Олег Верещагин - Оруженосец
После обеда Тарик куда–то ушёл, сказав, что Гарав может отдохнуть три часа, «потом опять поедем». Мальчишка кивнул, поблагодарил. Поднялся в комнату.
Ставни были закрыты, горела лампа. Если её потушить — станет темно. Но Гарав устал — слишком устал, чтобы думать про темноту и свет. И про странный сон. Усну и при лампе, подумал он, снял перевязи, сапоги, расстегнул куртку и повалился на кровать, думая об одном: поспать.
Прозвонили колокольчики. Где–то открылась дверь, послышались легкие, но отчётливые шаги — шаги по каменному полу в невидимой огромной зале, рождавшие эхо… Приподнявшись на локтях, мальчишка со страхом следил за тем, как трепещет пламя лампы. Потом оно дрогнуло особенно сильно — но тут же вытянулось вверх и застыло, как лезвие кинжала.
От облегчения Гарав громко задышал ртом. Вытянулся на ложе. Холод отступил — стало было жарко, хотя мальчишка понимал, что это ненадолго.
А потом лампа потухла.
Не так, как будто на него дунули. А так, как будто пламя погасила огромная, нечувствительная к ожогам рука.
Здравствуй, Гарав, сказала темнота, усаживаясь рядом. С другой стороны трясся, ныл и жмурился Страх — немой свидетель, надеющийся на одно: что ЕГО не заметят.
Вчера ночью… в том сне, который, как оказалось, был не сон… страшная красавица, сидя рядом с сжавшимся в комок мальчиком, просто и даже весело рассказала, чего она ждёт от людей.
Гарав всё утро надеялся, что это сон…
…Я буду думать про ребят, подумал Гарав. Что–то холодное коснулось плеча… рёбер… шеи — там, где была рядом кровь артерии. Нет. Я их предал. Тогда — я буду думать про Мэлет. Сейчас можно. Сейчас нужно.
— Уйди, гадина, — процедил он. — Сейчас всё ещё день. И вообще это был сон.
Тьма ласкала его — нежно и любяще.
Сон? Нет, мальчик… И тут нет дня. Тут всегда ночь, возразила она. Да по большому счёту тут ВЕЗДЕ и ВСЕГДА ночь, мальчик. Ночь, в которой Я хозяйка… Я, Ломион Мелиссэ, которая древнее не только этого замка — этих гор… Я могу всё. Я видела когда–то мир, в котором не было Арды. Хочешь, я приму облик, который тебе будет приятен? Облик твоей девочки? Эльфийки? Я не такая злая, как иногда думают люди. Зло, добро — какая глупость… Я просто живу, как хочу.
Снова губы… Гарав ответил на поцелуй. Тьма коснулась его волос.
Ты только согласись, предложила она. Тебя найдут тут мёртвым и позавидуют тому, что увидят на твоём лице. Я получу своё, а ты… ты уйдёшь от мучений и от сомнений, и от душевных, и от физических… Ведь ты знаешь, что тоски не избыть. Так чего ждать? Согласись.
Лёгкая прохладная ладонь погладила щёки мальчика. Прикосновение было отвратительным и приятным.
— Зачем тебе моё согласие? — спросил Гарав. — Разве ты спрашиваешь согласия?
Иногда, прошептала темнота. Иногда приходится.
— Приходится? — Гарав снова ответил на поцелуй — долгий и глубокий, как ночь в подземелье, которая никогда не кончается. — Почему приходится?
Ты очень хитрый, мальчик, засмеялась темнота, отстраняясь. Ты не говоришь «да», ты не отвергаешь моих ласк и спрашиваешь, спрашиваешь… Ну что ж. Я уйду. И приду, когда ЗА ТЕБЯ НЕКОМУ БУДЕТ ПРОСИТЬ. И тогда я буду пить тебя понемножку, неспешно… и ты будешь очень хотеть, чтобы тебя отвели на пытку — К ЛЮДЯМ. Оставайся и жди.
