Холли Лайл - Месть Драконов
Ян улыбнулся собравшимся. Улыбка получилась холодной и горькой, в ней угадывались горячее стремление погубить собственных врагов, жажда мести… гнев, стыд и ненависть, рожденные недавним унижением. Хорошая улыбка, подумал Дафриль. Именно такую приятно видеть на лице союзника. И пока девица будет любить Ри Сабира, Ян останется собственностью Драконов.
Опустив ладонь на плечо Яна, Дафриль добавил:
— Этот человек поклялся выдать нам Соколов. И благодаря ему мы знаем, откуда начинать поиски.
Зал взорвался рукоплесканиями.
Глава 37
Рос он быстро… Дане иногда казалось, что эта тварь, ее ребенок, успевала подрасти за то время, когда она не смотрела на него. Уже через две недели после рождения он вполне мог сойти за трехмесячного младенца. Он хорошо держал голову и постоянно махал руками и ногами, упражняя их, как объяснил Дане захватчик, когда она однажды попыталась утихомирить его.
Ей хотелось придушить этого младенца, прикончить его, однако дитя вселяло в Даню ужас. Она не смела сделать даже жеста, который мог бы показаться ему угрожающим, иначе он принимался объяснять ей, что способен уничтожить ее за время между двумя биениями сердца. Младенец изучал ее своим древним, полным зла взглядом, и иногда беззубый рот его искривляла презрительная, насмешливая и торжествующая улыбка. Когда она кормила его, он то тискал ее груди, то принимался хвалить их наравне и с Другими ее достоинствами. Ее мутило от этих разговоров.
Вдвоем они ютились в ее крохотном домишке, покинутые всеми остальными жителями деревни. Карганы не простили ей превращения в человека… хотя она и показала им два когтя на правой руке, послужившие доказательством того, что она является их Гаталоррой, хотя именно Гаталоррой теперь быть не могла. Это мягкое, лишенное чешуи, когтей и зубастой морды тело едва ли могло сразить даже одного лоррага. К тому же она предала Карганов, приняв облик самых ненавистных врагов этого народца — облик человека. Впрочем, жители поселка не забыли о том добре, которое она сделала им, и потому не стали прогонять прочь… и тем не менее они более не признавали ее другом.
Поднявшись, Даня подошла к открытой двери дома и выглянула наружу. Женщины поселка работали возле реки. Мужчины чистили и чинили сети, чтобы ночью расставить их и следующим утром извлечь вместе с добычей. Карганы болтали, пересмеивались, рассказывали истории, сплетничали по поводу событий, происшедших в их собственной или соседней деревнях. Время от времени какое-нибудь из заросших шерстью лиц поворачивалось в ее сторону. Тогда, заметив ее в дверях, темные глаза сощуривались, а рыльце морщилось, выражая тем самым пренебрежение и осуждение. После этого бросивший на нее взгляд Карган отворачивался и замолкал, пока его — или ее — вновь не приобщали к совместному наслаждению хорошим днем и работой.
Она осталась одна. И ей пришлось смириться с этим. В этой деревне, где жили более чем шести десятков существ, у нее теперь не было друзей и знакомых. Если не считать Луэркаса — но он больше не являлся другом. Он владел ею. А ей приходилось покоряться ему.
Стало быть, она могла рассчитывать лишь на себя и свои силы. Однако она жила и намеревалась жить дальше. Сквозь щели в двери в дом задувал ветер — холодный, ибо свирепость этого края выстуживала даже короткое лето. Зима здесь наступает быстро, и Даня уже подумывала о том, что ей придется туго. Ее человеческое тело не могло выдерживать суровые арктические условия столь же легко, как прежняя увечная плоть. Следовало все хорошенько обдумать. Во-первых, ей нужно вновь завоевать расположение Карганов, потому что они владели всем необходимым ей: мехами, нитками, пищей, — у них же можно было найти защиту от подстерегающих в этом краю опасностей. Она будет помнить, что они изгнали ее, свою гостью, после того как тело ее изменилось… однако незачем показывать свою боль и гнев. Она просто внесет Карганов в список тех, кому ей предстоит отомстить. Придет ее время, и тогда Карганы пожалеют о собственном бессердечии.
Скажем, они окажутся в первых рядах войска, которое она намеревалась собрать. Пусть подерутся — например, за то, чтобы завоевать место для Шрамоносцев на теплых и плодородных землях Иберы… при этом они не будут знать, что платят своими жизнями за причиненную ей боль. Ее заставили пережить пытки, изведать страдания и позор; по собственной глупости она вырвала из груди свое сердце и раздавила его, погубив своего прекрасного сына. Ее обманули, одурачили, и теперь любовь, добро и надежда навсегда ушли из ее жизни. Однако в ней оставалась жажда мести и будущего триумфа. Сабиры и Галвеи склонятся перед ней и войском, которое она приведет в Иберу. На великолепном коне она будет ехать впереди своей орды варваров, и увидев ее, Сабиры с Галвеями сразу поймут, что погубили себя своими руками. А потом все они умрут.
Время. Лишь оно одно отделяло ее от исполнения ее желаний. Все падут перед нею; все сложится так, как она хочет; все признают ее силу и право повелевать. Следует лишь немного подождать.
Отойдя от двери, она вернулась в темное помещение. Она намеревалась вспомнить тайную Волчью науку. Если Карганы отвергают ее дружбу, она заставит их встать на ее сторону и служить себе силой, которой они не сумеют противостоять. Так или иначе, она вынудит их покориться себе, когда начнет собирать народы Веральных Территорий под свои знамена.
Под знамя с изображением Двух когтей. Чтобы знали, что она остается Увечной. Два когтя станут ее символом и основой герба.
А когда она разделается с Карганами, настанет очередь Луэркаса — лживого, злобного, жестокого обманщика. Он растоптал все доброе в ее жизни, и она постарается, чтобы коварный лжец расплатился с нею сполна — во что бы это ни обошлось ей самой.
Глава 38
Сбросив с плеч мешок, Кейт рухнула на землю возле Ри. Жгучее солнце успело разогнать остатки утреннего тумана, однако дорога превратилась в грязь, из которой на каждом шагу приходилось с силой вытаскивать ноги и сапоги. По мнению Кейт, дорога эта была под стать ее спутникам: мрачная, нудная, она тяготила тело ее и душу.
Двое суток назад они вышли из Порт-Парса; до Костан-Сельвиры оставалось три или четыре дня ходьбы… там можно было надеяться попасть на отплывающий на юг корабль. Уже месяц миновал с того самого дня, когда они бежали из гостиницы в Калимекке. Все это время она медитировала, ждала знаков от Возрожденного и пыталась утешить себя мыслью о том, что, находясь в огромной опасности, он был вынужден спрятаться не только от врагов, но и от друзей. Однако беспросветная мрачность ее товарищей оказывалась заразительной, и Кейт постепенно утрачивала веру.
