Пожиратели миров. 10 том (СИ) - Кири Кирико
— И̳̖̺ͭ̾̎ ̥͍͈̉̅̿ч̩͈͉̃̊́т͎͖͓̏̐̓о͓̘̠̾̿̉ ̙̞̱ͤ̍̚т̜̔̍̑ͅͅы̝̻̪͆̓̐ ̻̲͉ͤͨ͂х̥͉̫͋̆̾о̮̺̟͗̿̚ч̙̥̘͗̾̚е̥͖̰ͬ̌͑ш͎̥̺ͫ͌̃ь̙͚̩͂͆͛?͎̻̠ͪͮ̌ ͉̹̤̎͑͑У̻̞͎͌̀ͭб̥̙͍ͯͬ̆ѝ̖̙̺̄̌т̗̲͕ͮ̇̍ь̦̝̫̒ͬ̈́ ̙̮̩͗ͭͯм̤̼̺͂̓̚е̬͎͆͗̚ͅн̻͚͙͌̍̈я̪̪̤̒ͯ̔ ͖̻̠̿̇̄э͕̫̜̎͛ͨт̜̮̟̿ͨ̽и̙̬̱͗̏̇м̟̜̐͆́ͅ?̤̰̙̐͒ͮ — демон даже не поморщился, когда те вошли в его плоть. Вместо этого он взглянул на девочек. — З͇̭̲̇́ͣа̮̺̫̉͗̾к̺͖̳̇̒̄р͚̰̳͐ͥͧо̰̩̼͆̎ͤй̙̬̥͒̃̈́т̰̗͍̿ͤ͆е͈͖̖̽̑ͧ ͍̮͇͋̇̃г̱̳̜͂͗̔л̼̦̩̆̑͐а͙̮̘ͯ̃̔з͖̙̪ͧ̅̈́а̞̰̲͌͌̊ ̥̦̺͐̓̉и͕̩̘̒͐͒ ̰̙͕̄̔͛у͎͚̳̎͗͋ш̪͓̜͐̔̔и͔͓̙̌ͣ̊,̗͖̜͌̂ͩ ̭̦̞ͤ̂ͥд̗͓͔͌̉̊е͖̪̼ͥͮͫт̳̤̘̽̄͌и̗̙̮͊̽̚.̟̥̫ͣ̽̾.̰͚̰̆ͬ̚.̩̞̲̒ͤ̾
И те послушно закрыли глаза, не обратив на его голос никакого внимания, когда самого Ристингаузера пробрало до костей.
Он продолжал сопротивляться, продолжал создавать клинки, которые втыкал в тело демона, жечь его пламенем, и даже использовать техники, но те были для него будто не больше, чем дождь. Демон лишь показал свой демонический оскал, и отнюдь не радостный, от которого Ристингаузер окончательно потерял самообладание, зайдясь в визге, как маленькая девочка.
— К̫̺͕̐ͤ͋о̝̝̼͗̿̅г̲̦͎ͯ̈́̏д͇̥̭ͭ͑ͭа̳̺̺̎̂ͬ ͓̬͚̂̍̿я͙̩̏̎͛ͅ ̩̺̥͒̏͊з̮̮̭̔́ͣа͍̭̟̄̃ͦк̯̱̩̽̓ͫо̱͙͇͊͆̔н̦̪̝̈̐ͮч̻̜̺̆͋̈у̝͔͓ͫ̑͐,͉̱͎̌̑ͫ ͇̪̖͑̂̓о̲̼̳́͂̚т̖̤̙͌ͪ̚ ̞̫̭͑̾̽т̪͓̮̏̿ͦе̝͎͕̉ͨ̍б̘̩͎ͭ͒ͤя͓͇̲̾̊̇ ̗͎̺͋͛͋н̞̮͖̌ͧͤе̱͔̰̉̄̀ ͖͖̬̆ͤ̒о̪͓̹ͨͤ̚с̦̥͈ͮ̏̚т̰̭̳͋̍̿а͈͙͚͒ͣ͌н̪͙̲̽̃ͯе͙̣̫ͭ̅̎т͓̩̉ͮ͊ͅс̬̖̥̌ͨͨя͕̣̱ͨͣ̓ ̖͇͓ͭ̀̌д̗̰̙̀́̑а̻͙̟ͦ̓̆ж̤͎̻ͨ̾̑е̠̼̅̈̌ͅ ͖͙͓ͯ͒͊д͇̖̋̍̎ͅу̞͓̙̇́̾ш̘̳̦́ͪ͌и͙͎̫̓̎̉,̩̳͚̍̍̄ ̦̬̹ͫͫͬп͇͙̥ͣ͒̇о̦̺̥ͪ̅̑т̜͚̰̂̆́о̰̖ͩ̌̈ͅм̝̦̩ͤͨ͋у̰̰̯ͭ̄̒ ̪͔̟̃͐͑ӵ̦̝͚́̏̋т̥͉̪̀̍͑о̙͇̤ͨ͗̚ ̫͈̫̆͐̓я̖̩̮̄͆̚ ̻̖̞̉ͤ͐с̬͔̹̓ͬ̌о͙̫̠͋ͥ̌ж͉̬̖͗̑̇р̲̦̘̽͗̚у̞̻͕ͧ̓̏ ̼̯̈́̇̚ͅе͔̮̯͊͊̚ё͕͎͕ͪ͂́…̼͉͖̓ͭ̅
Дети были слабы, и у него была лишь одна-единственная попытка вмешаться. Если бы они не разделились, то всё бы сложилось иначе, но видимо, не судьба, и теперь настал момент вмешаться. У него было очень мало времени, девочки не выдержат долго, однако даже этого мгновения ему хватит. Что-что, а Тень умел мучить, и начнёт он с лица, а закончит конечностями.
