Ольга Кай - Городская Ромашка
- Здравствуй, Ромашка.
Она не вздрогнула, когда за спиной раздался знакомый голос, а почувствовала, как все тело пронял холод, потом вдруг кинуло в жар. И оглянулась, чувствуя, что голова кружится, а язык вполне может отказаться внятно произносить слова.
- Здравствуй, - выдавила Ромашка и тут же, опустив глаза, вновь отвернулась.
Мирослав подошел и сел рядом. Они оба молчали, глядя вперед, но не друг на друга, потом Мирослав сказал тихо:
- Скажи, Ромашка, ты меня избегаешь?
Девушка растерялась, не зная, что ответить на этот вопрос - она и сама не знала ответа. И Ромашка промолчала, хотя остро ощущала - нельзя молчать. Надо объяснить что-то, что-то сказать, но не молчать. Она очень боялась, что Мирослав вот сейчас встанет и уйдет, и уж тогда можно больше не ждать, что в один прекрасный день вдруг первым подойдет, заговорит…
- Может, я тебя чем-то обидел? Так ты скажи.
Девушка качнула головой и прошептала:
- Нет. Не обидел.
Мирослав повернулся и смотрел теперь прямо на нее. Взгляда светлых глаз Ромашка не выдержала, опустила лицо.
- Так что же случилось, Ромашка? Может, я все-таки сказал или сделал что-то не то, или просто…
Он замолчал, но ответа Ромашки, судя по всему, собирался дождаться.
- Я не знаю, отчего так получилось, - пробормотала Ромашка. - Я не избегала… Я не специально. Я, - она перевела дыхание, и, решившись, высказала: - я подумала, что, наверное, и так чересчур тебе надоедаю, а я не хотела…
Брови Мирослава приподнялись, теперь вид у него был слегка ошарашенный:
- И что же, интересно, привело тебя к подобным рассуждениям? - серьезно спросил он.
- Не знаю, - виновато прошептала девушка. - Мне просто показалось…
Мирослав улыбнулся, и улыбка его выражала одновременно и удивление, и облегчение.
- Я ведь сам пытался к тебе подойти, но ты каждый раз то убегала к девушкам, то пряталась в толпу. А когда я решил поговорить с тобой и зашел к вам в дом, у тебя был такой занятый вид, Ромашка, что мне просто неловко стало отвлекать тебя по пустякам. Знаешь, мне уже начало казаться примерно то же самое, что и тебе.
Ромашка встрепенулась, а улыбка Мирослава стала шире. Девушка выдохнула, чувствуя невероятное облегчение и легкие угрызения совести от того, что целый месяц, оказывается, неосознанно обижала человека, да и себя зазря мучила. Ведь ей почему-то думалось, что после непозволительно вольного поведения в лагере, когда она ухаживала за ранеными и за Мирославом, после чрезмерных проявлений заботы ее общество обязательно будет ему в тягость. Как же приятно было узнать, что ошиблась.
- Ой, прости, я не хотела! Я себе чего-то надумала и… Глупо как получилось!
- Верно, - согласился Мирослав.
Поза его перестала быть напряженной, Мирослав поднял руку, убрал с лица выбившуюся прядь седых волос, которую трепал гуляющих в верховьях ветерок. Он, как и летом, в теплую погоду, был одет в простые штаны да вышитую сорочку, подхваченную поясом, и Ромашка удивилась про себя - как это ему не холодно? Прохладный осенний ветерок порой дышит холодом, от которого сама Ромашка зябко съеживается, и даже шерстяная безрукавка ее не спасает.
- Ты не сердишься на меня?
Мирослав отрицательно покачал головой:
- Нет, что ты. Разве что на себя, немного…
Снова повисло молчание, но Ромашка уже чувствовала себя хорошо, по крайней мере, на душе у нее было легко и приятно.
- Я неделю назад в Родень ездил, - сказал Мирослав.
Девушка встрепенулась, ожидая новостей.
- Пленных солдат допросили, и теперь точно известны по крайней мере два города, что входят в военный союз.
Ромашка молча ждала продолжения. Мирослав отвернулся, смотрел теперь на лес, хмурился, словно пытался найти слова, которыми сообщить Ромашке уже наполовину угаданную ею новость. Но, то ли особых слов не нашлось, то ли Мирослав, как всегда, предпочел сказать прямо, как есть, не смягчая и не приукрашивая, но он повернулся, посмотрел в глаза Ромашки…
- Защитные шлемы разрабатывались в том городе, где был Сивер. Там больше всего занимаются различными разработками военных технологий. И половина солдат были оттуда. Вторая половина - из твоего города, Ромашка. Он ближе остальных находится к Рубежному, поэтому в последующих военных действиях будет принимать самое активное участие. А еще в твоем городе начинается призыв в армию молодых парней, более-менее развитых физически. Их тренируют на специальном полигоне, учат держать оружие, стрелять и драться на ножах. Я пока не знаю, есть ли у городов еще какие-нибудь новые разработки, кроме защитных шлемов, но, думаю, есть. Ведь иначе, даже при численном превосходстве, их армия обречена, и они не могут этого не понимать. В общем, как и сказал на Совете Сивер, весной они готовятся идти на нас войной.
Ромашка ничего не сказала. Ей было горько сознавать, что среди солдат, которые вступят в битву с людьми, живущими на берегах Родны, вполне могут оказаться ее знакомые, ее бывшие одноклассники или просто соседи. Мирослав внимательно вглядывался в ее лицо, потом вздохнул, еще больше нахмурился.
- Города будут уничтожены прежде, чем выступят войска, - сказал он.
Осенний день был тих, лишь отголоски звуков долетали с поселка. Ромашка закрыла глаза, и в этот миг она отчаянно надеялась, что время воротится вспять, хотя бы на несколько минут, и Мирослав не произнесет этих слов, никогда не произнесет. Но даже если Мирослав не скажет этого, все равно… Совет ведь принял решение, принял давно, да только Ромашка до последнего убеждала себя, что ее родного города это не коснется. Она тряхнула головой:
- Нет!
Глаза Ромашки были теперь широко открыты и смотрели куда-то вдаль взглядом, полным ужаса и отчаяния, словно что-то невообразимо страшное видела она впереди. Она открыла рот, но слова застревали в горле.
- Как? - сиплым, чужим голосом произнесла она. - Как? Там же люди… Как же так? Как же так можно?… Там же люди!
Она посмотрела в лицо Мирослава и резко отвернулась. Конечно, Мирослав полностью понимал все, что она сейчас чувствовала - Ромашка видела это по его глазам - и это было невыносимо, ужасно, потому что даже накричать на него, обругать, чтобы дать выход разрастающейся в груди злобе, Ромашка не могла. И ударить не могла - знала, и это он поймет. Потому просто отвернулась.
- Как же так? - вновь прошептала она. - Как же так - взять и погубить всех, без разбору?
Голос ее сорвался, и Ромашка почувствовала, что вот-вот заплачет. Осенний пейзаж оказался размыт слезами горечи и отчаяния от сознаваемой беспомощности. Как же она, глупая, надеялась? Ведь все к тому шло, все… Две слезинки покатились по щекам прозрачными капельками, потом еще две, и еще - Ромашка не замечала этого. Она сидела неподвижно, не обращая никакого внимания на то, что разноцветная картинка перед глазами давно уже поплыла водянистыми пятнами.
