Вероника Иванова - И маятник качнулся...
Я не хотел мучить парня — сам напросился. Но, видя и почти ощущая его страдания, ваш покорный слуга страдал не меньше. Пусть и от своей собственной боли. Лукавая Мантия снова не сказала главного: в прерванном Обращении страшна именно Незавершённость. Недоделанность. Ты перестал быть кем-то одним, но... Ты не смог стать и кем-то другим. Ты — ничто. Заготовка. Кусок мрамора, которого никак не коснётся резец. Шмат глины, оставленный гончаром «до лучших времён». Недописанное слово в снежной пустыне чистого листа. Ты знаешь, каким ты был задуман, и знаешь, кем ты мог бы стать — но ты мечешься Между... Ты беспомощен. Ты — сломанная кукла в руках ребёнка, который не ведает, что даже у кукол есть сердце...
Я стою, твёрдо и прямо. Шадд’ар корчится у моих ног в судорогах. Я чувствую себя палачом, потому что прекрасно знаю: для оборотня нет кошмара хуже, чем не довести до конца трансформацию. Хотя бы один раз у каждого из них происходит «срыв», и хорошо, если рядом окажется терпеливый и опытный наставник, который поможет покинуть Лабиринт Меж-Реальности... И больше всего подобная неудача врезается в память, если происходит не в раннем детстве, а в юности, когда сознание сформировано полностью, но ещё чрезмерно уязвимо и хрупко. Я видел пару примеров... Кстати, мальчик покончил с собой...
Наверное, я злюсь — чем иначе объяснить этот бесстрастный садизм, ударяющий по мне самому? Да, злюсь. Драная кошка посмела встать у меня на пути именно в тот момент, когда я сильно-сильно захотел кое-что сделать. Опрометчивый шаг. Конечно, нечестно так поступать, он ведь не может ответить мне... И всё же нужно его поучить: я могу позволить себе недооценить противника — просто в силу того, что всё, связанное с магией, не несёт для меня прямой опасности, а вот он... Надо остудить его пыл, пока кто-нибудь более нетерпеливый и менее великодушный, чем я, не помог ему успокоиться. Навсегда...
Тяжелее всего — разделить сознание. Я вынужден контролировать сразу несколько горизонтов: оборотней, занявших круговую оборону по обе стороны моста, сходящего с ума шадд’ара, разрывающегося между двумя своими ипостасями, и... самого себя. Пожалуй, самый главный объект среди перечисленных — ваш покорный слуга. Если я утрачу контроль над собой, буря, бушующая в одном отдельно взятом Межпластовом Кармане, вырвется на свободу, сметая всё на своём пути. И по крайней мере на десяток миль во все стороны любое вместилище магии претерпит изменения. Какие? Могу только догадываться. Даже любопытно...
Мне грустно, и неожиданная грусть ранит сильнее, чем боль, отголоски которой долетают со стороны шадд’ара. Я даже немного ему завидую: загоню Мантию на место, и он снова станет прежним. Каким захочет. А я... Я обречён остаться посередине, между «не было» и «не будет»... Так больно, что я даже начинаю испытывать наслаждение, упиваясь своим уродством... Ещё чуть-чуть, пожалуйста, — я смогу рассыпаться на мелкие кусочки, и тогда, быть может... я перестану чувствовать...
Нет. Зачем я пытаюсь обмануть самого себя? ЭТО не способно меня разрушить. Я привык быть ничем, и незавершённость меня не пугает. Возможно, находиться в Пути всё время — лучше, чем бегать по кругу, из начала в конец и обратно...
Раздражение уходит, просачиваясь между стиснутыми пальцами, и утекает вниз, смешиваясь с журчащими локонами реки. Новая игрушка упала на пол, едва не разбившись, и я потерял к ней интерес? Пожалуй. Но — ломать?.. Не стоит. Потому что это — не моя игрушка...
— Достаточно, ma’daeni. Пощадите его... и себя. — Тихий голос заставляет всколыхнуться Полог, который я мог бы опустить до конца.
Мантия, хитро скалясь, сворачивает Крылья.
Не так быстро!
«Что-то ещё?»
Осторожнее, иначе ты покалечишь сознание парня!
«Что мне за дело до этого невоспитанного ребёнка?»
Когда-то я... сам был таким.
«Не лги... ТАКИМ ты никогда не был...»
Почему же?
«Тебе никто никогда не прикрывал спину...»
Дыхание на миг сорвалось, и я скривился, когда игла сожаления кольнула грудь.
Оставим эту тему.
«Как пожелаешь...»
Помедленнее!
Я попытался мысленно коснуться сознания оборотня. Нежно-нежно, словно губами...
Всё хорошо, малыш... Не бойся, всё прошло... Я больше никогда не заставлю тебя испытывать такую боль... Дыши ровнее и глубже, сейчас всё закончится... Вот так, хорошо...
Пора и мне возвращаться к реальности...
Я встряхиваю головой, поворачиваясь.
Не может быть! Так вот кто ты, добрый друг моего детства! Почему же я не знал? Почему никто не говорил мне? И ты сам — зачем ты хранил в тайне свой титул?
Янтарные глаза всё так же теплы и понимающи. Я тону в них, отчаянно крича: «Почему ты не приходил раньше? Ты был так нужен мне!» И он отвечает:
— Мы всегда рядом друг с другом. Если хотим. Достаточно — вспомнить...
— Вы... Здесь... Зачем?
— Разве та, которую я послал говорить от своего имени, не объяснила цели?
— Да, но... Искать убийцу — не занятие для Главы Семьи.
— Всё зависит от того, кто — убийца и кто — жертва.
— И? — Я заинтересованно вскидываю бровь.
— Я выяснил всё, что хотел. — Он мягко улыбается.
— Каково же будет ваше решение?
— Вас заботят такие мелочи, ma’daeni?
— Это вовсе не мелочи! — Я качаю головой. — Я не отрицаю, что виновен в смерти одной из Охотниц... вы вправе назначить наказание. Какое сочтёте нужным.
— Наказание? За что? За то, что вы защищали свою жизнь? И жизни других людей? — Как много ты знаешь, старик...
— Я действовал... не слишком честно, — сознаюсь я, хотя и неохотно.
— Вы имели на это право.
— Нет, вы не понимаете... Я... не хочу пользоваться Правами.
— Потому что не желаете принимать на себя Обязанности? — Он, как всегда, видит меня насквозь, и я смущённо отвожу взгляд. — До поры до времени это будет вам удаваться, но... Ничто не длится вечно. Пора принять то, что предначертано.
— Кому это нужно? Я не хочу, чтобы мне подчинялись только потому, что я родился тем, кем родился. Это неправильно. Тем более что я не могу ничем утвердить своё Право. Кроме разрушения... Я хочу, чтобы меня уважали и любили, а не низко кланялись, сплёвывая в сторону...
— Что же вам мешает заслужить уважение и любовь?
— А разве во мне есть хоть что-нибудь, достойное этих чувств?
— Кто знает... Но если вы не уважаете и не любите самого себя, никто другой тоже не сможет этого делать.
Наверное, ты прав, старик. Любить. Уважать. Я не знаю, что на самом деле означают эти чувства. Моя любовь никогда и никому не требовалась, а что касается уважения... Разве можно уважать того, кто выше тебя? Восхищаться? Да! Преклоняться? Да, тысячу раз, да! Уважать — значит признавать достойными личные качества того, кто равен тебе. А как быть, если ты отделен ото всех высокой стеной? И что характерно: того каменщика, что возвёл её, давно уже не существует. В материальной форме, по крайней мере — чтобы можно было набить ему морду...