И пока Мара и Дора, зажмурившись и закрыв ладошками уши, сидели в своём убежище, Тень творил свою месть, демонически жестокую и беспощадную, которой бы не пожелали даже злейшему врагу. И да, про душу он тоже не соврал…
Алианетта шагала между деревьев, словно во сне, иногда облокачиваясь об их стволы, не похожая на себя, словно злая ведьма из сказок. Она была с ног до головы в крови, светлые волосы свисали слипшимися сосулькам, лицо всё было забрызгано кровью врагов, а взгляд безумно метался по округе, будто выискивал новых врагов.
Но врагов не было. Никого не было. Возможно, она убила всех, а может они были где-то рядом. И если это так, то пусть молятся, чтобы сейчас не попались ей на глаза, так как она… она…
Алианетта запнулась, увидев впереди место боя. Сначала она не сразу поняла, что видит, но когда поняла… лес рассёк её горестный визг, когда она, спотыкаясь бросилась к телам на земле. Ей не хватало воздуха, не хватало слов, чтобы что-либо сказать — Алианетта могла только кричать, кричать, как обезумевшая.
Всё не так должно было быть. Она шла на смерть, она должна была погибнуть в неравной схватке с демонами, но тогда… тогда почему… почему её… её сестра лежит на земле перед ней…
Алианетта ничего не могла сказать — сейчас она была способна лишь на горестный крик, прижимая к себе тело сестры, которая безмятежным взглядом смотрела куда-то в небо, выпустив из уголка рта струйку крови. И Алианетте потребовалось время, потребовалось много времени, чтобы прийти в себя и наконец заметить остальных.
Финисия лежала рядом, головой на коленях у своего брата, который тихо плакал, спрятав лицо в ладонях. Грудь с трудом едва заметно поднималась и опускалась, а значит она ещё была жива, но на долго ли непонятно. И здесь же лежала какая-то девчонка, ещё живая, но её пустой взгляд смотрел куда-то в небо, и она больше походила на куклу, чем на живого человека.
