Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга суда
— Коннован, пожалуйста… тебе нужно уйти, здесь не безопасно.
— А ты?
— Я не могу, я — Хранитель, я отвечаю за замок и людей.
— И за меня.
— И за тебя, — соглашается он. — Поэтому ты должна уйти.
Где-то далеко хлопнула дверь. Не хочу уходить, мое место здесь, рядом с ним, чтобы рука к руке и как у людей — до последнего вместе, но как объяснить — не знаю.
— Это из-за меня все, так? Если бы ты не убил Сержа, то…
— То рано или поздно все равно пришлось бы выбирать, — Рубеус прижимается щекой к моей ладони. — Марек не потерпел бы конкурентов, просто немного раньше, чем планировалось… тебе нужно спрятаться.
— И желательно там, куда очень сложно добраться, — Карл вошел без стука. — Причем чем дольше вы разговариваете, тем меньше времени остается на подготовку. Конни, детка, давай объятья и прочую романтику отложим до другого раза. Если выживем, конечно. Милая, я совершенно серьезно говорю.
Не хочу подчиняться, понимаю, что Карл прав, но… не хочу. Ощущение грядущего одиночества разрушает с трудом завоеванный покой.
— Да очнитесь вы оба! — Карл рявкнул так, что люстра жалобно зазвенела. — Какого черта?! Да в любой момент… и всех накроет. Господи, во что я ввязался на старости лет?
Рубеус встал и, положив мне на плечо ладонь, повторил:
— Тебе нужно уходить и быстро. Я только не знаю, куда.
— А туда, куда кого попало не пускают, — Карл, подняв с пола рюкзак, протянул мне. — Тебя ведь приглашали вернуться, вот и вернешься. Чаю попьешь… с вареньем. А мы уж тут как-нибудь сами.
Рюкзак тяжелый. Закинуть на плечо получается не сразу, и Рубеус помогает. За эту помощь, в которой чудится стремление побыстрее от меня избавиться, я его почти ненавижу. Легкое прикосновение к затылку, холодные пальцы на шее — то ли извинение, то ли случайность.
— Конни, детка, все более чем серьезно, и лучшее, что ты можешь сделать, так это избавить нас от некоторой доли волнений.
Прямолинейность Карла граничит с жестокостью, но странным образом мне становится немного легче. Ножны креплю на поясе самостоятельно, и сабля больше не кажется врагом.
— Вот так намного лучше, — Карл улыбается, только улыбка немного кривоватой выходит. — Ты сильная девочка, прорвешься. И мы прорвемся, шансы есть.
— Честно?
— А разве я когда-нибудь врал тебе? Хотя нет, врал. Но на этот раз все честно. Ты дверь-то построить сумеешь?
— Постараюсь.
— Постарайся, девочка моя, постарайся…
Дальше… дальше было обычно, почти обыденно. Ладони на стене, попытка уловить нужное направление, мелкие детали, вроде белого фарфора и розовых бантов… кажется розовых. Нет, лучше стены вспоминать, буро-зеленые, покрытые ровным слоем краски, или потолок с длинными личинками ламп.
Дверь проступала медленно, очень медленно, а я все думала о том, что мы с Рубеусом даже не попрощались… смущенный взгляд, торопливое прикосновение губ и мягкий толчок в спину. Ни слов, ни обещаний…
Дверь открылась с тягучим скрипом, и, обернувшись в последний раз, я шагнула за порог.
Рубеус
— Вот такая вот хренотень, — сказал Карл, когда на стене растаяли остатки двери. Он даже подошел потрогал, чтобы убедиться, что стена осталась прежней.
— Нет, я конечно, надеялся, что получится, но увидеть собственными глазами… бред?
— Не знаю, — у Рубеуса не было ни малейшего желания разговаривать, тем более с Карлом.
— Понимаю, понимаю… пришел, испоганил прощание, слезы, объятья, поцелуи… обещания ждать вечно…
— Заткнись.
— И дай пострадать, — закончил фразу Карл. — Может позже? Во-первых, База — оптимальный вариант, с Империей война, в Княжестве он ее рано или поздно найдет, на Диких землях проблемы с выживанием…
Карл еще раз провел руками по стене и, прижавшись к каменной поверхности, постучал.
— Все равно не понимаю, как это получается… ну а во-вторых, у нас с тобой имеется проблема, от решения которой зависит то, встретишься ли ты с Коннован или… увы. Но в последнем случае страдать тебе будет некогда.
Карл сел на стол и положив рядом пистолет, крутанул его по часовой стрелке.
— Пока не началось, разговор к тебе. Серьезный. Ты все еще меня ненавидишь? — Карл остановил вращение пистолета и подвинул оружие к Рубеусу. — Давай, только честно.
