Андрей Стерхов - Тень кондотьера
– Что за похоронный вид? Плохо себя чувствуешь, Егор?
– Угу, неважнецки, – сознался я, перекладывая аппетитно выглядящий кусок с вишенкой на свою тарелку. – Устал как шахтёр. Но это ещё ладно, а вот кошки на душе… Скоро дырку проскребут.
– А что стряслось-то?
– Не знаю даже, как сказать…
– Скажи, как есть.
– Скажу, конечно. Скажу, что ерунда вышла. По моей вине, Альбина, появилась в городе новая ведьма. Вот такой вот абзац.
Ведьма на секунду окаменела. Потом ожидаемо ахнула и пошла вставлять мне по первое число:
– Завалил всё-таки, мерзавец, девчонку? Не утерпел, негодяй? Позарился, злыдень? Позарился? Да? Позарился на сладенькое? Ух, ненавижу.
Ну и замахнулось, конечно, чтобы врезать по физиономии.
– Да постой ты, – уклоняясь от её тяжёлой руки, воскликнул я. – Успокойся. Не я позарился.
– То есть? – замерла ведьма в недоумении. – Сам же только что сказал.
– Чего я сказал? Сказал, что по моей вине. Но вина моя только в том, что недоглядел. Только в этом. А учудил брательник.
– Какой из двух?
– Пётр, будь он неладен.
Ведьма аж засветилась вся изнутри, просветлела лицом. И моментально сменила гнев на милость:
– Ай, молодца, Петруша. Ай, мужчина.
Признаться, опешил я поначалу от такой неадекватной реакции, а потом не на шутку возмутился:
– Нормальные дела. Значит, если бы я девчонку за край толкнул, было бы плохо. А Пётр сделал – хорошо? Где, мать, логика?
– Где-где? Не знаешь, что ли, где у женщины логика? Чего смотришь? Одно дело ты, другое – он. Соображать должен. Во-первых, ты ведун, ты при делах, а на него как обижаться? Он же… Что толку на ураган обижаться за то, что берёзку повалил? Глупо. Стихия ведь. – Произнеся всё это на одном дыхании, Альбина сделала паузу, после которой одарила меня смущённо-загадочной улыбкой и призналась: – А потом Пётр-то мне никто, а ты мне кто. Давно не мой, а всё равно мой. Ну а раз мой, обидно мне всегда, когда ты с кем-то… Когда ты где-то… кого-то. Понимаю, что дурость, понимаю, что прав не имею никаких, но сердцу-то не прикажешь.
Пока она признавалась в заповедном, я сконфужено ковырялся в торте ложкой. Кусочек даже в рот сунул, только вкуса не почувствовал. Понял, что абсолютно не хочу есть, воткнул ложку в сладкое месиво и потянулся к чашке. Отхлебнул несколько раз. Чай выдался на славу, ведьма добавила в него чабрец и немного сагаан-дали. Всё так, как я люблю.
А вот раскрасневшаяся от волнения и оттого ещё больше похорошевшая Альбина ни к торту, ни к чаю даже не притронулась. Высказав всё, что хотела высказать, уставилась в одну точку на противоположной стене и ушла в себя. Задумалась о чём-то своём. О глубоко женском. До поры до времени я не мешал ей, пил чай и слушал джазовую мелодию, что доносилась через открытую форточку из припаркованной где-то внизу машины. Мелодия была, что говорится, в тему: гитара сходила с ума, недовольно бурчал контрабас, о чём-то несбывшемся плакал навзрыд саксофон.
В конце концов я не выдержал, поставил наполовину опустевшую чашку на стеклянную поверхность столика и, нарушая молчание, проговорил доверительно:
– Жаль мне девчонку, не должно было этого случиться. В первый раз я так оплошал.
– Судьба не Маша Помидорова, – очнувшись, ответила мне на это Альбина, – её не обманешь.
И похлопала ободряюще по коленке.
– Это-то понятно, однако всё равно… Тошно мне, Альбина. Понимаешь, тошно. Он ведь ничего ей не сказал насчёт того, кем теперь станет. Не предупредил. А это неправильно. Это не по совести.
– Может, и не по совести. А только вот что я тебе, Егор, скажу: очень хорошо, что он ничего ей не сказал. Это очень здорово.
– Как так? – удивился я.
– А ты представь, что он предупредил бы, а она возьми и согласись.
Я пожал плечами.
– И что? Что в этом плохого? Так хоть честно было бы.
– Да погоди ты со своей честностью, – одёрнула меня Альбина. – Ты понимаешь, что девчонка тогда бы точно учёной-кручёной стала? Не стерпела бы, словечко согласия произнесла бы в истоме любовной, и всё. Это был бы уже ритуал чистой воды. Понимаешь, Егор? Ритуал. Ох, ах и всё. И нет возврата. И понеслась езда по кочкам. Учёные они, Егор, нам природным не чета. Они – о-го-го. Они, знаешь, какие?
Знал, конечно, как ни знать, не первый год, наверное, на свете живу. Ведьмы по природе своей делятся на две первостепенные категории: на ведьм прирождённых и ведьм учёных. Прирождённой или по-другому природной ведьмой становится, к примеру, девочка, у матери которой уже родилось до неё шесть дочерей и ни одного сына. Природной ведьмой также становится девочка, рожденная вне брака женщиной, рождённой вне брака, при условии, что мать её тоже была рождена вне брака. Помимо того, природной ведьмой обязательно является дочь ведьмы. Она уже будет не просто прирождённой, но ещё и так называемой потомственной ведьмой. Альбина, кстати говоря, потомственная. Редко, но бывают случаи, когда прирождённой ведьмой становится девочка, которую прокляли ещё в утробе матери. Тут колдуну-злопыхателю (ну или колдунье-стерве) нужно подгадать момент, когда будущая мать делит ложе с любовником. Сделать это не так-то легко, оттого подобные случаи редки.
Что же касается учёных ведьм, то таковыми становятся девушки, получающие сверхъестественные способности и первоначальную Силу либо от другой учёной ведьмы, либо напрямую от Отверженного. Отверженный (он же Многоликий, Падший, Тысячеискусный Изобразитель, Творец иллюзий, Ахеронский комедиант и Князь Тишины) – демон, который, в отличие от других демонов сам себе хозяин. Его не создавал какой-либо великий маг по образу, вызванному перевозбуждённым сознанием. Будучи когда-то давно человеком, великим магом по имени Шлом Халахлом, он сам себя в демона превратил. Возжелав возвыситься над остальными, отдался в одну из Ночей Обращения всей душой Запредельному и тем сладил дело. Теперь появляется в Пределах, когда захочет, и уходит в Запредельное, когда пожелает. Ведёт себя крайне бесцеремонно и способен ради достижения своих целей принимать тысячи обличий. Кроме того, он обладает властью над другими демонами. Не над всеми, но над большинством. И вот если какая либо женщина, стремящаяся стать ведьмой, сумеет пригласить к себе Отверженного (а такие действенные ритуалы существуют), он может исполнить её просьбу. Если его, конечно, плата устроит. А в качестве платы он может попросить много чего. Даже близкого убить.
Это всё касается, разумеется, исключительно генезиса. А если говорить о феноменологических отличиях между прирождёнными и учёными ведьмами, то основное отличие состоит в том, что прирождённая может исправить причинённый людям вред и даже доброе дело сотворить, а учёная, особенно получившая Силу от Князя Тишины, – никогда. По своей воле, конечно, никогда. Принудить-то можно, если постараться. Если очень-очень постараться.
