Элеонора Раткевич - Время золота, время серебра
— О чем задумалась, дитя мое? — спросила Мудрая Старуха юную Невесту, созерцающую ритуальный нож для перерезания пуповины с каким-то чересчур странным видом.
Ведь, скорей всего, она умрет, рожая, и пуповину перережет кто-то другой. Так почему на ее лице так мало смирения? Даже какая-то дерзость, что ли?
— Да вот, думаю, что получится, если этим ножом да провести по чьей-нибудь шее, — небрежно ответила юная гномка.
— Что ты, деточка! — испугалась Наставница. — И думать забудь! Голову мигом напрочь отхватишь! Он же острый, как…
— Да? А если — цвергу? — продолжала Невеста. — Они ведь не чета всем прочим! Воины… У них, должно быть, шеи как броня…
— Выбрось эти глупости из головы! — рассердилась Мудрая Старуха. — Цверги такие же гномы, как и все! Даже не вздумай сдуру попробовать! Убийцей захотела сделаться?! Ты — Невеста, твоя цель — сделаться женой и подарить жизнь следующему поколению гномов!
Наставница говорила долго. Девушка прилежно ее слушала. Потом поблагодарила.
— Подумай над этим, — бросила Мудрая Старуха уходя.
— Так, значит, такие же, как и все? — задумчиво пробормотала Невеста, и ее пальцы огладили рукоять ритуального ножа.
— О, Марлецийский университет! — живо отреагировала герцогиня.
— Да, миледи, — поклонился Шарц.
— А как поживает профессор Фраже? — спросила она.
— Насколько я знаю — прекрасно, — удивился Шарц. — Впрочем, я мало знаком с ним. Он не по моей специальности. Я ведь изучал медицину, а не историю.
— Но он же дружит с вашим профессором Ремигием!
— Верно, миледи, — Шарц удивлялся все больше.
— А профессор Брессак? У вас он должен был вести историю медицины…
— Один из моих любимых преподавателей! — воскликнул Шарц.
— Он до сих пор водит в аудиторию свою собаку? — с улыбкой спросила герцогиня.
— Да, миледи. А в перерывах играет ей на виоле. Большой чудак, — ответно заулыбался Шарц.
— Но прекрасный ученый, — тут же добавила она.
— Лучший! — воскликнул Шарц. — А уж какой преподаватель!
— Не сомневаюсь, — вздохнула она. — Его работы просто заворожили меня.
— Осмелюсь задать вопрос, миледи, — осторожно начал Шарц. — Неужто вы…
— Нет, я не училась в Марлеции, — с улыбкой покачала головой герцогиня.
— Тогда откуда вы…
— Просто мне было интересно, и… одним словом, я состою в переписке с многими профессорами, из Марлецийского университета и не только. В основном это профессора истории, так как этот предмет привлек меня больше всего. Эти милые люди любезно согласились отвечать на мои послания, так что можно сказать, что я прошла курс истории заочно.
— Но… зачем это вашей светлости?
— Как тебе сказать… знаешь, говорят, что мужчины делают историю, а женщины созерцают и оценивают ее. Я пошла немного дальше. Я записываю свои наблюдения и оценки. А ты зачем учился?
Шарц вздохнул.
— Моя мать умерла, рожая меня, — повторил он сказанное когда-то герцогу. — Я решил стать врачом, чтоб найти способ… чтоб ни одна женщина больше так не умирала. Я дал обет.
— Вот как? — герцогиня посмотрела на него с новым интересом. — И ты нашел такой способ?
— Нет, миледи, — развел руками Шарц. — Но я не теряю надежды. Я знаю, он был, этот способ. Его просто забыли. Я надеялся, что в библиотеке Марлецийского университета есть эти знания. Я ошибся. Я перерыл все запасники, все хранилища, меня прокляли библиотечные служители… и ничего. Ничего. Но я не теряю надежды. Я теряю другое…
— Что же? — заинтригованно спросила герцогиня.
— Быть может, прямо сейчас от моего незнания кто-нибудь умирает, — глухо выдавил Шарц.
— О-о-ох… — только и вырвалось у герцогини. — Но это же не может быть твоей виной!
— Виной может быть все, в чем я сам себя обвиняю, — ответил Шарц.
— А профессор Брессак? Кажется, он знает все на свете? — осторожно произнесла герцогиня.
— Он согласен, что такой способ был, — вздохнул Шарц. — А больше он мне ничем не помог. Потому что и сам не знал ответа.
— Так. Теперь минуточку… — герцогиня обернулась к мужу. — И этого человека ты мне представил в качестве шута?!
— Просто он пощадил тебя по моей просьбе, — усмехнулся герцог.
— Человек с дипломом Марлецийского университета будет перед тобой дурака валять?! — возмутилась герцогиня. — Почему ты не хочешь дать ему должность врача?
"Так значит, женщины только наблюдают и оценивают историю, миледи?" — подумал Шарц.
— У нас уже есть врач, любимая.
— А двух мы не прокормим! Замок рухнет! Или ты считаешь, что его работа не важна?
— Напротив, — покачал головой герцог. — Совершенно даже напротив. Я же страшный эгоист, милая. В первую голову думаю о себе. А для меня ведь что важно? Чтобы с тобой все было хорошо.
— А мне раньше или позже предстоит рожать, — кивнула герцогиня.
— Потому-то я и сделал его шутом, — пояснил герцог.
— Не поняла?! — удивилась герцогиня.
— Да?! А еще с марлецийскими профессорами переписываешься! — поддразнил герцог. — Хью небось тоже ничего не понял. Чему вас только в этой Марлеции учат? То ли дело мы, безграмотные герцоги, кажись, только и умеем, что мечом помахивать, а между тем… Ну найму я его на службу как второго лекаря, так наш доктор Спетт ему жизни не даст. И мне заодно. А гнать старика рука не подымается, сама знаешь, скольким я ему обязан. А потом еще начнут к нашему новому доктору слуги один за другим бегать. Тому припарку, этому притирку, тот ногу вывихнул, этому глаз подбили, где у него время работать? Затерзают по пустякам. Нет уж, пусть он лучше у меня во время обеда с полчаса под носом покрутится, до бешенства пополам со слезами меня доведет, пару оплеух заработает, да и отправляется себе в библиотеку, способ свой открывать. Авось и вправду откроет.
— Так это не оскорбление, а синекура? — разулыбалась герцогиня.
— Когда это я оскорблял хороших людей? — ответно улыбнулся герцог. — А уж оскорблять твоего коллегу по университету, как и ты, почитающего этого смешного профессора, который играл своей собаке, это было бы слишком самонадеянно с моей стороны, ты не находишь?
Милорд и миледи улыбались, глядя друг на друга, и Шарц невольно залюбовался ими.
Миледи была потрясающе красива. Странно, он только теперь это заметил. Пока она говорила с ним, он видел только ее умные глаза. Как же он не заметил всего остального? Упоительно тонкая талия, потрясающие плечи, изумительное золото волос, лицо необычайно выразительное и не просто прекрасное — волшебное. Такой она стала, едва поглядев на герцога. А его светлость стоил того. Его строгая чеканная красота оттеняла ее мягкий профиль, словно суровые, обветренные скалы оттеняют закат. Они были так хороши, что дух захватывало.
