Пола Вольски - Сумеречные врата
Собственно гибели Блаженных Сосудов он не видел, потому что яркий свет заставил его зажмуриться в самый последний момент. Так что он честно признал, что не знает, каким способом умерщвлялись жертвы, а его подозрения не относились к делу. А вот в том, что касалось младенцев, истинность рассказа никак не могла сочетаться с правдоподобием. Ренилл мог только поскорее проскочить этот момент, сказав лишь, что тела новорожденных были «странно деформированы, в некоторых отношениях почти не напоминали человеческие», и что дети были «развить невероятно хорошо для недоношенных младенцев». Однако даже такая разбавленная и бледная версия правды вызвала в глазах слушателей холодок недоверия.
Как же рассказать им об огненной гибели младенцев и о той громаде, что поглотила их? А рассказать придется потому что самая суть его открытий в ДжиПайндру — столкновение с этим невероятным существом, неизвестной силой, исходящей из неведомых уровней реальности. Если не рассказывать об Аоне, то и вообще не стоит рассказывать.
Он как мог попытался объяснить увиденное с точки зрения здравого смысла. В описаниях придерживался самого бесстрастного тона и даже говорить старался ровным бесцветным голосом.
Бесполезно. С каждым его словам на лицах слушателей все отчетливее выражалось недоверие, и оно не исчезало, даже когда он перешел к собственному разоблачению Ренилл рассказал о бегстве из храма, преследовании вивури, кратко коснулся пребывания в убежище Безымянных похода в УудПрай, бесславного изгнания из дворца и возвращения в ЗуЛайсу.
Окончив рассказ, который длился не меньше часа, он облегчением замолчал. В горле пересохло. Оба слушателя тоже заговорили не сразу, и тишина нарушалась только яростными выкриками горожан, собравшихся на улиц вокруг резиденции.
Наконец во Трунир откашлялся.
— Потребуется некоторое время, чтобы разобраться в всем этом, — сказал он.
— В чем вы намерены разбираться, сэр? — пойнтере совался Ренилл.
— Нужно отделить факты от… гм… впечатлений.
— Вы в самом деле думаете, что в этот горячечный бред могли замешаться факты? — Шивокс недоверчиво покачал головой.
— Думаю, да, и весьма полезные. — Ответ во Трунира предупредил вспышку Ренилла. — Он, например, доказал, что в храме совершаются запрещенные законом обряды. По-видимому, приносятся человеческие жертвы. Следовательно, есть веские основания для" вторжения в храм частей Второго Кандерулезского. Он рассказал о несовершеннолетних туземках, принуждаемых к проституции. Еще одно вопиющее нарушение закона. Он установил, что некий КриНаид-сын существует, и дал основания для судебного разбирательства. Очень ценные сведения.
— Если они точны. А остальное?
— Легко объяснимо. Наркотические курения, сопровождающие проведение обряда, а впоследствии и действие яда вивуры. Кто сумел бы сохранить здравое восприятие действительности при таких условиях?
— Вот именно, — кивнул Шивокс. — И как прикажете слушателям отличить бред от истины, если это не под силу самому рассказчику?
— Сэр, я понимаю ваши сомнения, — игнорируя Шивокса, Ренилл обратился непосредственно к протектору. — И прошу вас отнестись к моему рассказу без предвзятости. Поверьте хоть в одно — в ДжиПайндру кроется некая сила, нам не известная. Эта сила реальна, обладает сознанием, и именно ее авескийцы именуют «Аон».
— Чаумелль, никто не сомневается в вашей честности. — Во Трунир неловко поежился. — Вы исполнили свой долг, рискуя жизнью, и мы отдаем вам должное. Несомненно, в храме вы стали свидетелем необычайного зрелища и описали его со всей доступной вам точностью, однако некоторые аспекты остаются неясными. Тут нет вашей вины. Учитывая недавно перенесенную вами болезнь, естественно ожидать некоторого замутнения сознания. Не сочтите за обиду, если я посоветую вам вернуться домой. Отдохните день-другой, подлечитесь. А тем временем обдумайте, что именно вы видели в ДжиПайндру. Когда ваша память прояснится — не раньше того — возвращайтесь и доложите еще раз.
— Протектор, я совершенно отчетливо представляю факты. — Ренилл с трудом сдерживался. — Я совершенно здоров. И, как ни благодарен я вам за заботу, но сегодня ночью мне домой не попасть — я уже пытался. Дверь заперта и дом, по-видимому, пуст.
— Как и многие другие. Все эти беспорядки, — кивнул во Трунир. — Поджоги и убийства. Второму Кандерулезскому более или менее удается поддерживать порядок в Малом Ширине, но они не могут успеть повсюду, так что несколько зданий сгорели. За последние недели в темных переулках найдено три или четыре изуродованных трупа вонарцев, и наши пугливые соотечественники отсылают жен и детей на родину. Суда не могут вместить всех желающих уехать. Сказать по правде, я их не осуждаю. Однако Малый Ширин пустеет, как кувшин с пробитым дном. Те, кто остался, в большинстве своем ищут убежища у нас, в резиденции. Поэтому немало домов на бульваре Хавиллак стоят пустые.
— А чьи это повозки во дворе?
— Отчасти — имущество горожан, остальное — беженцев из сельской местности. Там так же жарко, как в городе, и многие плантаторы с Золотой Мандиджуур обрушились на нас вместе с семьями, любимыми слугами, домашними животными и скарбом. Резиденция превращается в нечто среднее между гостиницей и складом, но и отказать им в пристанище невозможно. Кстати, ваши дядюшка и тетушка тоже здесь.
— Хорошо. Я советовал им покинуть Бевиаретту.
— Вы, конечно, захотите с ними поздороваться. Вероятно, они сейчас ужинают.
— В этих лохмотьях его не впустят в столовую для персонала, — заметил Шивокс. — Это переходит все границы.
— События последнего времени грозят убрать любые границы, — возразил Ренилл.
— Возможно, однако пока Шивокс прав, — поддержал второго секретаря во Трунир. — Придется вам где-то раздобыть приличную одежду, Чаумелль. Одолжите у кого-нибудь. И можете поспать в своем кабинете — он, кажется, еще свободен. Учитывая все обстоятельства, так, возможно, будет даже лучше.
Протектор замолчал, и снова стал слышен гул голосов с улицы, низкий и зловещий, как раскаты приближающейся грозы.
10
Щелкнул замок, и Джатонди обернулась к двери. Был уже вечер, но со времени ее изгнания из Святыни Ширардира, Паро ни разу не приносил еду до заката. Сейчас еще не время.
Дверь отворилась, и вошла гочалла. В своем обычном черном одеянии, которое было совсем ей не к лицу и еще сильнее подчеркивало бледность кожи. Темные круги под покрасневшими глазами говорили о бессонных ночах.
Джатонди исполнила привычный ритуал приветствия, но мать не ответила на него.
