Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка
— Кормили фэйри? Не забывай слов, не то услышишь не то, чего желаешь. Да вот, так уж вышло — горе побежденным. Даже лучшие из сидов для людей — Добрые соседи лишь до тех пор, пока разговоры подслушивают, и каверзы творят за всякую обиду. Стоит позабыть — жди неприятностей. С чего тогда началось? А, вот…
Новая история! Или, скорее, притча…
Построил себе один человек домик на самой вершине холма. Против обычая, да уж больно земля вокруг жирная, в ладони разотрешь — словно просит: «Расчеши меня легкой бороной, одари семенами — в десять крат отблагодарю!»
Так и вышло… если не считать мелочи.
В холме жили… ну, сиды, не сиды, но остроухая семейка из волшебного народца.
Поначалу знака никакого не подавал. Что он вообще есть, узнали, когда по случайности бочку воды на дворе опрокинули. Назавтра к хозяину, что высокородно поднимал поле — плед через плечо, меч на бедре — подошел высокий и ладный молодец в наряде цвета майских трав.
— Сосед, — сказал, — ты мне потолок залил. Нехорошо это…
Семья, что на холме поселилась, перепугалась. Если фэйри возьмутся проказничать… не всегда и переезд спасет. А бывает и хуже: соберешь урожай, а тот волшебным образом в чужой амбар перенесется — всего лишь оттого, что кто–то сидам несколько жмень овсяной муки ссудил…
Тут Немайн приостановилась, огляделась — вокруг уже вся дружина! Уточнила поспешно:
— Нет, сама я овсянку не люблю. Даже с плодами или ягодами… В детстве перекормили!
Овсяное печенье и лепешки, правда, ест охотно. Аж уши к макушке сдвигаются. Зато народ, к которому она, как верят местные жители, принадлежит — терпеть не может перловку. А пшеница в холодной и влажной Камбрии растет плохо.
Вот скот у холмовых, по поверьям, хороший. Так что при следующей встрече с молодцом в зеленом зашел разговор о мене овса на отменнейший холмовой сыр — и дело сладилось.
Шли месяцы, и люди привыкали, что соседи снизу — народ незлой, пользы от них немало, а случись что, достаточно извиниться. До «извиниться и продолжать», правда, не дошло. Не успело.
Зрители разулыбались. История про Славных соседей шла к ожидаемому завершению. Анастасия уже успела наслушаться таких сказок… Хорошие для людей с поверхности концы водились только в героических песнях о битвах. Правда, сиды обычно оказывались хотя бы отчасти правы. Может, поэтому Немайн такие байки не то что терпит — сама рассказывать принялась?
Как–то по весне молодец в зеленом явился в домик на холме, да предложил хозяину выгодное дело: засеять весь холм овсом, а собрав урожай — поменять у сидов на ячмень. Известно, холмовой народ за овес ячменя предлагает вдвое… а цены на ярмарке различаются совсем не в два раза. Выгода!
— Столько земли поднять один не смогу, — пригорюнился хозяин, — разве вы, холмовые, поможете еще вола купить?
Холмовому, надо сказать, от мены тоже получалась изрядная выгода. Ну любят мамы–холмовые детей овсянкой пичкать! Наверное, полезно это… Стали торговаться. Решили: вола купят вскладчину, половина будет числиться за живущим на холме, другая — за живущим в холме. Присмотрели скотинку, купили. Вот вол уже в стойле, а хозяева обсуждают приобретение за кружкой пива… Тут тот, живет на холме, и спроси:
— Добрый сосед, мы купили вола пополам, но так и не решили, которая половина чья. Тебе какая больше нравится? Та, что с рогами, или та, что с хвостом?
— Та, что с рогами, конечно, — ответил холмовой. Попался!
Поутру верхний хозяин почистил хлев, собрал навоз, вынес на поле. Потом постучал вниз, в холм. Сказал выглянувшему молодцу в зеленом:
— Вот, соседушка, со своей половиной я закончил. А теперь корми свою! Сено и репа с тебя…
Кто–то хохочет, кто–то, как Эмилий, ограничился ироничной улыбкой. Потом магистр оффиций расскажет, что знает эту сказку. В Карфагене у нее уже борода отросла, только герои — не сид и камбрийский горец, а пуниец и грек.
Тристан тоже улыбается сдержанно. Ждет, пока все успокоятся. Говорит:
— Продолжай.
— Что?
— Историю. Этим ведь не закончилось! Не верю.
Немайн приложила указательный палец к подбородку. Задумалась. Сочиняет! Правда, это понимают только Анастасия и Эмилий. Может, и Тристан — даром голову чуть склонил набок? Для прочих — сида роется в тысячелетних воспоминаниях. И верно, тысячелетних — свитки и кодексы императорской библиотеки бережно хранят древнюю мудрость. Даже языческую. Вдруг пригодится? Вот сестрино личико посветлело. Придумала!
— Закончилось, — говорит, — холмовой, он любил добрую шутку. Ну, пошутил маленько в ответ, и все.
Улыбается. Молчит. Ждет, пока спросят:
— Как?
— А просто. Приходит поутру верхний хозяин вола запрягать — глянь, а рога у того сзади, а хвост спереди, по носу хлопает. Пришлось скотину кормить, а потом с нижним хозяином спорить. Как–то договорились…
— Чистюля–сид взялся хлев чистить? — поинтересовался кто–то. Немайн поморщилась.
— Не сид, — сказала. — Если уж я говорю — фэйри, значит, народец был проще простого… А подробности оставьте навозному чиновнику! У нас разговор серьезный. Так вот, мэтр Амвросий, ты и правда пытался отдать мне голову, а себе взять хвост. Учителей с маленькой буквы у всякого человека может быть много. С большой — один. Если это буду я — мне и делить дни и часы этого молодого человека. По усмотрению! Мне просить специалистов — не одного и не двух — передать юноше те или иные умения. Которые выберу я. Тогда, когда скажу я, и столько, сколько отмерю я же. Ясно? Теперь решай. Говорят, одним топором не рубить вдвоем. По дереву. А скальпелем — по телу? Ты врач, вот и ответь. А учением — по душе?
Немайн смолкла. Вперилась в будущего ученика… а куда лекарю деваться, если так решили и его сын, и Немайн разом?
— Кстати, если… мне нужно будет очень подробно пообщаться с твоим духовником. Не подойдет — поменяю! А сейчас…
Зевнула. Всем телом, от кончиков сапог до кончиков ушей.
— … мне спать пора! Гейс!