Но дети… детей не было…
С трудом она смогла выдавить хриплый и совсем не похожий на свой звонкий голос:
— Где Мара и Дора? — тот будто и не услышал её. — Кален, где дети, мать твою…
Ей с трудом удавалось выдавить слова, которые тут же тонули в собственных рыданиях. Её сестра, её дражайшая сестрёнка… она… она лежит здесь, в этом лесу и больше уже никогда не посмотрит на неё, как на глупую младшую сестру, не даст свой совет… никогда больше…
Алианетта пыталась взять себя в руки, и это выглядело так, будто она захлёбывается в собственных слезах. Но она должна встать. Должна сейчас встать и найти детей ради покойной теперь уже сестры. Именно этого бы она хотела, а поскорбить ещё время будет… будет…
Словно во сне Алианетта поднялась на ноги и медленно огляделась по сторонам, после чего двинулась по кругу от поля боя, увеличивая радиус. И нашла она детей благодаря истерзанному трупу, от которого мало что осталось, что валялся прямо перед корнями деревьев, где те спрятались.
Вернее, нашла не она их, а они её, неуклюже выскочив к ней навстречу с криками и слезами.
Алианетта рухнула на колени, схватив обеих и прижав к себе. В какой-то момент она уже не надеялась найти их, думала, что их постигла куда более страшная судьба, но сейчас… сейчас они были здесь, в её руках. Наследие её сестры, которое ей предстояло защитить.
И вопрос, которого Алианетта страшилась больше всего, сорвался с уст Доры.
— Тёть Али, а где мама?
Алианетта чуть не задохнулась от него. Ей потребовалось время, чтобы подавить рёв, рвущийся из груди, чтобы ответить.
— Она… она сейчас… она сейчас спит… — выдохнула она и всё равно разрыдалась, прижав к себе детей.
Она трусиха. Слабая и беспомощная, чтобы сказать им, что они больше её не увидят. Катэрия бы смогла, а она нет…
Алианетте пришлось себя заставить встать на ноги. Сейчас она была единственной, кто был способен сражаться и вести за собой других. Она взглянула на небо, залитое кровью, после чего посмотрела на поместье. Даже если они пережили нападение на поместье и смогли отбиться, победой это назвать язык не поворачивался.
Мы летели так быстро, как только позволял линкор.
Ни одного сообщения больше из поместья не приходило, и я не находил себе места. Шагал из угла в угол, сгорая от собственных страхов и сомнений. И что-то внутри меня нашёптывало, что мы уже опоздали. Если на него напали, то тех шести часов, что мы летим, будет достаточно, чтобы сравнять его с землёй. Я пытался отогнать эти мысли, ведь у них было всё для обороны: корабли, артиллерии, зенитные комплексы, пушки и люди. Но это помогало слабо.
И когда наконец прозвучало, что мы приближаемся к точке, я одним из первых бросился обратно в корабль. Ни Грог, ни Зигфрид не отставали ни на шаг.
— Будем ждать остальных? — сразу спросил Грог, когда мы сели.
— Нет, — отрезал я.
Я не хотел ждать, я не мог ждать. В груди было такое давление, что казалось сложно не просто сглотнуть, но даже просто дышать. Первый раз за всю свою жизнь я почувствовал, что такое страх. И если бы только знал, что им будет страх за своих близких…
Но мы опоздали.
Я понял это ещё до того, как мы сели. До того, как вообще приблизились к земле. Я не мог найти себе места, и едва высота позволила, сел за визоры, чтобы взглянуть на землю.
И увидел полуразрушенное поместье, от которого ещё поднимался дым, и ленту на его заднем дворе, которой могли быть только тела погибших, сложенные в ряд. Причём деревня была совершенно не тронута, хотя располагалась рядом с поместьем. Оставалась лишь надежда на то, что спаслись Катэрия с детьми и все остальные.
Но… где-то внутри я уже чувствовал, что такой удачи мне не видать. Мы совершили ошибку, мы не смогли рассчитать план врага, и куда он нанесёт удар в следующий раз. А расплата за такие просчёты обычно очень высока.
— Захожу на посадку, — предупредил Фарен, когда мы приблизились к земле, но я уже не мог ждать.
Ни Грог, ни Зигфрид меня не остановил, когда я дёрнул ручку и открыл кормовой люк. Шаг вперёд в пустоту, несколько секунд свободного ускорения, после чего я чувствую знакомое торможение реактивного ранца и удар о землю.
