Людмила Астахова - Наемник Зимы
Леди кивнул в знак согласия, и староста оживился:
– Из самого Тартоннэ. Вся раззолоченная, длиннючая аж жуть какая. На носу птичья рожа и паруса желтые. Герцог прислал к нашему конену посла. Говорят, чуть ли не герцогский племянник.
– Дэрих, зачем пришел-то?
Она насмешливо сощурилась на одно лишь короткое мгновение, превратившись из внушающей трепет ведьмы в милую и улыбчивую молодуху. Дэрих смутился до полного онемения. Ох и нелегкая это работа – беседовать с леди с глазу на глаз. Пока он набирался храбрости, та терпеливо ждала, прекратив работу.
– Указ вышел такой: мол, все чародеи и ведьмы от подземных демонов происходят и чарами простых людей в глубины преисподней замануют. Мол, все ведьминские штуки суть обман и мракобесие, а ежели кто станет таковых привечать, то, стал быть, тот сам супротив истиной веры в Бога и Пророка. Велено на каждом острове построить по церкви, а герцог с патриархом пришлют к осени нам правильного священника. Стал быть, ведьм велено гнать в три шеи.
Всему на свете приходит конец, особенно хорошему. Причем, что показательно, хорошее имеет необъяснимую тенденцию иссякать гораздо быстрее, чем плохое. И хотя до весны, до того как первая купеческая шикка преодолеет расстояние от Лорарда до кераганских причалов, времени еще немало, но можно считать, что этот этап жизни подошел к логическому финалу.
«Как жаль, – подумалось Джасс. – В кои-то веки появились свой дом, достойное занятие, мирные богобоязненные соседи».
– Ежели его светлость дознается через конена нашего, что ты тут живешь, то худо нам всем придется. Точно тебе говорю – быть беде. Несдобровать тебе, леди. Его светлость на расправу скорые, чик – и повесят. И тебя и нас. За компанию. Понимаешь меня?
– Понимаю, – согласилась женщина.
– Пока зима, оно еще куда ни шло. А чего весной будет?
– А чего весной будет?
Дэрих сначала покраснел, потом побледнел до синевы. Боязно ему было.
– Я о чем говорю… эта… о чем я говорю-то? Ну стал быть, надо тебе… эта… домой надо. Стал быть…
Бедняга трижды вспотел, и трижды пробрало его мертвящим холодом от собственной смелости. Но главные слова уже были сказаны, и теперь отступать поздно.
– Негоже леди прогонять, но с герцогом шутки плохи. Наши кераганские мужики решили, что лучше совсем уж совсем без леди… Ты уж извини нас великодушно, но будь ты хоть трижды своя… а то ведь пришлая. Оно ведь раньше и на Эрмидеях были повелительницы погод. Вера нонче поменялась, господам оно ведь виднее. Будем в церкву ходить. Бог-то ведь один.
Джасс впервые слышала, чтобы староста произнес такую длинную речь. Значит, сильно прижали неуступчивых кераганцев. И тут как раз их понять было несложно. Джасс не обижалась. Рыбаки жили до нее без всякого волшебства, полагаясь лишь на приметы, и дальше обойдутся. Они простые богобоязненные люди, что с них возьмешь.
– Хорошо, как только потеплеет, я уберусь с Керагана.
– Ты не серчай на нас… Так сход решил. А я что?
Леди печально улыбнулась. Опустила виновато голову, теребя кончик толстой короткой косы, точь-в-точь как Дэрихова старшая дочка – тихоня и молчунья Крити. Только у леди волосы темнее и руки тонкие, как у благородной женщины. И хвала Владыке Небес, что Крити никогда не станет похожа на это… чудище в юбке. Безмужняя, некрасивая, злая. Разве такой должно быть бабе? Ото ж!
– Я того… пойду я, леди. Ты только зла на нас не держи? – с опаской спросил Дэрих.
– Ладно, – махнула она рукой и добавила: – Шторм еще три дня будет.
Неуклюже пятясь задом, староста выскользнул наружу и чуть ли не бегом потрусил по тропинке к притихшей кучке смельчаков, с нетерпением ожидавших результата столь серьезного разговора. Ожидание дело тяжкое, и они успели согреться изнутри ядреным самогоном, а теперь, когда появился повод отпраздновать удачу Дэриховой миссии, радостно загалдели. Их путь лежал прямиком в теплую старостову халупу, и никто лишнее мгновение не стал задерживаться в такой непосредственной близости от дома колдуньи.
Прошло еще три дня, три дня покоя, работы и шума ветра, свирепого и ледяного, истинно агейского шторма. Точно в соответствии с предсказанием Джасс, за которое, впрочем, никто не спешил благодарить. А затем небо расчистилось, выглянуло бледное северное солнышко, море успокоилось, сделавшись из грязно-серого синим и радостным. Кераганцы быстро протоптали тропинки сквозь высокие сугробы, торопясь воспользоваться столь редкой в такое время года хорошей погодой. Кто-то из хозяек затеял постирушку, кто-то выбил на свежем снегу пыльные половики, мужчины вышли на лов, а детишки укатали пологую горку рядом с мелким, насквозь промерзшим заливчиком и теперь с визгом и воплями катились с нее кто на рогожках, а кто и на собственных задах.
Джасс тоже присоединилась к всеобщему оживлению и пошла на вершину Дозорной горы, проверить вешки с заговоренной пряжей, камнями и ракушками. После шторма алые и черные нитки набирают много силы. Джасс решила на прощание сплести покрывальце для Ястэ, жены одного хорошего молодого паренька из рыбачьей артели, которая минувшей осенью вышла за него замуж и теперь отчаянно мечтала о малыше. Полуденный склон, более пологий, был засыпан снегом разве что женщине не по пояс, и Джасс лишний раз похвалила себя за догадливость надеть меховые штаны и куртку. Можно, конечно, идти по северному склону, где ветер сдувает с камней весь снег, но там опасно даже летом, а зимой легче легкого ненароком сорваться и сломать себе хребет.
С верхушки холма вид открывался на все четыре стороны, и при хорошем зрении можно было рассмотреть берег соседнего острова. Здесь было спокойно, пусто, светло и очень хорошо. Искрился снег, нетронутый, ровный, как полотно, похожий на прекрасную ткань, вроде парчи. Такую бы парчу да на свадебное платье для принцессы. Для эльфийской королевы в самый раз. Только в Фэйре и сумеют выткать подобное совершенство тамошние длинно-палые мастерицы. Джасс залюбовалась парчовым покрывалом госпожи Зимы. Жалко разрушать совершенную красоту, но что поделать, все одно ведь растает. Джасс недолго сокрушалась и взялась за короткую лопатку. Копать пришлось долго, пока пот не стал заливать глаза. Тогда она сбросила куртку, оставшись в рыбацкой вязаной кофте, которую тоже вскоре пришлось расстегнуть.
…Теплый ветер,
добрый вечер,
месяц молодой,
загляни в мою светлицу,
двери все открой.
Распахни мое окошко,
сядем на крыльцо,
Забери мои печали,
Сердце успокой…
Песенка из тех, что не поются, а снятся, как руки матери или голос отца, которые бессознательно мурлыкают, замешивая тесто или копаясь в огороде. Славные такие песенки без начала и конца. Джасс перевела дух, откинула со лба влажные от пота пряди и поймала сомкнутыми веками робкие солнечные лучики. Ветер обнял женщину за стан, прикасаясь к разгоряченной коже почти ласково, и она позволила ему нашептывать на ухо. Весь мир был таким неизъяснимо прекрасным, щедрым и светлым, таким просторным…