Лев Жаков - Аквалон
Вскоре выяснилось, что обвал уничтожил одну из хижин: между камней торчали щепки, сломанные доски и солома. Дальше виднелось пустое пространство, углубление, окруженное стенками из камней и озаренное светом большого, ссохшегося и потемневшего от старости кисляка. Дно было когда-то полом хижины – теперь там лежали расплющенные, измочаленные вязанки. Молчун уже сидел на корточках, поджидая спутников, и когда те слезли к нему, отодвинул в сторону одну из вязанок.
Под ней обнаружился лаз – такой узкий, что обычный человек едва мог протиснуться в него. Фавн Сив, лучась улыбкой, показал вниз, но Тулага медлил, и тогда Кахулка первым спустил в темноту ноги, а после исчез целиком. Гана присел на корточки по другую сторону дыры. Молчун вновь показал туда, затем подтянул вязанку, давая понять, что слезет последним и прикроет проход над собой. Глаза старика-ребенка не были рыжими, в них отсутствовали желтые пятнышки, которые стали образовываться даже у Кахулки. Тулага подозревал, что если пробудет в этом месте еще хотя бы несколько дней, ржавчина появится и в его зрачках.
Из лаза доносились приглушенный стук, шорохи, туземец медленно спускался все дальше под землю. Когда Фавн Сив в очередной раз показал вниз, Гана кивнул и полез.
Вскоре он вынужден был остановиться: бывший лодочник, загораживая дорогу, сидел на корточках и заглядывал в широкую щель. Гана толкнул его в плечо, заставив отодвинуться, и посмотрел: там была обширная пещера в форме капли, с воротами в узкой части, должно быть, теми самыми, которые он уже видел, но с другой стороны. Пещеру озаряли большие, размером с человеческую голову, кисляки, кругами растущие на своде. Под ними между хижинами двигались фигуры надсмотрщиков, вдалеке виднелась большая каменная постройка.
– Там Змей жить, – пояснил Кахулка и повернул голову к Молчуну, вползшему в лаз.
– А это что? – Гана показал на еще одно возвышение из глыб, уложенных широким кругом неподалеку от жилища Лан Алоа.
– Тама ранее младой люд батей убивать.
– Что ты сказал… – начал Гана и тут понял наконец, что второе возвышение – алтарь, имеющий вид воронки. – Младой люд… так здесь отцеубийцы жили? Они что, в провал этот с Да Морана переселились? А на алтаре жертвы приносили… стариков своих убивали, да?
– Младой люд, так, – подтвердил туземец. – Убиватели батей. Нету их давно, теперь Змей тут жить.
* * *Ободрав кожу на правом боку, Тулага сполз в широкую полость с низким прямым сводом. Кахулка был уже здесь, вскоре через узкую прореху пролез и Молчун. Они присели на корточки, отдыхая; Фавн Сив, судя по всему, преодолевал этот путь уже неоднократно. Гана осматривался с изумлением. Над головой был все тот же мягкий камень, хотя под ногами – прозрачное вещество вроде того, из которого состояли кисляки, но более плотное. Оно чуть прогибалось под весом тела и светилось блеклым зеленоватым светом. Тулага вгляделся: сотни, тысячи локтей не то густого спрессованного желе, не то мягкого стекла… Насколько оно тянется? Он постучал по полу. Неужели везде под твердью не земля и камни, а вот это?
– Кахулка слышать, его жрать можно, – пояснил бывший лодочник. – Невкусно очень, но можно кусать его, глотать.
– Ты уже был здесь? – спросил Гана, понимая, впрочем, что и для туземца все это внове: слишком уж удивленный и почти восторженный был у него взгляд.
– Не! – ответил тот. – Кахулку с Платком взять, иначе бы Кахулка вверху оста, пока куни не уйти от него…
– Тебя впустили сюда только вместе со мной? В благодарность… Те, к кому Молчун нас ведет, про меня от тебя и узнали?
– Через рабов других, да, им Кахулка передать, – согласился туземец. – Кахулка сказать: сред новых – Платок, пират большо, страшны. Опаки и Старый Трехглаз не всех к себе пускать, а про тебя сказать: привести до нас.
– И ты надеялся, что за компанию со мной они впустят и тебя. Но почему… Погоди – так ты тоже из гварилок?
– Моя да, – кивнул Кахулка, улыбаясь.
Гана повернулся к Фавн Сиву и спросил, ткнув пальцем в пол:
– Что это? Оно похоже на кисляк. Он говорит правду, это можно есть?
Молчун закивал, потом сделал движение рукой, словно зачерпывал вещество, из которого состоял пол, сунул в рот, прожевал, проглотил, похлопал по животу и чуть скривился… Он лишь совершил последовательность жестов, но Тулага понял все, что этот человек хотел сказать, будто отчетливо услышал слова: есть можно, оно насыщает, но безвкусное и очень быстро приедается… Гана уже заметил эту необычную особенность Молчуна – при помощи жестов, телодвижений, беззвучного разевания рта и выражений, тенями мелькающих на полудетской физиономии, Фавн Сив ухитрялся передавать собеседнику смысл так, будто произносил фразы ясным, отчетливым голосом.
– Куда теперь? – спросил Тулага.
Молчун качнулся вперед, вытянув руки, ткнулся ладонями в желе и на четвереньках быстро побежал вдоль полости.
Довольно долго они двигались в полной тишине, видя под ногами бесконечный слой зеленоватой субстанции, а над головой – сплошной камень. Проход закончился, когда обе поверхности плавно изогнулись книзу, став вертикальными.
Улегшись на живот между Фавн Сивом и Кахулкой, Тулага поглядел вниз. Полость тянулась на десяток локтей, постепенно сужаясь, пока каменная и желейная поверхности не сошлись вплотную. Сверху было видно, что они не просто прижимаются друг к другу – Тулага разглядел, что цвет камня меняется, желе проникает в него, и два вещества смешиваются, становясь новой субстанцией. В прозрачной стене, над которой выступали головы беглецов, виднелось три круглых образования: желе там было сдавлено гармошкой, сморщено, так что от окружности к темному пятнышку в центре тянулись радиальные отрезки-складки.
Молчун, покосившись на Гану, перевернулся, свесил ноги и ткнул ступнями в центр среднего круга. Желе дрогнуло, складки колыхнулись, и с едва слышным сосущим звуком поверхность втянула человека в себя. Когда его примеру последовал Кахулка, Тулага увидел обоих внизу, в нескольких шагах под собой: темные, извивающиеся, как змеи, тела ползли по зеленоватой трубе, состоящей словно из воды. Теперь Молчун с туземцем пробирались среди переливов тусклого света, что, подобно исполинским светлякам, медленно плыли в разных направлениях сквозь толщу застывшего желе.
Гана сел, спустив ноги, перевернулся на живот и собрался уже последовать примеру спутников, когда нечто привлекло его внимание, и он приподнялся на локтях. Над коридором-трубой сквозь желе полз световой червь толщиной с запястье и длиною в руку. Не светящийся – он целиком состоял из света. И это был не обрывок луча, невероятным образом заплутавший в желейной массе, нет, Тулага сразу же решил, что видит живое, хотя и лишенное разума существо. Только сейчас в глубине зеленоватой субстанции он разглядел других: с десяток созданий всевозможных размеров, напоминающих веревки или стволы небольших деревьев, ползли там… Раздались приглушенные шлепки, и Гана отпрянул, чуть не упав.