Честно? Рубеус не знал. Раньше ненависть была чем-то определенным, стабильным и само собой разумеющимся. Она существовала всегда, помогая жить и выживать. Она определяла цель дальнейшего существования.
Карлу пауза в разговоре надоела, и он сам ответил на свой вопрос.
— Молчание. Ясно, значит, скорее нет, чем да. Это хорошо… видишь ли, ситуация такова, что я не могу позволить себе ненадежного компаньона. У тебя десять минут на то, чтобы подумать и принять решение, потом я жду либо вызов, либо… равноценное партнерство. Дружбы не требую.
С черных граней камня стекали капли света…
— Дружбы не будет. Партнерство — да. Только без этого, — Рубеус положил перстень на стол, и Карл, кивнув, накрыл ладонью передатчик.
— Что ж, верить тебе можно. В разумных пределах, конечно. Шанс один — объединиться, причем не столько физически, сколько… — Карл подбросил перстень на ладони. — Эта штука способна не только передавать информацию или следить. И то, и другое — энергия, а уж количество ее зависит от того, кто передает… и что передают. Теперь к вопросу «зачем». С Мертвым ветром вы сталкивались, хотя и не совсем поняли, что это такое. Определяющее слово «ветер» — мощная полуразумная энергия, которая, в отличие от обычного ветра, тяготеет к деструкции. Ну, к разрушению, если проще. Вообще процесс плохо изучен, сам понимаешь, желающих пообщаться не было, в целом могу сказать, идет преобразование органической и неорганической материи в энергию Ветра.
— То есть, чем больше поглощение, тем сильнее Ветер? — уточнил Рубеус, и без того не слишком оптимистичная перспектива ближайшего будущего приобрела оттенок безысходности.
— Примерно так. Но хаотичность структуры оставляет некоторый шанс. — Карл приложил руки к вискам, как обычно, когда пытался сформулировать мысль, но не получалось. — Мощный направленный поток энергии теоретически перегрузит активный центр ветра, что приведет не к постепенной трансформации, а к одномоментному выбросу энергии. Проще говоря, все тут на хрен взорвется. И замок, и мы с тобой и, с большой долей вероятности, эта чертова гора. Выжить… ну если сил хватит поставить экран, тогда выживешь.
— А ты?
Карл ответил на вопрос легким пожатием плеч.
— Дело не в моем благородстве. Если бы я был уверен, что у тебя достанет сил и умения передавать, расклад был бы иным. А так… хоть какой-то шанс на победу.
— Даже если умрешь?
— Ну, может еще и не умру… а вообще, оно того стоит. Наверное. Да и не люблю гадать, придет время, увидим. А пока налей чего-нибудь приличного. По такому-то случаю.
Перстень, пистолет, ожидание и слабая надежда выжить. Действительно хороший повод выпить… немного коньяка на дне бокала и хрупкая предрассветная тишина, осталось полчаса, может чуть больше, а там… ожидание затянется.
— А все-таки тоскливо ждать смерти, — заметил Карл, согревая в ладонях коньяк. — Начинаю завидовать людям. Боятся умереть, не понимая, что на самом деле бессмертны. Дети, внуки, правнуки — вот это настоящая нить вечности, у нас же в лучшем случае — иллюзия.
— Сожалеешь?
— Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не отрезал твою дурную голову, когда была такая возможность. Ну да с другой стороны, жить стало несколько веселее… ну, твое здоровье!
Карл отсалютовал бокалом. Рубеус ответил, ожидание не грозило быть таким уж тоскливым.
С тихим шелестом закрылись наружные щиты, ограждая обитателей замка от солнечного света. Еще несколько часов относительного покоя, коньяк и беседа ни о чем.
Фома
В замке пусто и тихо, кажется, что эта тишина скатывается в подвал, в безнадежной попытке спастись от одиночества. Сегодня получилось дойти умывальника, и Фома долго держал руки под тонкой струей воды, пытаясь запомнить ощущение тепла. А потом стало плохо. Боль накатила внезапно, мощно, как давно уже не было, и Фома сидел на полу, пытаясь справиться. Нельзя было отключать капельницу, но длины прозрачной трубки, по которой в кровь поступало лекарство, хватало лишь на три шага, а Фоме хотелось дальше, ведь легче же стало…
Не стало. В ушах гул, и даже если прижать ладони, то не исчезает, и мир перед глазами скачет. Нужно дойти и вернуть иглу на место, тогда придет туман и покой, но мышцы свело судорогой, и единственное, что оставалось — лежать, пережидая боль, и надеяться, что когда-нибудь она закончится.
Должна закончиться… красная капля крови разбилась о пол, и еще одна, и еще… Фома закрыл глаза, чтобы не видеть. Потом, когда он доберется до кровати, то напишет… о любви. Он писал обо всем, кроме любви, а это важно, очень важно.