Марина и Сергей Дяченко - Стократ
– Я могу помочь тебе, как хирург, – сказал Ворон, ни о чем не спрашивая.
– Ты ведь не лекарь, а владетель, – отозвался Стократ, не глядя на него.
– Я много лет учился в Высокой Школе.
Девушка открыла глаза:
– Правда? – она старалась, чтобы голос звучал весело. – Высокая Школа…
– Молчи, – сухо велел Стократ.
* * *Правила Приличия смотрел в костер. Казалось, что глаз у него шесть или восемь – мокрые дорожки на щеках отражали огонь. Голова Мир лежала у него на коленях.
Ворон жестом позвал за собой Стократа. Согнувшись, оба выбрались из низкой сухой пещеры, приютившей их на эту ночь.
– Я все сделал, – тихо сказал Ворон. – Сегодня ночью решится, будет она жить или нет.
– Спасибо, владетель.
– Ты бы не звал меня так.
Стократ улыбнулся уголками губ:
– Ты хотел еще о чем-то спросить?
– Что у нее… с кожей? – Ворон не был уверен, что правильно спрашивает.
– Это карта Мира. Бунт и война на землях Гран случились потому, что сучок поранил ее. В том месте, где на карте – столица Гран.
– Ты шутишь?
– Ты сам видел этот рубец.
Ворон тяжело опустился на камень. Стократ подобрал свою сумку, лежащую у входа в пещеру, вытащил и протянул Ворону флягу:
– Выпей еще.
Ворон глотнул. Поморщился. Перевел дыхание:
– Что будет, если она умрет?
– Миру конец.
Ворон поднял голову. Над лесом, ясно видные в просветах между ветками, висели белые мохнатые звезды.
– Этого не может быть, Стократ. Мир не может закончиться со смертью одного человека. Я уже умер сегодня, я лежал в могиле, сверху сыпали землю… но я знал, что Мир остается стоять, в порту воняет рыбой, в Высоких Школах переворачиваются страницы…
– Мир всегда кончается со смертью одного человека, – сказал Стократ. – Понимай, как хочешь, мудрец.
Ворон помолчал. Из пещеры тянуло дымом, в чаще светились глаза ночных тварей.
– Я хотел с тобой поговорить, Стократ.
– Говори.
– Высокая Школа – смысл моей жизни. Я не верю, чтобы из Высоких Школ, Белой и Золотой, исходило зло.
– Мне-то что?
– Погоди… Школы основаны при участии пришельцев со звезд. Они желают миру добра… И они ищут тебя. Поговори с ними.
– Звезды…
Стократ поглядел вверх.
– Я тысячу раз с ними говорил, валяясь на траве и сам себя развлекая. Ни разу они мне не ответили. Значит, не больно-то и хотелось.
Ворон снял с пальца серебряное кольцо с гравировкой:
– Оставь на кольце каплю твоей крови. Ничья другая, только твоя. Они сказали, что узнают.
* * *Мир снова была горячая, будто камень на летнем солнцепеке, плоский камушек у пруда. Правила Приличия укрыл ее всеми плащами и одеялами, и сам не то спал, не то дремал над ней, сжав ее ладонь, покачиваясь, будто в трансе.
Стократ подержал ладонь на горячем лбу Мир. Стрела, угодившая ей в плечо, задела западное побережье, там каменистое плато и почти безлюдная местность. Что там сейчас – огромные волны? Скала обрушилась в море вместе с хижиной рыбака?
В тишине пещеры шелестел, осыпаясь, песок, дышали поленья в огне. Стократ в последний раз глянул на бледное и узкое, как свечной огонек, лицо Мир, и вышел, зажав в кулаке серебряное кольцо.
Он отошел к роднику, бившему на дне маленького, как зеркало, озерца. Взял на ладонь кольцо Ворона. Насечки и черные линии, составлявшие узор, странно дрожали перед его глазами – как будто кольцо отражалось в воде.
Спрятанное послание! Стократ ясно вспомнил юность, первые годы, проведенные с мечом на дороге. Тогда послание мерещилось ему в тени веток, в прожилках листа, в морозных узорах на стекле. И это, странно гармоничное, запутанное и простое, наверняка заключало смысл, который можно постичь…
Он уколол палец ножом и надел кольцо. Посмотрел на небо: звезды смотрели, как обычно.
– Сто раз спрошу, промолчи в ответ, – он вспомнил считалку из отрочества. – Стократ дороже такой ответ…
Серебро вдруг стало горячим. Стократ попытался снять кольцо и не смог. Кольцо остыло через несколько мгновений, оставив на пальце красный след ожога.
Небо прочертил след падающей звезды.
Дрогнула вода в роднике.
Когда Стократ склонился над источником, он увидел в глубине воды – человека, смутно знакомого. Возможно, когда-то во сне это лицо уже ему являлось.
– Нет времени, – сказало отражение. – Мерцающая – вероятностный фантом. За тобой спускается челнок, следи за звездами.
Стократу потребовалось несколько секунд, чтобы уложить в голове новые смыслы. Отражение не давало ему времени:
– Флагман, на котором ты был со своей матерью, попал под обстрел и погиб. Твоя мать успела снарядить спасательную капсулу. Так ты оказался на Мерцающей.
– Почему бы тогда моему отцу не явиться в приют с половинкой пеленки? – Стократ ухмыльнулся. – Или, на худой конец, с обломком спасательной капсулы?
– Потому что твой отец проиграл войну. Прежде, чем он восстановил силы и взял реванш, планета сделала вокруг светила пятнадцать с половиной оборотов.
– К тому времени я мог умереть пятнадцать с половиной раз.
– Мы знали, что ты жив. Без тебя эта планета – кусок камня с реденькой атмосферой, едва пригодной для дыхания. Здесь нет и не было ни лесов, ни рек, ни людей! Ты дал этому миру начало, но ты не Бог. Ты сотворил вероятностный фантом. Он обречен самим фактом создания. Осталось несколько часов.
– Ты говоришь, что Мир умирает?!
В глубине отражения – нет, в высоте над лесом – проявилась белая искра и стала расти, приближаясь.
– Время заканчивается, – сказало отражение.
Искра приближалась, меняя цвет, из белой делаясь желтоватой. Наконец, желтая и ослепительно-яркая, она зависла над лесом, почти над самой головой Стократа, конус света, будто руку.
Бесшумный порыв ветра качнул деревья. Изображение на водной глади задрожало, зарябило и снова прояснилось:
– Иди на свет. Учти – у них проблемы с переводящими устройствами.
Конус света стал короче и толще. Стократ сжал ладонь на рукоятке меча и пошел в темноту, на запах дыма.
Дрогнула земля. По сосняку прокатился новый ветер. На землях Гран дрались за новые владения Приречье и Выворот, далеко на востоке лесами стояли вресени, а на западе слепые лесовики вкушали пиры за длинными столами. В недрах, спрятавшись ото всех, существовала и думала Тень. Белая и Золотая Школы тянули от мировых окраин Сеть своих адептов, в пожарище, охватившем лачугу, возникал дворец, а Стократ шел по дороге, придерживая на боку свой меч и ни о чем не жалея.
