Андрей Посняков - Месяц Седых трав
– А чего вспоминать-то? – усмехнулся «малыш» Гамильдэ-Ичен. – Эти слова были написаны на поясе Кэзгерула. Как же точно-то? Ммм…
– «В девятую ночь месяца седых трав», – тут же пояснил Кэзгерул. – Это на одном поясе, старом, украденном, не ведаю даже, у кого уж он теперь.
– А… – начал было Баурджин.
– А на том, что ты мне подарил, брат, и который теперь у Джэгэль-Эхэ, сказано: «Летят и сверкают молнии».
– Опять вы про погоду? – Молодой нойон снова посмотрел в небо.
Потом задумчиво почесал подбородок:
– А сейчас у нас какой день месяца седых трав?
– Девятый, кажется, – отозвался Кэзгерул.
– И не «кажется», а точно девятый, – тут же подтвердил Гамильдэ-Ичен. – В первый день месяца мы выехали к татарам… и восемь дней уже отъездили, сегодня как раз – девятый.
Баурджин усмехнулся:
– Значит, правильно едем. Успеем к урочищу до ночи?
– Конечно, успеем! – вступил в беседу Кооршак и, посмотрев на Гэмильдэ-Ичена, добавил: – Если, конечно, эта пустоглазая сойка не будет собирать свою траву. И так уже целая охапка!
– Сам ты пустоглазая сойка, толстомясый черт! – обиженно заругался парнишка. – Чего ржете-то, лошади?
Правильно, все правильно! Сердце молодого нойона стучало. Безуспешно прорыскав по полупустым татарским кочевьям, он уже на третий день сообразил – где именно надо искать невесту. Вернее, не сообразил, а вспомнил. Вспомнил тот бой с японцами на реке Халкин-Гол летом тридцать девятого года. Пикирующие на окопы бомбардировщики, противный вой бомб, беспрерывные атаки японцев… И конников Лодогийна Дандара, и овраг – урочище Оргон-Чуулсу, и неизвестно откуда взявшийся дацан… И парня на белом коне, внешностью очень похожего на него самого, и красивую девушку с пышной гривой волос – Джэгэль-Эхэ? Мистика какая-то получается. Гнусная антинаучная чушь, как выразился бы замполит Киреев. Да, получается так… Но ведь получается же. Должно получиться!
Уже к полудню справа засверкала река, а ближе к вечеру показались поросшие мелколесьем холмы Баин-Цаганского плоскогорья. Когда путники въехали в сопки, уже стемнело так сильно, что, пожалуй, нельзя было рассмотреть и собственных рук. Пришлось даже остановиться, спешиться.
– Что-то рано стало темнеть, – посетовал Гамильдэ-Ичен.
Кто-то – кажется, Кооршак – хохотнул:
– Еще б не рано! В небо-то посмотри, сойка пустоглазая!
– Сам ты сойка!
Все дружно посмотрели в небо – и вздрогнули. Еще с полудня на сверкающую лазурь начинали наползать тучки, но теперь небо закрыла огромная, темно-сизая, черная тучища, придавила тяжелым брюхом сопки. Вокруг повисла тишина, звенящая и какая-то гнетуще-мертвая – ни пения птиц, ни дуновения ветра, ничего!
– Ох, Господи, – опасливо поежился Гамильдэ-Ичен. – Чувствую, сейчас начнется!
Сказал, как накаркал – впрочем, сейчас трудно было бы не накаркать. Из черного брюха тучи вдруг выскочила ветвистая, похожая на перевернутое дерево молния… Ударила где-то поблизости в сопку. И громыхнуло, жахнуло, да так, что лошади в испуге присели, а у спешенных всадников заложило уши.
– Защити нас, Христородица… Иисус и Великий Тэнгри! – разом взмолились все.
Лишь один Баурджин не молился. Во-первых, он все ж таки был материалистом и не верил в «поповские сказки», мистику и прочую «антинаучную чушь», а во-вторых, тут же вспомнил фразу: «Летят и сверкают молнии» – надпись на втором поясе… которой сейчас у Джэгэль-Эхэ… Джэгэль-Эхэ… А не пора ли… Пора!
