Инна Гарина - Книга без переплета
И не успел Михаил Анатольевич опомниться, как старичок приблизился к нему вплотную и крепко взял его за руку своей, оказавшейся отнюдь не по-старчески мощной и горячей, как огонь, рукой. Прикосновение это, казалось, прожгло насквозь все существо Михаила Анатольевича, и Овечкин даже задохнулся на мгновение, а потом его не стало, словно и тело его, и сознание распались на атомы и развеялись в вакууме. Он ничего не чувствовал и не сознавал, чувствуя и сознавая при этом нечто громадное, неописуемое и непередаваемое никакими словами… и тут же забыл об этом, ощутив под ногами твердую почву, затем сами ноги, а потом и всего себя целиком. Овечкин встряхнулся всем телом, как собака, вылезшая из воды, вновь обрел ясность зрения, огляделся по сторонам… И от неожиданности застыл на месте.
Он не знал, куда его ведут и что он должен там увидеть. Но то, что увидел, ввергло его в состояние полной растерянности. Ибо перед ним возвышалась ни больше ни меньше как хорошо знакомая ему крепость Хораса из красного кирпича, а вокруг стоял надоевший до тошноты лес в осеннем уборе…
Михаил Анатольевич потряс головой и, немного опомнившись, повернулся к своему провожатому, дабы получить объяснения. Но никакого старичка рядом не оказалось. Он был здесь один… он вернулся туда, где обязан был находиться в силу заклятия, но на этот раз — в полном одиночестве!.. Или, может быть, ученому старцу не удалось провести его в нужное место? Из-за заклятия?
Подумав об этом, впал Овечкин в легкую панику. Однако он тут же попытался взять себя в руки. Ничего такого уж страшного, в конце концов, не произошло. Когда его спутники поймут, что случилось, они, несомненно, вернутся сюда за ним. Им это не составит труда, и, возможно, они явятся совсем скоро. Ничего, ничего. Он подождет…
Делать, во всяком случае, ничего другого не оставалось. Подкачал старичок-архивариус! Михаил Анатольевич тяжело вздохнул и, совершенно сбитый с толку, медленно поплелся к дому. Мысли у него путались. Не успел он переварить толком услышанное — «преинтересная история, замешаны такие силы», ждут его, видите ли, кругом и всюду, — а тут еще новая напасть! Он нимало не представлял себе, чем будет заниматься в ожидании своих спутников. В полном-то одиночестве… без милого голоска Фирузы, без ее наивных, широко открытых глаз, в которых он отражался каким-то совсем другим Овечкиным, умным, храбрым и сильным… Михаил Анатольевич невольно усмехнулся, но тут же снова расстроился. А вдруг они не сразу догадаются… вдруг придется ждать долго… а потом еще и начинать все сначала…
Тут в глаза ему бросилось кое-что. Что-то было не так… Он остановился и еще раз, более внимательно, огляделся по сторонам. Да, действительно… Лес был осенним, желто-багряным, но сухим и светлым, да и небо, хотя и пасмурное, было значительно светлей. Листва легонько трепетала на ветру, и в чаще, где-то поодаль, каркала ворона… Он перевел взгляд на крепость. На окнах не было решеток!
Что-то произошло за время их отсутствия? Что-то здесь изменилось? Или… или он все-таки попал туда, куда надо?
Овечкин немного потоптался на месте — надежда и боязнь разочарования боролись в нем, — и наконец, отбросив сомнения, решительно зашагал к дому. Сейчас он войдет, и все станет ясно. Только и всего.
Еще издалека Михаил Анатольевич разглядел, что на пороге дома стоит какой-то человек, и вздохнул с облегчением. Получилось… где бы он в данный момент ни находился, это было все-таки не то место, к которому навеки привязало его заклятие. И сейчас он, по всей вероятности, должен был увидеть двойника Хораса. В нем проснулось любопытство, он попытался представить себе этого двойника, и немедленно в воображении его всплыли два совершенно разных образа — неприятно-резинового посетителя Басуржицкого и темного, но прекрасного демона в человеческом обличье. Они как-то смешались друг с другом, и впечатление эта смесь производила не слишком благоприятное. Овечкин даже смутился духом.
Но подойдя поближе, он увидел, что поджидающий его человек вовсе не похож ни на того, ни на другого. Хорас-второй — если это был он — и на человека-то не больно походил. Лишь контуры его фигуры напоминали человеческие, а так…
Перед Овечкиным было что-то мерцающее, легкое и прозрачное, очень красивое, как радужные переливы в мелких водяных брызгах, и смотрело оно на Михаила Анатольевича глазами, которые более всего напоминали два трепещущих язычка разноцветного пламени. Под взглядом этих удивительных глаз душу охватывало какое-то невнятное, теплое, сладостное томление, и хотелось стоять и стоять, лишь бы те смотрели, хоть всю жизнь, и не надо было ни еды, ни питья, ни прочих жизненных благ…
Овечкин и встал столбом, разом обомлев и растаяв от такой неожиданной красоты и приятственности.
Хорас-второй улыбнулся. Ни лица, ни тем более рта у него не было, но улыбка эта отчетливо нарисовалась в глазах, и вслед за тем послышался звонкий и мелодичный голос, который произнес:
— Добро пожаловать, человек…
* * *Они сидели друг напротив друга в точно таком же кирпичном покое, как и в подлинной крепости Хораса, только здесь было куда светлее и уютнее. И здешний хозяин очень быстро развеял все недоумения Михаила Анатольевича по поводу столь удивительного сходства.
Как оказалось, что-то вроде зеркального отражения мира голодных духов все-таки существовало, только было оно совсем не таким, каким они его себе представляли. В нем тоже обитали духи, и были они действительно двойниками, накрепко связанными каждый со своим представителем голодного мира. Только не сытостью и отсутствием желаний двойники отличались от них, а просто были невинны, как младенцы, и жили, как цветы в саду, и радовались жизни, не задаваясь никакими вопросами и не желая никаких перемен. Кто все это так устроил и для чего это было надо — они не знали, да и не хотели знать. Но те из них, чьи голодные двойники каким-то чудом вырывались на свободу или претерпевали изменения в своей психоэнергетической структуре, тоже вынуждены были менять свою жизнь. И Хорас-второй в свое время против воли оказался в изоляции, заточенным в подобии основного убежища Хораса-первого, в этой самой крепости, и не мог вернуться к себе домой, ибо по таинственным законам их симбиотического существования был причастным к заклятию, связавшему Хораса и Овечкина.
— Я тоже устал, — задумчиво сказало это удивительное существо с грустью в глазах, глядя на Михаила Анатольевича. — Ты говоришь, он хочет смерти? Что ж, рано или поздно он своего добьется, и я тоже буду вынужден прекратить свое существование. О, не пугайся, — добавило оно, заметив, как встрепенулся при этих словах Овечкин, — в этом нет ничего страшного. Смерть — всего лишь переход в иное состояние, и может быть, это будет даже интересно…
