Руслан Мельников - Алмазный трон
— А чему случившееся могло меня научить? — улыбнулась она ему. — Тому, что сила и хитрость правят миром? И что хитрость может оказаться сильнее самой сильной силы? Ну, так эту науку я давно освоила сама.
— Крысий потрох! — взорвался Тимофей. — Как ты можешь так говорить?! Ты же видела все своими глазами! Ты же знаешь все!
Еще одна нездоровая полубезумная улыбка в ответ. Быстрый кивок.
— Знаю-знаю, Тимоша. И в этом заключается мое преимущество перед теми, кто всего не знал. Кто полагал, что знает, и жестоко ошибся. Перед твоим князем. Перед желтолицым магом с ханьской Стены. Перед прочими чародеями, владевшими Черными Костьми.
— Не забывай, все, кто владел ими, погибли не своей смертью, — напомнил Тимофей.
— Потому что все они жаждали бессмертия. Я же теперь на бессмертие не рассчитываю. И не буду его добиваться. И не стану единить целое. Но скажи, Тимоша, что помешает мне брать силу из каждого кристалла по отдельности. Пользуясь ею, я проживу долгую счастливую жизнь могущественной чародейки.
— Долгую? — хмыкнул Тимофей. — Счастливую? Долгую и счастливую жизнь с останками Кощея под боком? Ты всерьез на это рассчитываешь?
— Я буду с ними осторожна.
Он покачал головой:
— Как ты не понимаешь?! С навьей тварью, пусть даже разорванной на части и заточенной в магические кристаллы, нельзя быть осторожным. С ней вообще нельзя быть. Тварь хитра. Рано или поздно она перехитрит и тебя. А не тебя, так тех, кто завладеет ее останками после тебя.
Гречанка улыбалась ему молча и загадочно. Похоже, она не слышала его вовсе.
— Хочешь снова впустить тварь в этот мир? Она ведь выберется, Арина.
— Возможно, — кивнула ворожея. — Даже скорее всего. Но это долгий процесс. Полагаю, она сможет вырваться из заточения, когда меня уже не будет. Я же сказала, что не рассчитываю на бессмертие. А что произойдет с этим миром после моей смерти… Какая мне разница, Тимоша? Какое мне до этого дело?
Тимофей вздохнул. Кощей был прав, опасаясь привлекать на службу чародеев. Чародеи слишком непредсказуемы, алчны и себялюбивы, а значит, опасны. Таких ворожей, как Арина, нельзя брать даже в наложницы. Пожалеешь. Дороже выйдет…
Ну что ж, если нельзя решить дело миром…
Тимофей схватил с пола брошенный клинок. В конце концов, Арина не Кощей. Ей никаких клятв Тимофей не давал. И его воля пока ничем не скована. И поднять на нее меч ему ничто не помешает.
Прыжок, взмах. Клинок с гудением рассекает воздух и…
Ничто? Не помешает?
И, наткнувшись на невидимое препятствие, выпадает из руки. И, кувыркаясь, летит в сторону. Звякает об пол.
— Глупец! — Арина снова смеялась ему в лицо злым и неприятным смехом. — Ты в самом деле думал, что я позволю себя убить? Здесь, возле кристаллов, полных магической силы? То, что я не собираюсь жить вечно, вовсе не означает, что я согласна умереть быстро. А вот ты… Ты, похоже, желаешь смерти. Что ж, Тимоша, я буду скучать по тебе. Правда…
Губы Арины снова шевелились. Гречанка подняла руки. Голубоватое мерцание заструилось по пальцам колдуньи. Какую смерть она ему уготовила?
А впрочем, разве это имеет значение?
Еще один миг жизни — и последует смертельный удар. И — конец. Полный, безвозвратный. Он, в отличие от Кощея, не бессмертен.
* * *Пронзенная тонкой длинной сосулькой, намертво примороженная к полу и покрытая ледком статуя ханьского мага оказалась крепче, чем думал Бельгутай. Видимо, все дело в том, что ханьца сковывал не простой, а колдовской лед.
Когда под алмазным троном прогремел взрыв, неподвижный истукан принял на себя и на распахнутые полы затвердевшего плаща немало сверкающих осколков. Ханьца не превратило в груду мороженного мяса. Однако и устоять под градом кристаллов он не смог.
Мага снесло, словно ворота, вышибленные тараном. На прежнем месте остались только вмороженные в пол и отколотые от голеней ступни. Обледеневшее тело колдуна раскололось пополам. Обломки швырнуло на Бельгутая.
Его приложило крепко. Так крепко, что не помогли ни шлем, ни латы. Ощущение было такое, будто он попал под ханьский камнеметный снаряд.
На некоторое время Бельгутай потерял сознание.
Очнулся он у выщербленной стены, под треснувшими ступенями лестницы, ведущей из залы наверх. Рядом валялись обломки ледяной статуи. Удивительно, но тонкая сосулька, торчавшая из груди и спины замороженного колдуна, не сломалась. Должно быть, этот лед был прочнее стали.
Здесь же, под лестницей, лежал труп ханьского лучника, пробитый алмазными осколками в трех или четырех местах. Оружие стрелка уцелело. До лука можно было дотянуться не вставая. Из расколотого колчана высыпалось несколько стрел. Штук пять — с переломанными древками. Остальные — целые. Одна стрела лежала у самого лица Бельгутая. Смотрит острием прямо в правый глаз. Повезло: могла бы ведь и выколоть.
На месте трона дымилась воронка. В стороне поблескивали огромные яйцевидные кристаллы. Увеличенные копии тех, в которых раньше хранились Черные Кости. Впрочем, и в этих тоже были вмурованы останки. Только больших размеров, не успевшие еще усохнуть заново.
Демона разорвало на три части. И все три упрятаны под толстой прозрачной оболочкой.
Хорошая работа. И в общем-то, ясно, кто ее сделал. На одном из кристаллов сидела бывшая пленница ханьского мага. Голая ведьма, вновь обретшая способность колдовать и говорить. Руки колдуньи поглаживали широкие грани. Так женщины гладят тела любовников… Взгляд то и дело соскальзывал на два других сверкающих самоцвета.
Колдунья о чем-то беседовала с Тумфи. Толмач тоже уцелел. Он стоял сейчас напротив ведьмы.
Снова Бельгутай почти не слышал и не понимал слов чужого языка. Зато он прекрасно понимал то, для чего не нужно слов.
Беседу ведьмы и урусского толмача трудно было назвать мирной. Какое-то напряжение сквозило в тоне этих двоих и отражалось в их жестах.
Точно!
Вот колдунья вдруг вскочила с кристалла, как ошпаренная.
Вот Тумфи то ли успокаивает ее, то ли в чем-то убеждает… Оба косятся на кристаллы с демоновой плотью.
А ведь, похоже, спор идет именно о них, об этих самых самоцветах, ставших новым вместилищем для старой магической силы. И притом спор нешуточный.
«Не пора ли вмешаться?» — подумал Бельгутай.
Вот ведьма смеется в лицо Тумфи — громко, зло, неприятно…
Стараясь не шуметь, Бельгутай потянулся к ханьскому луку и стреле. На всякий случай. Еще не решив окончательно, чью сторону принять. Еще не зная, будет ли он вообще стрелять, а если будет — станет ли бить насмерть или просто попытается разнять этих двоих, чтобы прояснить ситуацию.
