Олаф Бьорн Локнит - Песчаные небеса
– Зря смеешься, – прикрикнул на него Мораддин, – Вспомни, что смог натворить Дагарнус. Просто счастье, что его мстительная фантазия не простиралась дальше мнимых обидчиков его папаши-идиота!
– Да уж, – хмыкнул Конан, – я бы придумал что нибудь поизощреннее!
– Вся проблема в том, что ничего придумать ты не можешь. Нейглам просто выполняет вовсе не приказ, а твое самое сильное желание!
– А если в момент, когда я овладею кувшином, мне захочется… ну… в кусты?
– Будут тебе кусты, – развел руками Мораддин.
– Ну и ну! – раскрыл рот киммериец, – Хорош кувшинчик! А я был уверен, что смогу приказать кувшину все что угодно.
– В этом беда всех людей, они, в отличие от гномов, сами не знают, чего хотят. Так что лучше сходи… в кусты, поешь и проспись перед тем, как общаться с силой Нейглама!
Ехали долго, не останавливаясь, но старались щадить измученных лошадей, понимая, что в пустыне без них недолго и пропасть. Горы приблизились настолько, что можно было рассмотреть отдельные пики и ущелья. Где-то в этих местах на караван старого шейха Джагула напал равах…
Солнце затянулось красноватой пеленой, опускаясь к Кезанкийским горам, тени удлинились и дневная жара начала спадать. По мнению киммерийца, следовало взять левее, к югу, потому что зелени оазиса, скрытого горными отрогами до сих пор не удавалось рассмотреть, а Конан помнил, что крепость Баргэми должна стоять чуть южнее этих мест.
Уже в сумерках зоркие глаза варвара высмотрели наконец темное пятно, примостившееся у кезанкийских склонов – до крепости оставалось не более двух лиг, и киммериец предполагал к полуночи оказаться у самых ее стен. Придумывать, как пробираться внутрь, к дворцу шейха, решили на месте, осмотревшись и выяснив обстановку в оазисе.
Мораддин молчал, насупившись, а потом вдруг остановил коня и заявил:
– Ты ничего… такого… не ощущаешь, случайно?
– Пить хочется… – с серьезным видом заявил Конан.
– Я не о том! Что то в воздухе… плохое! Вернее не плохое, а необычное.
Конан потянул носом воздух, пытаясь хоть что-то унюхать, но, так и не обнаружив ничего странного, ответил:
– Дымом пахнет… Чуть-чуть. Эти, в крепости, ужин готовят, наверно.
– Дурак! Все мысли о жратве! – рявкнул Мораддин, – От крепости исходит нечто неправильное, странная магия, и я это чувствую.
– А я нет, – равнодушно ответил варвар, тщетно пытаясь выцедить из пустой фляги хоть несколько капель воды. Отшвырнув сосуд, Конан взглянул на встревоженного Мораддина и видя, как тот беспокоится, спросил:
– Думаешь, Джафиру не терпелось взяться за Нейглам?
– Скорее всего да, – быстро проговорил полугном, напряженно всматриваясь в сумерки, – только что из этого получилось? Какими неожиданностями нас порадует молодой шейх сегодня, хотелось бы знать?!.
– Оно… ну то, что ты чувствуешь, – варвар мучительно пытался подобрать правильные слова, – Оно плохое или хорошее?
– Не знаю, – мотнул головой Мораддин, – Но очень необычное. Сила Нейглама не добрая и не злая, важно, какое намерение движет открывающим сосуд. А с силой, подобной истекающей сейчас оттуда, – полугном ткнул пальцем в сторону уже видневшихся стен крепости, – я доныне не встречался. Эта сила – попросту чужая, не наша, не от этого мира!
– Так… – буркнул киммериец, – значит, там нас встретят не только мечи и сабли Джафировых оборванцев, а еще и что-то магическое. И зачем я тогда захотел попросить воды у папаши нынешнего шейха?!
– Это ты уже говорил, и не один раз – отрезал Мораддин.
Неприятности начались уже в полулиге от ворот оазиса Баргэми, и варвар с Мораддином убедились, что Джафир и впрямь учинил в своем поселении нечто невообразимое. Лошади вдруг всхрапнули, шарахнулись в сторону, а справа, из вечернего сумрака выпрыгнуло такое, что потерявший от неожиданности дар речи Конан едва не свалился с лошади, а Мораддин, громко охнув, схватился за оружие, хотя и не очень представлял, как обычным мечом можно поразить подобное существо.
В сравнении с этой тварью «сторожевой пес» джавидов показался бы безобидным, милым и привлекательным домашним животным, с которым не опасаясь можно оставлять маленьких детей. Зверюга, сидевшая на склоне бархана и с каким-то мрачно-плотоядным интересом рассматривавшая замерших всадников, была размером, самое меньшее, с дикого быка. Множество коротеньких, когтистых ножек поддерживали длинное и толстое туловище, с одной стороны заканчивавшееся коротким шипастым хвостом, а с другой будто расколотое поперек извилистой темной щелью. Глаз почему-то было три, причем каждый находился на конце одного из длинных рогов, растущих из того места, которое, скорее всего, было головой. Тело покрывала очень плотная крупная полупрозрачная чешуя жемчужно-перламутрового цвета, при каждом движении чудища вспыхивавшая бледным переливающимся светом. Пока что зверь сидел, почти не шевелясь, лишь моргали шарообразные глаза, и из щели, служившей ему ртом, изредка показывался мясистый округлый язык.
Мораддин выразительно посмотрел на Конана, словно ожидая от того команды к действию, но варвар лишь только скорчил жуткую рожу, и пожал плечами.
– В жизни таких уродов не видел! – громко прошептал он, не сводя глаз с неизвестной твари. И, привстав на стременах, вдруг гаркнул:
– А ну брысь отсюда!
Мораддин изменился в лице, ожидая что зверь отреагирует на вопль Конана нападением, но ничего не произошло. Тварь так и осталась сидеть, с глуповато-заинтересованным видом взирая тремя глазами на людей и их скакунов.
– Может, поедем? – тихо предложил полугном, – он, наверно, не голодный, раз не нападает…
Тварь поспешила опровергнуть неверный вывод Мораддина. Только невероятная реакция потомка гномов спасла ему жизнь. Огромная тварь неожиданно легко взвилась в воздух, подняв густую тучу пыли, и, миг спустя всей тяжестью своего тела рухнула на лошадь Мораддина. Полугном, спрыгивая с лошади и откатываясь, разглядел, что вдоль всего тела чудища, промеж двух рядов коротеньких лап, вдруг выпрямилась огромная веслообразная конечность, и, подбросив монстра вверх, снова прижалась к телу. Раздался глухой хруст сломанных костей, брызнула кровь, тварь еще несколько раз подпрыгнула на вдавленном в песок теле несчастного коня, бившего в агонии ногами по песку и сдавленно хрипящего, торжествующе хрюкнула, а затем, засеменив маленькими ножками, отползла в сторону, поддела мордой тело жертвы и, ловко ухватив его своей беззубой пастью, начала отрывать куски мяса.
– Лихо… – сквозь зубы процедил Конан, когда Мораддин поднялся, отряхивая песок, и подошел к нему. Летучая мышь, слегка помятая при падении, злобно и испуганно верещала, вцепившись когтями в плечо хозяина.
