Константин Соловьев - Геносказка
Сама она, кажется, особого волнения при виде царственной особы не испытывала и на его величество взирала с не большим интересом, чем на уличного торговца или садовника. Он вдруг с суеверным ужасом ощутил, что в этом нет ни малейшего притворства, ни малейшей неискренности. Она и в самом деле не видела существенной разницы между его величеством и любым другим организмом на свете. И уж подавно была лишена религиозного трепета.
Гензель заставил себя сделать три шага вперед. Это было пыткой, с которой его тело едва совладало. Он даже не мог поднять головы, глядя себе под ноги, но в то же время ощущая присутствие в зале чего-то столь чистого и мощного, что на всем теле вставали дыбом волосы. Как невидимое излучение огромного неэкранированного реактора.
Увидев расшитые носки королевских туфель, Гензель едва не лишился чувств в благоговейном экстазе.
Человек. Высшее существо, которому суждено править миром. Идеальное сочетание хромосом, не испорченных, подобно его собственным, поколениями генетических вырожденцев. Священный сосуд, полнящийся драгоценной влагой. Величайшая сила, перед лицом которой всякое существо должно онеметь в религиозном экстазе.
Несмотря на все гигиенические процедуры и омовения, Гензель ощутил себя невероятно грязным, настолько, что хотелось рухнуть на колени и приникнуть к полу. Он словно увидел себя со стороны — некрасивое лицо, щерящееся треугольными акульими зубами, потрепанная одежда, несуразные пропорции. Квартеронское отродье. Выродок. Набор бракованных генов. Оскорбление Человечества. Живое воплощение всего самого низменного и позорного.
— Подойдите, — негромко сказал король. — Только вы двое. Остальные пусть ждут снаружи.
На ватных подкашивающихся ногах Гензель добрел до основания трона. Протянутая ему рука была рукой взрослого мужчины, с морщинистой кожей и скромным золотым перстнем. Она источала едва ощущаемый аромат. Гензель поцеловал ее губами, которые вдруг стали непослушными и бесчувственными, как древесная кора. И сердце ухнуло куда-то в самый низ груди. Не лишиться бы чувств прямо в зале…
Но он выдержал. Отошел от трона, стараясь смотреть лишь на кончики королевских туфель, стоящих на нижней ступени трона. Поцелуй Гретель был на удивление долгим и почтительным. За то время, что ей потребовалось, чтобы поцеловать протянутую монаршую длань и вернуться на положенное место, Гензель успел немного прийти в себя. И даже украдкой взглянуть на его величество.
Король был… Наверно, даже будь Гензель придворным поэтом и работай всю жизнь без передышки, едва ли ему удалось бы найти подходящие слова для того, чтобы описать Тревирануса Первого.
Он был…
Идеален.
Гензель рассматривал короля украдкой, чувствуя, как душа преисполняется сладким, как вересковый мед, благоговением. Ему приходилось видеть вблизи и с почтительного расстояния много придворных. Седецимионов, щеголяющих одной шестнадцатой частью дефектной крови, вельможных тригинтадуонов с их одной тридцать второй частью, даже особ королевской крови, чей процент был и вовсе исчезающее мал. Все они, как правило, были хороши лицом, даже очень хороши. Совсем не похожи на серолицых, с неправильными и несимметричными чертами квартеронов или, упаси Человечество, мулов, которые зачастую и вовсе не имели человеческих лиц. Все они были обладателями упругой розовой кожи, мягких овалов и прекрасных волос.
Даже семидесятилетние старцы выглядели моложавыми и полными сил мужчинами, ну а женщины сохраняли свою удивительную красоту до глубокой старости. Гретель объясняла ему, что все это — следы пластической хирургии и целого букета генетически омолаживающих процедур, которые, латая стареющий фенотип, одновременно превращали генотип в кишащее всякой нечистью болото. То болото, из которого черпали генетический материал их потомки. Остающиеся до самой смерти прекрасными аристократы передавали своим отпрыскам генетические дефекты величайшей силы.
Нет ничего удивительного, что баронские, герцогские и графские жены регулярно рожали от своих чистокровных супругов отвратительных мулов, которые втайне сжигались в дворцовых крематориях или по-быстрому закапывались в безымянных могилах.
Бывали в таких делах и казусы. Гретель как-то рассказывала ему о каком-то короле из Пацифиды, который, отправляясь за океан в военный поход, оставил во дворце беременную супругу. К несчастью супруги, ее сестры считали себя мастерицами дворцовых интриг и воспользовались ситуацией. Королева разродилась плодом, это был удивительно здоровый и сильный мальчик практически без следов генетических мутаций. Нет сомнения, в его жилах текла чистая, почти не разбавленная королевская кровь. Но сестры королевы были начеку. Они перехватили гонца с важным донесением и заменили его своим собственным посланием: «Королева ночью родила. Пол плода неясен — то ли мужчина, то ли женщина. Похож и на грызуна и на рептилию одновременно. Явный мул».
Убитый горем отец действовал так, как полагалось королю. Получив ответную депешу, верные слуги схватили ни в чем не повинную жену с крошечным сыном, запаяли их в контейнер для утилизации лабораторных отходов — и вышвырнули в океанские волны. Было у этой истории и продолжение, но уже смутное, обросшее слухами, как молодая раковая клетка обрастает кровеносными сосудами. Мол, принц с матерью умудрились выбраться из контейнера, разбившегося о дальний остров, остались живы и со временем вернулись по дворец, поквитавшись с подлыми интриганками. Так это или нет, Гензель не знал. Да не очень и стремился. К тому времени он уже составил об аристократии не самое лестное мнение.
Но король…
Его величество Тревиранус Первый был идеален. Лицо нельзя назвать прекрасным, оно было лицом рано постаревшего человека, но старость удивительным образом не стерла былой красоты, лишь сделала ее выдержанной, как хорошее вино. Нет, короля настоящим красавцем тоже не назовешь. Его лицо никогда бы не появилось на иконах в Церкви Человечества — у тамошних святых никогда не было темных, немного запавших глаз, припорошенных сединой волос и прыщей на шее. У короля Тревирануса Первого всего этого имелось в избытке. Но, как ни удивительно, эти мелкие детали совершенно не портили его благородного облика. Даже напротив. Он выглядел на удивление… Гензель даже растерялся, но быстро нашел нужное слово. Единственно возможное слово. Его величество Тревиранус Первый выглядел человечным.
Настоящим. Естественным. Таким, каким и должен выглядеть истинный человек.
И еще — безмерно уставшим. На его лице пролегли глубокие морщины вроде тех, что Гензель помнил на лице у отца. Взгляд королевских глаз оказался тяжелым и внимательным, точно принадлежал не королевской особе, а старому бомбардиру, нащупывающему глазами цель. В этот раз цель была прямо перед ним, и ему не требовалось вводить поправку, высчитывая скорость ветра или упреждение. Гензель ощутил предательскую дрожь в коленях, когда Тревиранус Первый неспешно скользнул взглядом по его телу. По сравнению с ним даже взгляд пустых глаз Гретель не казался столь пугающим.
![Надежда Кожушаная - Нога [киносценарий]](/uploads/posts/books/276827/276827.jpg)