Снова сверкнула молния – и тучу прорвало дождем. Жутким проливным ливнем.
– Ждите меня здесь! – махнув друзьям, молодой нойон вскочил в седло и погнал лошадь к оврагу, неожиданно показавшемуся в синих сполохах молний.
Вот снова громыхнуло. И еще, и еще, еще! И дождь лил стеною.
А Баурджин уже въезжал в устье оврага…
Вот оно – урочище Оргон-Чуулсу!
Юноша улыбнулся… А где же… Где же… И вдруг, в вспышке молнии, он наконец увидел башни – то ли разрушенные, то ли нет… какие-то дрожащие, утекающие… Сверкающие в синих вспышках молний. Дацан! Тот самый…
Спрыгнув с коня, Баурджин взбежал по широким ступенькам… и остановился. Что-то не пускало его внутрь дацана, какая-то неведомая сила… какая-то «антинаучная чушь»… Не пускала… Ну и не надо!
Набрав в грудь побольше воздуха, юноша выждал, когда прогремит очередной раскат, и громко закричал:
– Джэгэ-э-эль! Джэгэ-э-эль!
Никакого эффекта!
А вокруг гремело, сверкало, неистовствовало, и крупные капли дождя хлестали, как японские пули!
– Джэгэ-э-эль!
Неужели он ошибся? Неужели эти все россказни про его спасение – тогда, в тридцать девятом – выдумки, неправда, вранье? Но с чего старшине было врать? Молодой парень с саблей, на лошади, с девушкой, «красивой, как артистка»… Неужели…
– Джэ-гэ-эль!
И сверкнула молния, и ударил гром, и налетевший ветер швырнул в лицо холодные упругие брызги.
– Джэгэ-э-эль!
Никакого ответа. Неужели все зря?
– Джегэль… Эх, Джэгэль, Джэгэль…
– Чего орешь? Здесь я!
Баурджин, не веря своим глазам, вскинул голову и увидел спускающуюся по ступенькам дацана девушку – красавицу с пышными каштановыми волосами.
– Джэгэль!
Юноша заключил невесту в объятья. Так они и стояли какое-то время, не видя и не чувствуя ни дождя, ни ветра, ни молний… Лишь ощущая друг друга.
– Как ты меня нашел?
– Искал… А как ты вошла в храм?
– На мне же пояс! И вот, еще один. – Джэгэль-Эхэ похлопала себя руками по талии. – Я нашла его у Хрустальной Чаши.
– У чаши? А что же чашу не захватила?
– Ты что, Баурджин! – вскинула брови девчонка. – Забыл предание? Кто тронет чашу – выпустит смерть!
– И давно ты здесь?
– Давно. Зашла в дацан, а потом не смогла выбраться из оврага. Словно демоны водили кругами. И знаешь, я видела такие странные вещи! – Джэгэль-Эхэ крепко обняла юношу. – Та девушка, которую я встретила в кочевье монголов…
– Мэй Цзы.
– Мэй Цзы?
– Так ее зовут. И что она?
– Она увидела на мне красный пояс. Сказала, что знает, как найти еще один.
– Что ж ты не рассказала мне?!
– Нет, – Джэгэль-Эхэ покачала головой. – Эту тайну нельзя доверять мужчинам. Так гласит предание.
– Гнусная антинаучная чушь!
– Что?
– Давай-ка выбираться отсюда!
– Я уже пыталась.
– Но я-то – не ты!
Взяв невесту за руку, Баурджин подозвал коня.
Дождь неожиданно кончился, что не могло не радовать, однако туча так и не уходила, погромыхивая, висела над головами, словно бы говоря – подождите, ужо я вам еще покажу! Вот чуток передохну только…
Впрочем, внезапно поднявшиеся ветер все ж таки ухватил ее за хвост, потянул, освобождая светлый край неба…
