Лэйна Джеймс - Колдовской камень
Ночью в коридорах юго-западного крыла замка раздался пронзительный крик. Фейдир вскочил на кровати и отшвырнул одеяло. Захлебывающийся крик не прекращался, и посланник вышел из комнаты со свечой в руке, двигаясь туда, откуда доносились эти громкие звуки. В этом вопле звучали такие отчаянные и истеричные нотки, что отовсюду стали сбегаться заспанные стражники и захлопали двери других покоев.
Это случилось перед самым рассветом. Свечи в коридоре догорели и погасли, только кое-где в чашках подсвечников подмигивали синие, издыхающие огоньки, которые почти не давали света. В одном из боковых коридоров Фейдир увидел несколько смущенно переминающихся с ноги на ногу солдат и поспешил туда, освещая себе путь своей свечой, которая была единственным источником света. Вопли внезапно прекратились, и в толпе стражников Фейдир увидел Люсьена, все еще одетого в тот же самый камзол, в котором он сидел за столом. У его ног скрючилась фигурка маленького слуги Рорика. Это был раб, не старше четырнадцати лет. Мальчик весь дрожал, и узкие плечи его сотрясались от рыданий. Один из солдат с трудом оторвал его от колен короля, и мальчик снова стал подвывать.
— Умоляю вас, сир, мой господин!.. Он болен, вы должны помочь ему!
Фейдир схватил за плечо солдата, который держал вырывающегося мальчишку.
— Позови врача! — приказал он, протягивая руки к мальчику.
— Как тебя зовут?
— Б-барри, господин. О, пожалуйста, поспешите, не то мой хозяин совсем-совсем умрет!
Слуга потащил Фейдира за собой по коридору, остальные последовали за ними.
В ярко-освещенной комнате для гостей лежал на кровати молодой граф. Он был обнажен, и его тело сотрясалось в страшных конвульсиях. Глаза закатились под лоб, а на губах выступила пена. Раб снова зарыдал, и Фейдир ударил его по щеке.
— Что он ел с тех пор, как вернулся в свою комнату? — спросил маг. — Может быть, он что-нибудь пил?
— Он ничего не ел, господин, только пил вино, — похныкал Барри. — Но я пробовал его. Я все пробую сам, прежде чем господин ест. Я всегда с радостью это делал! Он мой хозяин, и я люблю его больше, чем самого себя!
— Эй, в сторону! Отойдите все! — Гиркан грубо проталкивался сквозь толпу. Он был одет в просторную накидку, которая едва сходилась на его объемистом животе. Повернувшись к солдату, сопровождавшему его, придворный лекарь распорядился:
— Ну-ка, прогони отсюда всех посторонних! Дайте мне место!
Солдаты выгнали в коридор всех зевак и вышли сами, кроме двух стражников, охранявших покои Люсьена. Он сам тоже остался. Барри подбежал к кровати и схватил своего господина за руку, пытаясь удержать его тело на узком матрасе. Фейдир отступил к стене и посмотрел на Люсьена. Тот стоял у дверей и совершенно бесстрастно взирал на то, как умирает юный граф.
Фейдиру было совершенно очевидно, что и на сей раз Гиркану не удастся совершить никакого чуда, которое излечило бы Рорика. Посол холодно наблюдал за тем, как агония достигла своей высшей точки и внезапно прекратилась. Организм графа не выдержал, и он затих, неестественно вытянувшись на кровати. На лице его застыл ужас. Барри, поняв, что его возлюбленный господин мертв, испустил еще один отчаянный вопль и бросился на грудь мертвеца.
Гиркан взял со столика недопитый кубок с вином и, взболтав его содержимое, понюхал.
— Яд! — объявил он, быстро взглянув на Люсьена.
— Не может быть, господин! Я пробовал это вино, — заплакал Барри навзрыд.
— Спросите у леди? — Его заплаканные глаза обежали комнату и лица собравшихся у постели мужчин. — Она должна быть где-то здесь!
— Тут нет никакой леди, — возразил Гиркан.
— Должна быть. Она пришла к господину, чтобы остаться на ночь. Красивая такая, со светлыми волосами, похожими на то, как цветет кукуруза. У нее было голубое платье и голубые глаза?
— Как ее звали? — спросил Люсьен.
— Она не говорила, милорд.
— Здесь не было женщины, — ровным голосом заявил король. — Ты отравил своего хозяина.
— Нет! Как вы можете так говорить?! Никогда!!!
Люсьен нетерпеливо щелкнул пальцами, и двое стражников поволокли Барри к выходу, прочь из комнаты. Его вопли еще долго эхом звучали в пустых каменных коридорах. Гиркан, Фейдир и Люсьен остались втроем.
Лекарь накрыл тело графа простыней. Почесывая свою лысеющую голову, он проговорил:
— С вашего позволения, милорд, я пришлю своих помощников попозже, чтобы они занялись телом.
— Разумеется, — Люсьен жестом отпустил Гиркана, и толстяк вышел.
— Гнусное коварство, — заметил Люсьен, исподлобья взглянув на дядю. — Я назначу суд, после которого щенок будет казнен. Обещаю тебе, что его смерть будет столь же мучительна, как и смерть его господина.
— Нет, — резко сказал Фейдир. Люсьен заморгал, и Фейдир повторил это коротенькое слово с еще большей силой и злобой:
— Нет! Пусть его просто задушат гароттой . Это вполне достаточное наказание за преступление, которого он не совершал. Жестоко заставлять его страдать сильнее, чем он страдает сейчас.
Люсьен заиграл желваками на скулах.
— На что это ты намекаешь, дядя?
— Я ни на что не намекаю. Я констатирую очевидное.
— Будь осторожен, разговаривая со мной в таком тоне.
Фейдир вдруг почувствовал внутри страшную ярость. Камень на цепочке ослепительно вспыхнул и часто-часто замерцал, по-своему реагируя на внутреннее состояние своего хозяина. Фейдир стиснул его в кулаке.
Обманчиво-мягким, вкрадчивым голосом маг заговорил:
— Ты, племянник, как я погляжу, до сих пор не имеешь ясного представления о том, насколько я могущественен и какими силами я владею. Одной только мыслью я могу превратить тебя в пепел и развеять по ветру.
— Тогда сделай это, — Люсьен оскорбительно рассмеялся прямо в лицо дяде.
— Впрочем, ты все равно не посмеешь. Я тебе нужен.
— Это так, — сладко промурлыкал Фейдир, — однако существуют вещи и похуже смерти. Я всегда возьму свое, Люсьен. Не сомневайся. И запомни, нет ничего легче и проще смерти.
И он указал скрюченным пальцем на неподвижное тело Рорика Д'Лорана.
— Каждый человек, племянник, чего-нибудь да стоит, на что-то годится.
Ты повел себя как дурак и расточитель. Ты отнял у него жизнь не задумываясь, не взвешивая последствий.
— Он смотрел на нее! Он осмелился прикоснуться к ней! — вспыхнул Люсьен.
— И из-за этого ты решил отказаться от десятков торговых кораблей? Стал бы ты из-за пустяка подвергать риску наш договор с Роффо?
— Ты не понимаешь! — вскричал Люсьен. — Ты не понимаешь, через что мне приходится идти! Джессмин и любит и не любит меня. Она чувствует себя обязанной мне, ты понимаешь, обязанной! Ей кажется, что она должна любить меня за то, что я для нее сделал. Это еще хуже, чем было, дядя.
