, что предназначалось только для его ушей. Иначе, зачем бы тогда Конунг сделал так, чтоб никто не стал свидетелем их разговора?
Когда владыка Севера заговорил вновь, голос его вдвое стих, будто Торхейм боялся, что несмотря на все предосторожности, где-то здесь прячется невидимы шпион.
— Я не верю порченой девчонке, фергайры могли высмотреть все что угодно в голове той, чья кровь смешалась с черной скверной Шараяны. Даже они, — Конунг обращал слова в сторону двери, и не скрывал презрения в голосе, — ошибаются, иначе мне не пришлось бы теперь думать, как полчища шарашей прошли через всю страну незамеченными. Они хотят следить за мной, читать каждый шаг и слышать каждое слово до того, как мой рот родит его. А я не вол, чтоб держать меня в ярме. Готов ли ты выкупить свою жизнь поручением, которое я на тебя возложу? Ты, как я погляжу, не чистоплюй. Раш все отчетливее чуял занесенный над его головою невидимый топор палача.
— Честь мне не по карману. — Он едва сдержался, чтоб не плюнуть на пол. — Что за поручение?
— Избавь меня от приставленной старухами оговорщицы. Никому из северян не станет смелости пустить кровь старой мегере, все бояться божьего гнева. Даже я, — криво усмехнувшись, признался Торхейм. — Сделаешь все чисто и без лишнего шума — сохранишь голову и получишь сто кратов.
— Этого не хватит, чтоб вымолить прощения у Виры, когда она увидит, что стало с одной из ее дочерей.
— Богам на нас насрать, — грубо осадил его владыка Севера.
— Когда? — только и спросил Раш. Старухи ему не понравились, и он не видел ничего зазорного в том, чтоб выпотрошить одну из них.
— Не в Браёроне. Пусть старуха посидит на совете, послушает. А после, когда мы покинем столицу, сделай так, чтоб она нашла смерть. Ты ведь так или иначе поедешь с моим войском, раз у тебя в той деревне остались друзья. — Он в который раз глянул на дверь, остервенело вцепившись в подлокотники трона. — Я владыка Севера, и сам решу, как будет лучше для моего народа. Никакое бабье не станет мне указывать.
В голове Раша крутились многие сотни вопросов, но он не дал жизни ни одному. Зачем спрашивать, что станет залогом сохранности его собственной жизни, когда он старуха будет мертва? Человек этот, в тяжелой тиаре и на каменном троне, не гнушался ничем, и враньем тоже. Все правители скоты, некоторым просто достает ума хорошо маскироваться — так любила говорить его мать. Вместо сказок, она убаюкивала сына истинами, но суть многих Раш понимал только годы спустя. «Ты не убийца», — откуда-то из темных глубин укоризненно шептала недодавленная совесть. Вор, карманник и большой лжец, но не убийца. «И что с того? — злость пнула совесть и та умолкла. — Спасаешь свою шкуру, а если для того, чтоб выжить, нужно пустить кровь карге, так тому и быть». И обещанное золото склонило карманника к тому, что следует ответить на предложение Конунга.
— Хорошо, — согласился Раш. Конечно, то была лишь видимость, будто он и в самом деле может выбирать. Про себя карманник решил, что потом, когда дело будет сделано, он найдет способ позаботиться о собственной шкуре, если вдруг Торхейму захочется вслед за жертвой отправить и палача.