Она провела по груди Гарава, ниже… слегка нажала на пресс…
— Пошла прочь, б…дь, — сказал Гарав по–русски.
Холодный смех ушёл куда–то в сторону. И внезапно Гарав, привстав, окликнул её:
— Ломион! Ломион Мелиссэ!
Лицо в паутинном обрамлении тумана вернулось.
Да, мальчик.
— А что ты можешь дать мне взамен? — спросил Гарав и сел, скрестив ноги. Страх внезапно отхлынул. — Только смерть?
Почему, удивилось существо. Если мы договоримся, ты можешь получить и жизнь (но разве ты не кричал, что не хочешь жить?) и многое другое.
— Что? — в упор спросил Гарав.
Да почти всё, отозвалась Ломион Мелиссэ. И отдалилась, пошла к стене. Лишь сказала через плечо: ведь когда–то меня звали Мэлет. Майа Мэлет. Надумаешь — позови, и я приду.
Мальчишка опрокинулся на постель, зажимая уши и зажмурив глаза. Но лицо — слова о сделке — и внезапно возникшая страшная песня не смутились этим. Гарав продолжал видеть и слышать.
_—_Цепочкой_неги_
_Иду_к_тебе,_моя_душа…_
_Немного_снега_—_
_А_может,_тем_и_хороша?_
_Прохладным_ядом_
_Ты_зашипишь,_коснувшись_острия…_
_Прошу:_«Не_надо!»_
_Слова_излишни,_где_лишь_любовь_нужна…_
_…Осколок_сердца_о_стекло._
_Не_пролей_вино._
_Уже_становится_тепло?_
_Всё_моё_—_твоё…_
_И_разговор_
_Безмолвных_рук,_
_Хрустальный_звон_—_
_И_робкий_стук…_
_Привычной_сказкой_
_Рассвет_встречаю_и_закат._
_Умелой_лаской_
_Ты_будешь_снова_мною_взят…_
_И_вечный_голод…_
_Моя_душа_твоей_души_
_Откроет_полог_
_Желанной_нежностью_в_тиши…_
_…Осколок_сердца_о_стекло._
_Не_пролей_вино._
_Уже_становится_тепло?_
_Всё_моё_—_твоё…_
_И_разговор_
_Безмолвных_рук,_
_Хрустальный_звон_—_
_И_робкий_стук…_
_Ты_жаден_—_словно_
_Как_в_первый_час,_
_Как_в_первый_раз…_Но_я_условно._
_Не_открываю_твоих_глаз…_
_Огнём_нечистым_
_Мы_вены_вновь_переплетём_—_
_Твой_взгляд_лучистый._
_Утонет_в_мареве_моём…_
_…Осколок_сердца_о_стекло._
_Не_пролей_вино._
_Уже_становится_тепло?_
_Всё_моё_—_твоё…_
_И_разговор_
_Безмолвных_рук,_
_Хрустальный_звон_—_
_И_робкий_стук…_
_Ты_—_моя_нежность,_распятый,_как_сердце,_
_На_огненном_сполохе_крови_моей!_
_Ты_согреваешься_бархатным_зверем,_
_В_лапах_сжимая_обрывки_теней!_
_Ты_для_меня_—_исключенье_из_правил…_
_Я_—_твой_последний_несломленный_гений…_
_Ты_захотел_—_и_я_не_бо_оставил,_
_Я_захотел_—_ты_любви_моей_пленный…_
Глава 24,
в которой Ломион Мелиссэ выполняет своё обещание
.
Ангмар встретил Тарика и его оруженосца в воротах Карн Дума на третьи сутки пребывания Гарава в крепости.
Это было даже смешно. Чёрный Король стоял, привалившись спиной к опорному столбу ворот, скрестив руки на груди и глядя себе под ноги. Обычный морэдайн… вот только его обходили по широкой дуге все, кто двигался через ворота. Гарав покосился на Тарика. Рыцарь чуть заметно прикусил уголок губы. И всё… до того самого момента, когда Ангмар вскинул голову, шагнул — и оказался перед захрапевшими конями.
