Даниэль Зеа Рэй - Эльф
Проснулась она только утром, сквозь сон, ощутив терпкий и приятный аромат кофе и свежей выпечки. Тайрин приоткрыла один глаз и поняла, что на ее кровати сидит Дамьен с подносом в руках.
— Доброе утро, соня. Я принес тебе кое-что. Надеюсь, тебе понравится.
— Ты меня избалуешь. Что подумают твои мьеры, когда узнают, что Глава клана приносит мне завтрак в постель?
— Хозяйку Глава может даже целовать при всех, не говоря уже о том, чтобы приносить ей завтраки в постель.
— Я не Хозяйка, Дамьен, — застонала Тайрин. — Я — твоя любовница.
Это заявление Дамьену весьма не понравилось.
— Давай оставим эту тему, и поговорим обо всем позже.
— Хорошо, — сразу же согласилась она, и, подхватившись с постели, побежала в ванную, где и закрылась.
Потрясенный Дамьен остался сидеть с подносом на кровати.
— Что это было? — закричал он.
Послышался шум воды, и Дамьен понял, что она решила привести себя в порядок после сна. Но зачем? Она и так прекрасно выглядела, немного растрепанная, с заспанным личиком и мутными сонными глазами. Он не раз видел ее такой, и эта Тайрин вызывала в нем бурю эмоций, причем не меньшую, чем ухоженная и приглаженная после утреннего туалета.
Сама Тайрин была о своем внешнем облике совершенно другого мнения. Лицо отечное, глаза еле открываются, на щеке красное пятно, волосы сбились где-то на затылке в беспорядочную копну. 'Душ', - сказала она сама себе.
Выйдя из ванной, Тайрин вернулась к Дамьену, поцеловала его в щеку, безжалостно растерзала круассан у него на глазах, выпила кофе, и все это — стоя перед ним в ночной рубашке и не присаживаясь на кровать. Затем забрала у него из рук поднос и поставила его на пол за своей спиной.
Дамьен, молча, наблюдал за ней. Все это показалось ему весьма забавным. Что же она предпримет дальше?
Тайрин погладила себя по животу и плотоядно улыбнулась.
— Спасибо, все было очень вкусно, — промурлыкала она.
— Я рад, что тебе понравилось, — вполне серьезным тоном ответил он.
Она наклонилась к нему и поцеловала. Сначала нежно, легко, но затем, словно окончательно проснувшись, буквально набросилась на него, повалив на кровать.
— Милая, я так соскучился по тебе, — шептал Дамьен, стягивая с нее ночную рубашку и покрывая поцелуями бледное истощенное тело.
— И я соскучилась, — ответила она и застонала, когда он, раздвинув ее ноги, нашел губами сокровенный узелок.
— Дамьен…
— Да, котенок, — прошептал он, продолжая свои ласки, притягивая ее ближе к себе и поглаживая ладонями ее бедра.
Она вскрикнула и села перед ним на кровати.
— Иди ко мне, — позвала она и протянула к нему свои руки.
Он не стал медлить и, придавив ее к матрацу, попытался слиться с ней в одно целое.
— Потерпи, немного… — прошептала она, отрываясь от его рта.
Тайрин опрокинула его на спину и села сверху. Она погладила ладонями плоский упругий живот и провела языком по контуру его мышц. Аромат его кожи пробуждал в ней самые смелые желания и она, спустившись ниже, нависла над его плотью.
— Котенок? — тяжело дыша от нахлынувшего возбуждения, позвал он.
— Тш-ш-ш, — прошептала она в ответ и прикоснулась к нему пальцами.
Едва ее губы обхватили его суть, он тут же дернулся и застонал. Ей понравилась его реакция, и она прильнула к нему, обрекая на мучения под ее ласками. Поначалу, ее прикосновения были неуверенными, робкими, как тогда, в первый раз, но по мере того, как его наслаждение усиливалось, она стала вытворять с ним все, на что хватало фантазии. Дамьен выгибался, подавался вперед, стонал, и когда понял, что больше не выдержит без ее тепла, податливости, вздохов и криков, сел в постели, подхватил ее и притянул к себе. Она обвила его бедрами, руками сковала шею, прильнула всем телом, вобрала в себя и задвигалась.
— Котенок…
— Да…
— Я люблю тебя. Ты знаешь, как сильно я люблю тебя?
— Дамьен…
— Я боялся, что больше никогда не смогу прикоснуться к тебе. Я просыпался по ночам от того, что не мог прижать тебя к себе. Я больше не хочу просыпаться один. Это слишком тяжело для меня. Без тебя мне слишком тяжело.
— Я люблю тебя, Дамьен, — прошептала она и расплакалась.
Он остановился. Она на самом деле начала рыдать, и каждый ее судорожный вдох отражался в нем болью, когда она с силой сжимала его плоть. Но он терпел. Он молчал, поглаживая ее по волосам и понимая, что только теперь она смогла выплеснуть все то, что так долго держала в себе.
— Тайрин, милая…
— Я так люблю тебя, что это пугает, понимаешь? Мама! Ее проклятые правила! Я так устала! Я хочу любить тебя, хочу быть с тобой, хочу ребенка от тебя! Боже, я никогда не думала о детях! Я, бесплодное, жалкое существо, со странными ушами и пугающими глазами, хочу ребенка от любимого мужчины! Только теперь я чувствую себя красивой. Это ты заставляешь меня ощущать себя такой. Дамьен… Я чувствую себя такой слабой рядом с тобой, и понимаю, что сильной не хочу больше быть…
Всхлипывания прекратились, и Дамьен почувствовал себя значительно лучше. Он по-прежнему был с ней одним целым, и ее тепло ее тела все еще согревало его.
— Котенок… — прошептал он и совершил свой первый толчок.
Она охнула и прижалась к его шее своими губами. Снова движение. Тайрин запустила пальцы в его волосы и вобрала остроконечный кончик его уха в свой рот. Опять движение, и она, прижавшись к нему, что было силы, задвигалась навстречу.
Он нашел ее губы и не отпустил их, пока она не стала вскрикивать.
— Я тоже хочу ребенка, Тайрин, — прошептал он ей на ухо. — Ты примешь меня с моим кланом? Ты выйдешь за меня, котенок?
— Да-а-а, — простонала она, и зашлась судорогой в его руках.
Он в последний раз заполнил ее тело и, без тени сомнения, подарил ей ту самую жизнь, о которой она говорила.
* * *— У тебя такие красивые ушки, — прошептал Дамьен много минут спустя, прижимая Тайрин к себе и покусывая мочку ее ушка.
Тайрин засмеялась.
— Почему ты смеешься? Ты не веришь мне? У тебя самые красивые ушки на Свете.
— Я всегда стеснялась своих ушей, Дамьен. Одно время даже подумывала об операции, чтобы исправить их форму, но потом подумала о том, что этим самым все равно ничего не изменю. Всегда на меня будут смотреть из зеркала странные бесцветные глаза, а кожа будет такой бледной, что другие будут принимать меня за альбиноса и посмеиваться за спиной, как это делали мои однокурсники. Я видела в этом лишь внешнее проявление уродства. Настоящее было скрыто внутри, в отсутствии каких бы то ни было эмоций по отношению к окружающим меня людям, в отвращении к прикосновениям и сексуальной близости, в отсутствии менструации, а значит и бесплодию. Я и жила-то, собственно, только для того, чтобы найти убийцу матери.
