Коваленко Эдуардович - Камбрия — навсегда!
У викингов это означало — ждёт боя. Кстати, Немайн с её короткими ноготками он всячески одобрял. А вот на иных дам, щеголявших — не в декабре, конечно — длинными, острыми и красными ногтями на ногах, смотрел точно как епископ Дионисий. Даже чуть хуже. Злей.
— Никогда не знаешь, когда придёт черёд отправляться в чертоги асов или в край Хель, — объяснял он. — Мир наш случаен и удивителен, но не всегда приятно. Завершится же тогда, когда достроен будет корабль из ногтей мертвецов. Зачем же снабжать злых великанов материалом? То, что человек обрезал и соскоблил при жизни, им не подойдёт.
Немайн этого не видела — отбывала дневной сон. Не меньше четырёх часов! Гейс! Пришлось постелить прямо в башне, на которой ей по диспозиции полагалось проторчать всю битву. В постели сида разместилась — с честно закрытыми глазами, но во всём боевом снаряжении. Рядом стоял Харальд и, словно сам с собой разговаривал, рассказывал «спящей», что происходит.
— Саксы, что стадо свиней, выходят из лагеря. А за пастухов уэссексцы. Все верхами. Чтобы удирать было легче, не иначе. А нашим не до того, у них церемония! Епископ и священники разоделись в женские платья…
— Не верю… — как бы сквозь сон пробормотала Немайн.
— Ну, длинное, до пят, мужчины обычно не носят! Кстати, они все в белом. Это что-то означает? Спи, не отвечай!
Означает. Должно означать. Обычную службу начали бы по-походному… Да сегодня же Рождество! А Харальд продолжал.
— Ну вот, пока бритые девы в белом поют, город открыл ворота. Выходят колесницы. Одна, две… Семь. Любите вы это число. Наверное, было восемь, но лишнюю сломали. Главное — «Росомаха» в поле! Правильный стяг над правильным войском. Хорошо грабить, имея колесницу: много добра войдёт. И саксам, наверное, это понятно. Летят кони, как соколы. Успеют ли повернуть? Ха, а ножовщики то, наверное, поняли! На два стада разделились. И колесницы перед ними как акулы перед треской! То, что побольше, становится против нашего войска, а второе — за ним. Ну, точно — косяк трески. Где щит есть — где нет, где грудь — где задница. И вот через это пропускать лучников? Сбились! Один косяк, побольше, впереди! А второй сзади, — голос Харальда постепенно набирал силу и певучесть, превращаясь в подобие песни, даже ритм появился. — Видно, Тор принял их за кашу, счёл, что горяча, да помешал как следует! Жаль, не молотом. Ха! Видно, с колесниц за саксами зайцев увидели — половина поверх голов. Вот бегут их лучники, и метатели дротиков, глупые, думают, что быстрее лошадей.
— Это как беременная Маха, что ли? — припомнил трубач-ирландец печальную историю про болезнь древних ольстерцев.
Харальд на мгновение умолк — и разразился хохотом:
— Точно! Бегают — как беременные! А мнят себя героями! А у твоей сестры повадка правильная, «Росомахой» машет — заворачивает своих! Умная. Под стрелы не лезет. Куда им, псам, за цаплей гоняться! А ведь рано, лучнику ещё не дострелить. Скачут назад. Встали, и лучников угостили! Из-под хвоста! Точно, росомаха! — Харальд вошёл в азарт, а Немайн вдруг вспомнила футбольного комментатора.
— Снова взяли высоко. И хорошо — что шло кустам в макушку, попало большим деревьям по корням. Эх, сейчас бы на коня, да на эту толпу клином… Ага, хвосты поджали, видел я такое на охоте, сейчас вместе столкутся, храбрости наберутся и пойдут. Наши на дороге уже стенкой стали. Ждут… Лежи, лежи, саксы пока не собрались в строй, и если успеют за полчаса — я удивлён.
Потом — молчание, изредка прерываемое сообщением, что колесницы все целы и неплохо развлекаются. Всё же ближние, кроме Харальда, заняты. Весь штаб — телохранитель, двое трубачей: сигналы подавать. И несколько гонцов.
— Лес запалили, — продолжил вдруг репортаж Харальд, поскучнев. — Зачем зря землю зорят? — фразу из четырёх слов на одну букву он пропел, как строку хулительной песни. — Конницу там всё равно не укрыть! А голытьбу с дротиками да пращами есть кому гонять. Ветер гонит пепел и дым на наших, но кто знает, как он переменится, когда разгорится? Дыши мы водой, как рыбы, я бы сказал, куда, а так — не берусь. Ничего, прочихаться перед боем — не самое худшее дело. Хотя на месте короля я бы уже отправил пешему войску мокрые тряпки. Очень хорошая вещь, если в дыму к морде прижать.
Немайн, не открывая глаз, кивнула. Спросила с нарочитым зевком:
— Мне ему крикнуть?
— Спи. Ничего страшного. Мы же поле пристреляли, так что — войдут в дым, начнём бить, как уток в тумане — стая большая, стрел туча. Повстречаются! Всего убытка — немного стрел раньше выпустим. И не ёрзай так. Подоткнуть одеяло?
— Не-ет, — снова зевок.
— Эх, хорошо, в пору буранов день короток. Стража промелькнёт — не заметишь. Даже если не всю стражу проспишь — всё равно больше времени останется в запасе. Так, стену сбили. Щиты красные слева, как раз напротив наших копейщиков. Справа пёстро, кто как красил. Копья щетинятся. Железный вепрь спешит… Губитель снастей идёт с юга, правду вы, камбрийцы, говорите — добрый ветер! Дым унесло. Два отряда — в основном лучники, но и хорошая пехота тоже есть — идут к городу. Там их с колесниц расстреливают. Приноровились. Хорошая дарительница стрел твоя сестра! Не одна ты её любишь: как кабанов на вертел саксов насадила, по двое-трое на один. Но пора бы ей… Стоит. И что они свои щиты выставляют? Не спасёт их бычья кожа, и толстая липа, и даже железо… И не спасло. Близко лучники подошли! Вздёргивают луки! Пляшет «Росомаха» в руках Эйры. Город открывает ворота, но птицы битвы уже сыплются на колесницы. Режут колесничие упряжь, отделяя падаль от живых лошадей… И снова летят, как вода с горы! Колесницы уходят! Все прошли, иные на трёх лошадях, иные и на двух. Ворота закрыли, теперь заваливают. По мне — зря, отряд маленький, что он сделает. Ага, стреляет вверх, по частоколу. Все-таки деревянные щиты — это хорошо, держат они стрелы. А их стрелы частокол держит. Так долго можно веселиться! Ну, всё. Красная волна двинулась. Славный звон будет. Просыпайся, Немайн!
Глава 5
Правый берег реки Нит, город Кер-Нид и поле перед ним
Год 1400 ab Urbe condita, 25 декабря
Харальд сбился на эпический слог. Немудрено. Хороший поэт способен разглядеть величественность и в самом заурядном событии. На поле же перед Кер-Нидом происходила битва, превращающая скромное представление норвежца о Рагнареке в сон о дворовой потасовке!
Самая большая экспедиция на памяти нынешнего поколения норманнов — полтора десятка длинных кораблей. Меньше тысячи воинов. Здесь же только защищалось вчетверо, накатывался же человеческий вал, который не уместить и на сотне драккаров.
