Пол Макоули - Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи
Паскуале воскликнул, разозленный и не верящий собственным ушам:
— Вы говорите о подобных делах на языке двойной бухгалтерии?
— Тише, юноша, — сказал Таддеи. — Я, прежде всего, деловой человек. Ищите кого-нибудь другого, если жаждете необдуманных поступков, хотя я сомневаюсь, что кто-то еще станет выслушивать вашу дикую историю. В конце концов, разве не поэтому вы пришли именно ко мне, а?
— Я пришел к вам, потому что именно вас использовали как посредника для возвращения тела Рафаэля.
Таддеи бросил на Паскуале сердитый взгляд, и Паскуале залился краской. В конце концов, кардинал Джулио де Медичи, кузен самого Папы, следил за отправкой Паскуале в качестве выкупа за тело. Паскуале не мог даже предположить, что было обещано Таддеи за подобную услугу или же какие долги он выплачивал таким образом. И разумеется, он не мог об этом спросить. О подобных вещах не говорят прямо, это слишком опасно. Даже знание имеет собственную цену и несет определенную опасность для своего обладателя, это Паскуале уже знал. Нечаянно он сделался обладателем знания, которое лишило жизни Россо и двух учеников Рафаэля, а теперь угрожало стать тем семенем, из которого вырастет погибель Флоренции.
Таддеи в общем был добрый человек, хотя и бесцеремонный и практичный. Он сказал:
— Вся мощь и достоинство Флоренции основаны на коммерции, это, я уверен, всем ясно. Что касается моего личного состояния, оно основано на самом традиционном нашем занятии, производстве текстиля. Чтобы обойти иностранных конкурентов, мы, флорентийцы, используем банковскую систему как наше очевидное преимущество, закупая продукцию от английских овец на два-три года вперед. Не успеет ягненок сделать первый неуверенный шаг по английской земле, а вся шерсть, которая когда-либо вырастет на его спине, уже куплена. Но это преимущество может оказаться роковым, поскольку мы обязаны забирать шерсть и аккуратно выплачивать ее стоимость, даже если не сможем производить ткани. Савонаролистам это прекрасно известно, вот почему они мешают работе мануфактур. Понятно, что эта война ведется не только на поле битвы, но и на страницах бухгалтерских книг, где она идет уже тогда, когда армии еще только собираются нанести первый удар. Так что, синьор, даже та незначительная роль, которую я собираюсь играть, должна быть тщательно продумана, иначе все пойдет прахом, если я выиграю одну часть войны, чтобы потерпеть поражение в другой.
В разговор вступил Великий Механик:
— Возможно, синьор Кардано захочет изучить мои планы, в которых учтены ваши интересы, синьор Таддеи. Я уверен, он сочтет их разумными. Я не имею желания разворачивать кровавую кампанию и терять то, что мне дорого, так же как и вы не хотите жертвовать собой ради других. Помня об этом, я изобрел способ, при котором действия нескольких человек будут восприниматься как действия множества, смятение и панику в сердцах и умах врагов будут сеять механизмы, тогда как атакующие подвергнутся минимальному риску. Я посвятил жизнь изучению опыта тех людей, которые считаются талантливыми изобретателями военных машин, и уже давно понял, что эти машины ничем не отличаются от обычных механизмов, использующихся на мануфактурах и в других местах. Поэтому мои машины могут быть приведены в готовность с минимумом затрат и максимально быстро, и если после всего вы сочтете, что они пригодны для ваших нужд, вы сможете забрать их.
Это была долгая речь, и она дорого стоила старику. Он обмяк на стуле, и принимать восторженную благодарность Таддеи пришлось Якопо.
Кардано с готовностью склонился над листом с планом и почти сразу накинулся на старика с вопросами, на которые тот отвечал лишь улыбкой или покачиванием головы. Таддеи приказал принести вина, положил руку на плечо Паскуале, по-дружески, но без особенного пыла, и отвел его в сторонку.
— Ты должен объяснить мне, к чему такая спешка. Я привык, что если дело стоит того, чтобы его делали, его необходимо делать как следует, даже если на это уйдет время. А ты нетерпелив, как мой астролог, и молод, эти два качества часто встречаются вместе.
— Я хочу спасти моего друга Никколо Макиавелли. Если он еще жив, он в лапах Джустиниани. Он был на пароме, когда люди Джустиниани атаковали савонаролистов, но он был ранен и не смог бежать. Чем дольше мы будем собираться, тем меньше надежды на то, что он выживет. А как только испанцы получат это изобретение, у Джустиниани отпадет нужда в Никколо и в теле Рафаэля.
— Но он же сможет получить за них деньги.
— Скорее всего он уедет вместе с испанцами, если намечается война. Кроме того, синьор, возможно, вы заплатите за мертвое тело, но захотите ли вы заплатить за живого журналиста?
— А ты циничен, — заметил Таддеи не без восхищения.
— Мне приходится быть циничным.
— Тогда позволь проявить циничность и мне. Мне кажется, ты должен сыграть главную роль в грядущем предприятии.
— Синьор, я же художник, а не солдат. Если бы в моих силах было сделать…
Таддеи неумолимо продолжал:
— Ты отправишься на виллу перед нашим наступлением. Если окажется возможным, доставишь в безопасное место тело Рафаэля, своего друга и этого Салаи. А уже потом попробуешь вызволить изобретение. Именно в таком порядке. Я был добрым другом Рафаэля, для меня дело чести проследить, чтобы ему устроили достойные похороны. Надеюсь, тебе все ясно.
— Но как я все это сделаю, если стану пленником Джустиниани?
— Ты способный молодой человек. Если твои способности заключаются не только в умении красиво говорить, ты найдешь способ.
— Вы не доверяете мне, синьор, ведь так?
Таддеи отмахнулся от этого утверждения:
— Доверие здесь ни при чем.
— Я же могу пойти туда и сразу же рассказать им о готовящемся нападении.
— Тогда мне не стоило бы тебе доверять, а? А я доверяю достаточно, раз уж считаю, что ты не сделаешь этого. А что, если сделаешь? Мы все равно атакуем, а начни Джустиниани атаковать первым, мы будем сражаться еще отчаяннее. И пленных мы брать не будем, надеюсь, ты меня понимаешь?
— Прекрасно понимаю, — сказал Паскуале, чувствуя, как по спине проходит дрожь. — Я попрошу об одной услуге. Если я уцелею, мне придется покинуть город. Оставаться, зная то, что я знаю, слишком опасно.
— Да, пожалуй, ты прав, — признал Таддеи. — И куда ты отправишься?
Паскуале сказал, и Таддеи засмеялся:
— Ты меня восхищаешь! Этой ночью отходит корабль. Если успеешь, там найдется для тебя место.
— Два места, — сказал Паскуале. Он подумал о Пелашиль.
— Ты запросил высокую цену.
— Но на кону моя жизнь. Скажите мне, синьор, как по-вашему, этот план сработает?
